{6}. А когда мы объяснили…
Сидя за рулём медленно движущейся машины, Боб Арктур забыл про теоретические материи и снова прокрутил в голове тот случай, который произвёл на всех них неизгладимое впечатление. Изящная, аппетитная цивилка в свитере с горлом, брюках клёш, с соблазнительно покачивающимися буферами хотела, чтобы они убили громадную безвредную сикараху, которая вообще-то приносила пользу, уничтожая москитов, — и это в тот год, когда в Оранжевом округе ожидалась эпидемия энцефалита. После того как они посмотрели на страшного зверя и объяснили девушке, что к чему, она произнесла фразу, которая стала для них чем-то вроде пародийного девиза, пугающего и презренного:
ЕСЛИ Б Я ЗНАЛА, ЧТО ОН БЕЗВРЕДНЫЙ,
Я БЫ САМА ЕГО УБИЛА.
Эта фраза была (и осталась) для них квинтэссенцией того, что все они ненавидели в своих врагах-цивилах — если считать цивилов врагами. По крайней мере, хорошо образованная, обладавшая едва ли не всеми материальными благами персона по имени Тельма Корнфорд стала врагом в то самое мгновение, как это произнесла. К полной растерянности девушки, все они тут же высыпали из её прекрасно обставленной квартиры, направляясь в свой загаженный дом. Пропасть между их миром и её проявилась во всей своей непреодолимости — и никуда не делась, сколько бы они ни рассуждали насчёт того, как неплохо было бы эту самую Тельму трахнуть. Её сердце, размышлял Боб Арктур, было пустой кухней: кафель на полу, водопроводные трубы, сушилка с истёртым поддоном и один бесхозный стакан на краю раковины, до которого никому не было дела.
Как-то раз, ещё до того, как он погрузился исключительно в работу тайного агента, Арктуру довелось брать страховой взнос у пары относящихся к высшим слоям общества, процветающих цивилов, у которых за время их отсутствия вынесли чуть ли не всё барахло — очевидно, торчки. В те времена подобные люди ещё проживали в районах, где бродячие воровские кодлы пёрли всё, что не приколочено. Профессиональные кодлы, один из членов которых обязательно стоял на стрёме километрах в двух дальше по улице, наблюдая, не вернутся ли жертвы. Арктур вспомнил, как тот мужчина и его жена хором говорили: «Люди, которые взламывают ваш дом и забирают ваш цветной телевизор, из той же породы преступников, что убивают животных или портят бесценные произведения искусства». Нет, отозвался тогда Боб Арктур, прервав ненадолго регистрацию их вклада, почему вы так считаете? Как раз наркозависимые, по крайней мере из его опыта, редко вредили животным. Он был свидетелем тому, как торчки долго кормили и ухаживали за ранеными животными, тогда как цивилы скорее всего дали бы этих животных «усыпить». Таков был цивильный термин, а также давнишний термин мафии для убийства. Однажды Арктур помогал двум совершенно выпавшим торчкам в тяжком и печальном процессе вызволения застрявшей в разбитом окне кошки. Торчки, едва ли способные видеть и понимать что-то ещё, битый час ловко и терпеливо трудились, пока кошка наконец не оказалась на свободе и, слегка кровоточа, спокойно устроилась у них на руках. Кровоточили, впрочем, все они — и кошка, и наркоманы — один тип в доме вместе с Арктуром, другой снаружи, где из окна торчали жопа и хвост. В конечном счёте кошка освободилась без серьёзных ран, а потом они её покормили. Торчки понятия не имели, чья это кошка. Очевидно, она проголодалась и через их разбитое окно почуяла запах пищи — и, в конце концов, не сумев привлечь их внимание, попыталась туда запрыгнуть. Торчки в упор не замечали кошку, пока та не начала вопить, а уж тогда они ради неё забыли на время разные свои глючные номера и фантазии.
Насчёт «бесценных произведений искусства» Арктур не был слишком уверен, потому как не вполне понимал, что сие означает. Во время вьетнамской войны в Май-Лай четыреста пятьдесят бесценных произведений искусства были подчистую уничтожены по приказу ЦРУ — бесценные произведения искусства плюс рогатый скот, куры с цыплятами и прочие животные, не внесённые в список{7}. Когда Арктур об этом задумывался, он всегда становился малость дурканутым, и ему уже было сложно рассуждать по поводу музейных полотен и тому подобного.
— Как вы думаете, — произнёс он, старательно ведя машину, — когда мы умрём и в Судный День предстанем перед Богом, наши грехи будут перечисляться в хронологическом порядке или в порядке их тяжести? А если в порядке их тяжести, то в восходящем или нисходящем? Или по алфавиту? Просто мне неохота, чтобы, когда я в возрасте восьмидесяти шести лет загнусь, Бог начал мне бухтеть: «Стало быть, ты тот самый пацан, что в 1962 году стырил три бутылки из грузовика с кока-колой, когда тот припарковался у универсама 7-11, и тебе придётся в темпе всё это объяснить».
— Думаю, там будут перекрёстные ссылки, — сказал Лакман. — И Бог не будет тебе ничего бухтеть. Ему что, больше заняться нечем? Тебе просто дадут компьютерную распечатку, где будет вся длинная колонка уже просуммированных грехов.
— Грех, — хихикая, заметил Баррис, — это жидовско-христианский миф, давно устаревший.
— Может статься, — прорычал Арктур, — все твои грехи соберут в одну большую бочку для солений… — тут он обернулся, чтобы сверкнуть глазами на антисемита Барриса, — бочку для кошерных солений. А потом просто поднимут её и внезапно выплеснут всё содержимое тебе в морду. И ты будешь просто стоять и обтекать собственными грехами. Хотя туда как пить дать по ошибке попадёт и пара-другая чужих.
— Не совсем чужих, — уточнил Лакман. — Другого человека с тем же именем и фамилией. Другого Роберта Арктура. Как мыслишь, Баррис, сколько всего на свете Робертов Арктуров? — Он пихнул Барриса локтем. — Могут компьютеры Калифорнийского технологического нам это сказать? А заодно, раз уж они этим займутся, собрать досье и на всех Джимов Баррисов?
Сколько всего на свете Бобов Арктуров? — подумал Боб Арктур. Мысль завёрнутая и идиотская. Могу только двух вспомнить, решил он. Причём один, по имени Фред, будет следить за другим, по имени Боб. За тем же самым человеком. Или нет? Действительно ли Фред — то же самое, что и Боб? Кто может это знать? Это могу знать только я. Ведь я единственный в мире, кто знает, что Фред — это Боб Арктур. И всё-таки, подумал он, кто я такой? Который из них я?
Остановившись у подъездной дорожки, они осторожно направились к передней двери. Дверь была не заперта, а баррисовская записка осталась на месте, однако внутри дом казался таким же, каким они его оставили.
Баррис мгновенно взбурлил подозрениями.
— Так-так, — пробормотал он, войдя в дом. Быстро протянув руку к самому верху книжной полки у двери, он вытащил оттуда свою смехотворную пушку 22-го калибра. Затем Баррис застыл с пистолетом в руке, пока Арктур с Лакманом ходили и смотрели, как и что. Животные набросились на них с шумными просьбами хавки.
— Ну что ж, Баррис, — сказал Лакман, — теперь я вижу, что ты был прав. В доме определённо кто-то побывал. Это совершенно ясно — правда, Боб? Поразительно скрупулёзное сокрытие всех признаков, по которым можно было бы распознать чьё-то присутствие, со всей очевидностью указывает на их… — Тут он возмущённо пёрнул и пошёл на кухню посмотреть в холодильнике банку пива. — Да, Баррис, — бросил он от холодильника, — тебя капитально наебали.
По-прежнему бдительно осматриваясь с пистолетом в руке, Баррис проигнорировал это замечание и не оставил попыток обнаружить предательские следы. Может, он их и найдёт, наблюдая за ним, подумал Арктур. Спецы вполне могли хоть что-то после себя оставить. Любопытно, подумал он затем, как паранойя способна порой ненадолго увязываться с реальностью. В таких особых ситуациях, как сегодняшняя. Дальше Баррис рассудит, что я намеренно выманил всех из дома, чтобы позволить тайным гостям сделать своё чёрное дело. Потом он разберётся с тем, кто они, зачем здесь побывали и так далее. Вполне возможно, он уже с этим разобрался. По сути, уже давно; достаточно давно, чтобы затеять порчу цефаскопа, машины и ещё Бог знает чего. Может статься, когда я включу свет в гараже, дом вдруг загорится. Главное сейчас, впрочем, побывала ли здесь бригада по установке жучков, смонтировала ли мониторы и закончила ли всё, что намечалось. Об этом Арктур не мог узнать до разговора с Хэнком, когда Хэнк обеспечит его подробной схемой расположения мониторов, а также сообщит о месте обработки магнитных барабанов. И разной дополнительной информацией, которую шеф бригады по установке жучков вместе с другими экспертами, задействованными в операции, захотят ему отгрузить. В процессе их совместной игры против Боба Арктура, подозреваемого.
— Смотрите! — вдруг воскликнул Баррис. Он склонился над пепельницей на кофейном столике. — Идите сюда! — позвал он их обоих, и Арктур с Лакманом быстро подошли.
Протянув руку к пепельнице, Арктур почувствовал идущее от неё тепло.
— Горячий хабарик, — с изумлением произнёс Лакман. — Зуб даю.
Блин, подумал Арктур. Они и правда просрались. Кто-то из бригады покурил, а затем машинально сунул сюда окурок. Выходит, они только-только ушли. Пепельница, как всегда, была переполнена, и член бригады, наверное, решил, что окурок очень скоро остынет, а добавки никто не заметит.
— Так-так, посмотрим, — пробормотал Лакман, ковыряясь в пепельнице. Затем он выудил из груды сигаретных хабариков окурок косяка. — Вот что горячее. Этот хопец. Они засмолили косяк, пока тут были. Но чем они тут занимались? Какого чёрта они тут делали? — Хмурясь, он озирался, злой и озадаченный. — Блин, Боб, — а ведь Баррис оказался прав. Тут кто-то был! Этот хопец ещё горячий, и даже запах идёт… — Лакман сунул окурок Арктуру под нос. — Да, там внутри ещё тлеет. Семечко, наверное. Они плохо перебрали, прежде чем забить.
— Этот окурок, — так же мрачно заметил Баррис, — не мог быть оставлен случайно. Эта улика не может быть оплошностью.
— Что же это тогда? — поинтересо