— Нет, — ответила девушка. — Нет. — Она шла прямо на него, и Чарльз Фрек попятился, потому как девушка откровенно целилась ему в живот коротким ножом. — Исчезни, — сказала она, продолжая двигаться вперёд, не сбавляя шага и ни секунды не колеблясь.
— Да послушай, — отважился Чарльз Фрек. — Мы с тобой у него дома познакомились. — Всего ножа он не видел — только самый кончик лезвия, — но точно знал, что там нож. Она сейчас его пырнёт и пойдёт себе дальше. Протестуя, он продолжал пятиться. Нож девушка держала так незаметно, что остальным пешеходам наверняка ничего не было видно. Но Чарльз Фрек прекрасно всё видел — нож шёл прямо ему в живот, пока она без колебания приближалась. Тогда он отступил в сторону, и девушка молча проследовала дальше.
— Бл-лядь! — рявкнул он ей в спину. Я точно знаю, что это Донна, подумал Чарльз Фрек. Она просто не врубилась, кто я, и что мы с ней знакомы. Приссала, наверное, — испугалась, что я ей вдуть намылился. Приходится осторожничать, подумал он, когда к незнакомой тёлке на улице подходишь. Они теперь все заранее готовы. С ними много чего приключилось.
А ножичек-то паршивый, подумал Чарльз Фрек. Тёлкам такие ни к чему; любой парень вывернет кисть вместе с лезвием ей в живот, когда захочет. Я бы лично запросто. Если бы и правда хотел ей вдуть. Он так там и стоял, возмущаясь. Нет, я точно знаю, что это Донна, снова подумал он.
Уже собираясь направиться обратно к машине, Чарльз Фрек вдруг понял, что девушка вышла из потока пешеходов и остановилась, молча на него глазея.
Тогда он осторожно подошёл к ней.
— Как-то вечером, — объяснил Чарльз Фрек, — мы с Бобом и ещё с одной девушкой раздобыли несколько старых альбомов Саймона и Гарфункеля, и ты тоже там сидела… — Она тогда усердно заполняла капсулы первоклассной смертью — одну за другой. Час с лишним. «Эль Примо. Нумеро Уно: Смерть». А когда закончила, то положила перед каждым по капсуле, и они их дружно глотнули. Все вместе. Кроме неё. Я только торгую, сказала она тогда. Если начну глотать, всю прибыль сожру.
— А я думала, ты хочешь сбить меня с ног и трахнуть, — призналась девушка.
— Да нет же, — запротестовал Чарльз Фрек. — Я просто подумал, не хочешь ли ты… — Он замялся. — Ну, типа прокатиться. — Тут до него вдруг дошло. — Как так трахнуть? — ошалело спросил он. — Прямо на тротуаре? Средь бела дня?
— Может, в парадняке. Или в машину меня затащишь.
— Но я же тебя знаю, — запротестовал Чарльз Фрек. — Да и Арктур меня за такие фокусы замочит.
— Ну, я тебя не узнала, — объяснила Донна. — Я типа близорука.
— Контактные линзы надо носить. — Какие у неё глаза чудесные, подумал он. Большие, тёмные, тёплые. Стало быть — она не на дозняке.
— Линзы у меня были. Но одна упала в чашу с пуншем. В кислотный пунш, на торчковой тусовке. И, понятное дело, утонула. А потом какой-то мудак осушил чашу и выпил мою линзу. Надеюсь, она вкусная — я за эти линзы тридцать пять баксов выложила.
— Хочешь, подвезу, куда тебе надо?
— Ты же меня в машине трахнешь.
— Не-е, — помотал головой Чарльз Фрек. — Да я сейчас и не могу — последние пару недель. Наверное, мне что-то в корм подмешивают.
— Рада слышать, но мне уже такое грузили. Все вечно меня трахают. — Она тут же исправилась: — По крайней мере, пытаются. Вот что значит быть девушкой. Прямо сейчас я преследую одного парня в судебном порядке. За приставание и оскорбление действием. Мы требуем денежное возмещение в размере сорока тысяч.
— А что он конкретно сделал?
— За сиську меня схватил, — ответила Донна.
— Ну, это на сорок тысяч не потянет.
Они вместе побрели к его машине.
— У тебя есть что продать? — спросил Чарльз Фрек. — Мне совсем хреново. Блин, у меня почти что голяк. Ни черта нет, если вдуматься. Мне бы хоть немного. Есть у тебя хоть чуть-чуть?
— Немного я достану.
— Колёса, — уточнил он. — Я не ширяюсь.
— Ага. — Донна сосредоточенно кивнула. — Но видишь, какое дело — прямо сейчас и правда голяк… Запас временно истощился. Наверное, ты уже просёк. Очень много я тебе не достану, но…
— Когда? — перебил Чарльз Фрек. Они уже добрались до машины; он остановился, открывая дверцу, потом залез внутрь. С другой стороны влезла Донна. Они сели бок о бок.
— Послезавтра, — сказала Донна. — Если смогу изловить того парня. Думаю, смогу.
Блин, подумал он. Послезавтра.
— А раньше? Типа — сегодня вечером?
— Самое раннее — завтра.
— И почём?
— Шестьдесят долларов за сотню.
— Блин! — возмутился он. — Это же грабёж!
— Зато они суперские. Я их и раньше у него брала; пойми, это не то, чем обычно торгуют. Можешь мне на слово поверить — они того стоят. Вообще, когда могу, я скорее предпочитаю брать товар у него, чем у кого-то другого. Но они у него не всегда есть. А сейчас он, похоже, только-только на юг смотался. На днях вернулся. Он сам их берёт, так что я точно знаю, что они классные. И тебе не придётся платить вперёд. Только когда я их достану. Идёт? Я тебе доверяю.
— Я и так никогда вперёд не плачу, — заметил Чарльз Фрек.
— Иногда приходится.
— Идёт, — согласился он. — Тогда раздобудешь мне хотя бы сотню? — Тут Чарльз Фрек попытался стремительно прикинуть, сколько он сможет взять. За два дня он, может статься, наскребёт сто двадцать долларов и тогда возьмёт у неё двести таблеток. А если тем временем подвернётся сделка повыгодней, с другими, у кого окажется, он запросто плюнет на Донну и купит там. Вот как клёво было вперёд не платить. А кроме того, и не кинут.
— Повезло тебе, что ты на меня наткнулся, — сказала Донна, когда он завёл машину и с трудом вписался в общий поток. — Примерно через час у меня стрелка с одним типом, и он, скорее всего, запросил бы всё, что я смогу раздобыть… Тогда бы тебе ничего не светило. А так — сегодня твой день. — Она улыбнулась, и Чарльз Фрек тоже.
— Хорошо бы ты их пораньше достала, — сказал он.
— Если достану… — Открыв сумочку, Донна вынула оттуда блокнотик и ручку, на которой было оттиснуто БАТАРЕЙНОЕ ПИТАНИЕ «ИСКРА». — Как мне тебя найти? И я забыла, как тебя зовут.
— Чарльз Б. Фрек, — сообщил он. Потом дал свой номер телефона — не свой, конечно, а номер одного знакомого цивила, чьим телефоном в таких случаях пользовался. Донна всё старательно записала. С каким трудом она пишет, подивился Чарльз Фрек. Щурится и медленно-медленно корябает… Теперь таких девчонок всякой хрени в школах не учат, подумал он. У, обормотка неграмотная. Зато одно загляденье. Ладно, пусть читать-писать не умеет — хрен ли с того? Что для тёлки важно — так это такие вот буфера.
— А знаешь, я тебя, кажется, помню, — сказала Донна. — Типа того. Тот вечер теперь как в тумане; мне как-то не по себе было. Я только помню, что засыпала порошок в эти капсулки от реланиума. Сам реланиум мы на хрен выбрасывали. Я тогда, кажется, половину просыпала. В смысле, на пол. — Она задумчиво смотрела на него, пока он крутил баранку. — А ты вроде как ничего, — продолжила она затем. — Ты и дальше покупать будешь? Тебе потом ещё захочется?
— Ясное дело, — отозвался Чарльз Фрек прикидывая, не удастся ли сбить цену, когда он с ней в другой раз встретится. Прикинул и решил, что удастся. В любом случае он выигрывал. То есть так и так очки набирал.
Счастье, подумал Чарльз Фрек, это когда ты знаешь, что достал немного колёс.
И день за окнами машины, и занятые прохожие, и солнечный свет, и общая кутерьма — всё это струилось мимо незамеченным. Чарльз Фрек был счастлив.
Надо же, какую пруху можно по чистой случайности обнаружить — по сути, из-за того, что чёрно-белый без особого умысла за ним пристроился. Новый, нежданный источник Вещества С! Чего же тогда ещё от жизни просить? Теперь Чарльз Фрек может спокойно рассчитывать на ближайшие две недели, почти на полмесяца, прежде чем загнётся или почти загнётся — лишение Вещества С делало из этих двух состояний одно и то же. Две недели! Сердце воспарило, и на какой-то момент Чарльз Фрек почуял вплывающий в открытые окна машины аромат краткого весеннего возбуждения.
— Хочешь, поедем с Джерри Фабином повидаемся? Я отвожу груз его барахла в третью федеральную клинику, куда его прошлой ночью забрали. Перевожу понемногу за раз, потому как есть шанс, что его оттуда выпустят. В лом будет потом всё назад перетаскивать.
— Мне с ним лучше не видеться, — пробормотала Донна.
— Так ты его знаешь? Джерри Фабина?
— Джерри Фабин думает, что это я первая его сикарахами заразила.
— Тлями.
— Ну, тогда он сам не знает, что это такое. Нет, мне лучше от него подальше. В прошлый раз, когда мы с ним виделись, он просто взбесился. Это всё активные центры рецепторов у него в мозгу — я, по крайней мере, так думаю. Похоже на то — судя по тому, что теперь в государственных брошюрах пишут.
— Это ведь уже не восстановишь, да? — спросил он.
— Не восстановишь, — подтвердила Донна. — Это необратимо.
— Люди в клинике сказали, что мне позволят с ним видеться. И они считают, что он сможет типа работать. Ну, это самое… — Чарльз Фрек сделал малопонятный жест. — Это самое, значит… — Он повторил жест. Сложно было подыскать слова для того, что он хотел сказать о своём друге.
Взглянув на него. Донна поинтересовалась:
— А у тебя, часом, речевой центр не повреждён? В твоей — как бишь её? — затылочной доле?
— Нет, — решительно отрезал он.
— А вообще — есть тут какие-то поражения? — Она похлопала себя по голове.
— Нет, это просто… ну, это самое. Мне трудно про эти злоебучие больницы говорить. Клиники нейроафазии у меня просто в печёнках сидят. Было дело, навещал я там одного парня — так он пытался воском полы натирать. Ему сказали, что он хрен воском полы натрёт, то есть он не мог просечь, как это делается… Что меня достало, так это что он всё пытался и пытался. Причём не час-другой-третий. Когда я через месяц снова приехал, он всё ещё пытался. Снова и снова — как в тот раз, когда я впервые там его навещал. Он всё не мог просечь, почему у него не выходит. Я помню выражение его лица. Он был уверен, что всё у него получится, если он будет пытаться врубиться в то, где он просерается. Он всё спрашивал и спрашивал: «Что я не так делаю?» И никак ему было не объяснить. То есть ему втолковывали — блин, да я сам ему втолковывал, — и как от стенки горох.