И даже если судебные психиатры сочтут его полностью выгоревшим, умопомешанным и навеки упакуют в дурку, кто-то из нас умрёт. К примеру Донна, подумал он. Быть может, она обкурится гашем и забредёт туда, ища меня и весенние цветочки, которые я ей обещал. А Баррис предложит ей чашку желе, которое он сам по особому рецепту приготовил, — и десять дней спустя она будет биться в агонии в блоке интенсивной терапии, и тогда уже ничего не поможет.
Если это случится, я вскипячу его в «драно», подумал он, в ванне с горячим «драно». Буду там держать, пока одни кости не останутся. А кости потом отправлю по почте его матери или детишкам, если они у такой сволочи есть. Если же нет, я брошу эти блядские кости бродячим псам. Хотя его дельце с той маленькой девчушкой всё равно будет обделано.
Прошу прощения, мысленно обратился Фред к другим шифрокостюмам. Где бы мне в такое позднее время раздобыть пятидесятикилограммовую банку «драно»?
Всё, достаточно, подумал он и включил голосканеры, чтобы больше не навлекать на себя неодобрения других шифрокостюмов в безопасной квартире.
В кубе второго монитора Баррис обращался к пьяному в дугу Лакману, который, судя по всему, не так давно ввалился в переднюю дверь.
— В Соединённых Штатах, — втолковывал Баррис Лакману, пока тот пытался найти дверь спальни, чтобы наконец вырубиться в свои кошмары, — больше зависимых от алкоголя, чем от всех прочих видов наркотиков. А поражение мозга вкупе с поражением печени от некачественного алкоголя…
Лакман исчез за дверью, даже не заметив на своём кривом пути никакого Барриса. Фред мысленно пожелал ему удачи. И тут же подумал, что это малоподходящая линия поведения. Потому как гнида в зелёных очках так там и осталась.
Зато теперь и Фред был здесь. Хотя Фред получает всё лишь задним числом. Разве что, подумал он, разве что я стану гонять голокассеты в обратную сторону. Тогда я окажусь там первым. Мои ходы будут предшествовать ходам Барриса. Если он вообще решит для начала проделать что-то со мной.
А затем на передний план вышла другая сторона его головы — и заговорила с ним гораздо спокойнее, словно другое «я» с более простым сообщением насчёт того, как справиться с ситуацией.
«Первым делом, — сказало ему второе „я“, — надо завтра рано утром отправиться на Харбор, выкупить и забрать у слесаря чек. Сделай это в самом начале — прежде чем займёшься чем-то ещё. Пусть хоть там всё устаканится. А как с этим разделаешься, займись другими, более серьёзными вещами. Ага?» Ага, подумал он. Это наконец оторвёт меня от составления перечня ущерба. Именно отсюда следует начать.
Он принялся быстро крутить кассету вперёд, дальше и дальше, пока по счётчикам не вышло, что там должен демонстрироваться ночной дом, когда все спят. Так получался предлог закончить здесь свой рабочий день.
Свет по всему дому был выключен, сканеры работали на инфракрасном. Лакман лежал в постели у себя в комнате; Баррис у себя; Арктур у себя в комнате лежал рядом с тёлкой. Оба спали.
Так-так, подумал Фред, посмотрим. Конни, как там её. В наших компьютерных досье она проходит как тяжёлая наркоманка, приторговывающая собой и наркотиками. Первостатейная дрянь.
— Вообще-то за сексуальными связями твоего субъекта тебе наблюдать не обязательно, — заметил один из шифрокостюмов, немного постояв у него за спиной, а затем проходя дальше.
— Большое облегчение, — отозвался Фред, стоически наблюдая за двумя лежащими в постели фигурами; на самом деле его голова была занята предстоящим визитом к слесарю. — Всегда терпеть не мог…
— Очень приятно делать, — согласился шифрокостюм, — но не слишком приятно наблюдать.
Арктур спит, подумал Фред. Со своей шлюхой. Что ж, можно сворачиваться; когда проснутся, они ещё наверняка потрахаются — но на сегодня это уже всё.
Тем не менее он продолжал наблюдать. Вид спящего Боба Арктура… спит и спит, подумал он, час за часом. И тут Фред приметил кое-что, чего раньше не замечал. А ведь там не кто иная, как Донна Готорн! — подумал он. Там, в одной постели с Арктуром.
Это никак не вяжется, подумал Фред и потянулся переключить сканеры. Перекрутил плёнку назад, затем снова пустил вперёд. Боб Арктур с тёлкой, но не с Донной. С наркоманкой Конни! Он был прав. Эти двое лежали в постели бок о бок, оба спали.
А затем, прямо на глазах у Фреда, жёсткие черты лица Конни стали расплываться и перетекли в мягкие, нежные черты лица Донны Готорн.
Он снова отключил кассету. Просто сидел, озадаченный. Ничего не понимаю, подумал он. Это же… как там это называется? Типа наплыв! Киношная техника. Блин, что же это такое? Предварительная редакция для телепросмотра? Режиссёрская редакция, с использованием визуальных спецэффектов?
Фред снова прокрутил плёнку назад, затем пустил вперёд. Едва заметив изменение черт лица Конни, остановил воспроизведение, оставляя голограмму заполненной одним стоп-кадром.
Затем он покрутил увеличитель. Все остальные кубы отключились; из прежних восьми образовался один громадный. Единственная ночная сцена: неподвижно лежащий в постели Боб Арктур, а рядом с ним такая же неподвижная девушка.
Поднявшись со стула, Фред вошёл в голокуб, в трёхмерную проекцию, и встал рядом с постелью, чтобы внимательно рассмотреть лицо девушки.
Где-то на полпути, решил он. Ещё наполовину Конни; уже наполовину Донна. Пожалуй, мне лучше передать это в лабораторию, решил он; пусть займутся эксперты. Меня какой-то хитрой плёнкой отоварили.
Но кто? — задумался Фред. Выйдя из голокуба, он сжал его и восстановил восемь маленьких. Затем просто сел, размышляя.
Кто-то вставил туда фальшивую Донну. Наложил поверх Конни. Использовав технику наплыва, сфабриковал доказательство того, что Арктур спал с Донной Готорн. Зачем? Хороший специалист может проделать такое с аудио-и видеокассетой, а теперь, как выясняется, и с голокассетой. Довольно сложно, однако…
Если бы тут произошло включение-выключение, подумал Фред, остался бы только краткий фрагмент сканирования, показывающий Арктура в постели с девушкой, которую он, скорее всего, никогда в эту постель не затаскивал и никогда не затащит. Но вот она, эта сцена — здесь, на голокассете.
Или, возможно, тут визуальная помеха, электронный сбой. То, что у них «печатью» называется. Голопечать — из одного фрагмента кассеты в другой. Если кассета сидит слишком долго, если первоначальный уровень записи достаточно высок получается перекрёстная печать. Чёрт побери, подумал он. Эта штука впечатала сюда Донну из какого-то предыдущего или последующего фрагмента — возможно, из сцены в гостиной.
Хотелось бы больше знать о технической стороне всех этих дел, размышлял Фред. Пожалуй, мне лучше приобрести на этот счёт лучшую подготовку и не опережать события. Туг может быть вроде того, как порой просачивается другая радиостанция, накладываясь на…
Взаимные помехи, решил он. Наверняка случайные.
Как вторичные изображения на телеэкране. Функциональное несрабатывание. Ненадолго включился преобразователь.
Он снова перекрутил плёнку. Опять Конни, которая так и осталась Конни. А затем… затем Фред снова увидел, как туда вплавляется лицо Донны, и на сей раз спящий рядом с ней мужчина, Боб Арктур, ненадолго проснулся и резко сел, шаря вокруг себя в поисках лампы. Лампа упала на пол — а Арктур так и сидел, не отрывая глаз от лица спящей девушки — от лица Донны Готорн.
Когда лицо Конни опять просочилось на место, Арктур заметно расслабился — в конце концов лёг обратно и забылся сном. Но очень беспокойным.
Н-да, подумал Фред, теперь от теории «технической интерференции» камня на камне не осталось. И от «печати», и от «взаимных помех». Арктур тоже это увидел. Проснулся, увидел, поглазел, затем сдался.
Господи Боже, подумал Фред и полностью отключил всё оборудование.
— Пожалуй, на сегодня достаточно, — объявил он и неуверенно поднялся. — Мне хватило.
— Что, крутого секса насмотрелся? — спросил соседний шифрокостюм. — Ничего, к этой работе привыкают.
— Я к этой работе никогда не привыкну, — сказал Фред. — Зуб даю.
Глава одиннадцатая
На следующее утро, подъехав на такси, поскольку теперь ремонту подлежал не только его цефаскоп, но и машина, Боб Арктур появился перед дверью «Замочных дел мастера Энгельсона» с сорока баксами в кармане и большой тревогой на сердце.
Мастерская оказалась старой и деревянной, с более современной вывеской и множеством всяких латунных прибамбасов в окнах: затейливые почтовые ящики, хитрые дверные ручки в форме человеческих голов, громадные бутафорские ключи из чёрной жести. Арктур вошёл в полумрак. Как в доме у торчка, подумал он, по достоинству оценивая иронию.
У прилавка, где высились две машины для нарезки ключей, а со стеллажей свисали тысячи заготовок, его приветствовала полная пожилая дама.
— Слушаю, сэр? Доброе утро.
— Я пришёл, — сказал Арктур, — чтобы…
Ihr Instrumente freilich spottet mein,
Mit Rad und Kämmen, Walz’ und Bügel:
Ich stand am Tor, ihr solltet Schlüssel sein;
Zwar euer Bart ist kraus, doch hebt ich nicht die Riegel.[1]
— …расплатиться за мой чек, возвращённый банком. Кажется, он на двадцать долларов.
— Ах, да. — Дама любезно достала запертый металлический сундучок, поискала к нему ключ, а затем выяснила, что сундучок не заперт. Открыв его, она сразу же нашла чек с прикреплённой к нему запиской. — Мистер Арктур?
— Да, — подтвердил он и достал деньги.
— Всё верно, двадцать долларов. — Открепив записку от чека, дама принялась прилежно на ней строчить, указывая, что клиент явился и выкупил чек.
— Очень сожалею, — извинился перед ней Арктур, — но по досадной ошибке я выписал чек на уже закрытый счёт вместо ныне действующего.
— Угу. — Не отрываясь от письма, дама улыбнулась ему и кивнула.
— Был бы также весьма вам благодарен, — продолжил он, — если вы скажете вашему супругу, который на днях мне звонил…