На финише — а проект так и назывался, «Финиш», — Арктур столкнётся с кем-то в положении настолько высоком, что его будет смысл арестовывать. Конкретно это означало лицо осведомлённое — либо находящееся в непосредственном контакте с производителем, либо обслуживающее поставщика, лично знакомого с источником.
В отличие от других наркотиков Вещество С, по всей видимости, имело один-единственный источник. Оно было синтетическим, неорганическим, а следовательно, изготавливалось в лаборатории. Его можно было синтезировать, и федеральные эксперименты на сей счёт уже проводились. Однако сами составляющие Вещества С происходили от сложных веществ, которые почти в равной мере сложно было синтезировать. Теоретически его мог производить любой, кто, во-первых, имел в своём распоряжении формулу, а во-вторых, технологические возможности для обустройства фабрики. Но на практике цена всего этого оказывалась просто фантастической. Тем не менее изобретатели и распространители Вещества С продавали его так дёшево, что отпадала всякая возможность эффективной конкуренции. А широкое распространение предполагало, что, несмотря на существование одного-единственного источника, оно имело разветвлённую схему — скорее всего, целый ряд лабораторий в нескольких ключевых зонах, по одной рядом с каждым крупным урбанистическим центром в Северной Америке и Европе. Почему ни одна из лабораторий до сих пор не была обнаружена, оставалось полной загадкой; однако вывод, как публичный, так и находящийся под завесой секретности, был таков, что «Агентство В. С.» — как власти произвольно его нарекли — настолько глубоко проникло как в местные, так и федеральные правоохранительные органы, что всякий, кому удавалось узнать хоть что-то полезное о его деятельности, вскоре либо переставал этим интересоваться, либо исчезал.
В настоящее время у Арктура, естественно, имелось несколько других тропок помимо Донны. Несколько других торговцев, на которых он также последовательно давил количественным увеличением закупок. Но поскольку Донна была его девушкой — или, по крайней мере, ему хотелось на это надеяться, — с ней всё оказывалось гораздо проще. Навещать её, разговаривать с ней по телефону, приглашать на свидания, провожать домой — всё это помимо прочего приносило Арктуру удовольствие. В определённом смысле это была линия наименьшего сопротивления. Если тебе нужно за кем-то следить и о ком-то докладывать, это вполне могут быть люди, с которыми ты и так видишься; выходит меньше подозрений и меньше напряга. А если ты не виделся с ними достаточно часто до начала наблюдения, постепенно тебе так или иначе приходилось это делать — и в итоге получалось то же самое.
Войдя в телефонную кабинку, он позвонил.
«Дзинь-дзинь-дзинь».
— Алло, — сказала Донна.
Все телефоны-автоматы в мире прослушивались. А если где-то какой-то не прослушивался, значит, нужная бригада ещё просто до него не добралась. Подслушанные разговоры электронно загружались на бобины-накопители в центральной точке, и примерно раз в два дня информация передавалась сотруднику, который таким образом, не выходя из своего кабинета, прослушивал множество телефонов-автоматов. Он просто отзванивал на магнитные барабаны-накопители, и они по сигналу воспроизводили записи разговоров, пропуская пустую плёнку. Большинство звонков оказывались безвредными. Сотрудник мог с лёгкостью распознать те, где был какой-то подтекст. Это была его профессия. Именно за это ему платили. Некоторые сотрудники, естественно, оказывались в этом отношении лучше прочих.
Следовательно, непосредственно во время разговора Арктура с Донной их никто не подслушивал. Воспроизведение могло состояться самое раннее на следующий день. Если они обсуждали что-то откровенно нелегальное и контролирующий сотрудник это ловил, могли быть сделаны «отпечатки голоса». Так что им просто требовалось держаться в определённых рамках. В диалоге по-прежнему можно было распознать торчковый сговор. Однако здесь вступала в силу определённая государственная экономия. Не стоило затевать возню с «отпечатками голоса» и отслеживать рядовую нелегальную сделку. В каждый день каждой недели каждого месяца их было хоть пруд пруди, по множеству телефонов-автоматов. И Арктур с Донной это прекрасно знали.
— Как дела? — спросил он.
— Нормально. — Тёплый, чуть хрипловатый голос. Затем пауза.
— Как у тебя сегодня с головой?
— Так себе. Типа не на месте. Типа в ауте. — Пауза. — Сегодня перед обедом мой босс меня малость за жопу прихватил. — Донна работала продавщицей в галантерейном магазинчике торговой зоны Гейтсайд в Коста-Месе, к которому она каждое утро подкатывала в своём «эм-джи». — Знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что этот седовласый старикан, покупатель хренов, который нас на десять баксов кинул… короче, он сказал, что это я виновата и должна всё возместить. У меня из зарплаты вычтут. Вот так я ни за хуй собачий — ой, извини — десяти баксов лишилась. По собственной дурости.
— Слышь, могу я у тебя чего-нибудь поиметь? — спросил Арктур.
Тут она сразу взяла мрачный тон. Как будто ей не особенно и хотелось. Что, понятно, было липой.
— Мм… а сколько тебе нужно? Вообще-то не знаю.
— Десять штук, — сказал он. По их договорённости штукой была сотня; стало быть, выходил запрос на тысячу.
Когда о сделке договаривались через телефон-автомат, хорошей тактикой считалось маскировать крупную сделку мелкой. При таких количествах они могли договариваться сколько угодно, и власти не проявили бы интереса. В ином случае бригады по борьбе с наркотиками днём и ночью шмонали бы дома и квартиры по всем окрестным улицам, хотя и тогда мало чего бы достигли.
— «Десять», — раздраженно повторила Донна.
— Мне правда хреново, — признался Арктур, изображая потребителя. Не торговца. — Расплачусь потом, когда товар получу.
— Вот ещё, — без выражения произнесла Донна. — Я тебе даром отдам. Десять. — Теперь она явно задумалась, не торгует ли он. Похоже, решила, что торгует. — Десять. Почему бы и нет? Скажем, денька через три?
— А раньше?
— Товар…
— Ладно, — перебил он.
— Я загляну.
— Когда?
Она прикинула.
— Вечером, часиков в восемь. Слушай, хочу тебе одну книжку показать. Кто-то в магазине оставил, а я взяла. Классная книжка. Там про волков. Знаешь, что волки делают? Когда волк побеждает своего врага, он его не добивает — он на него ссыт. В натуре! Задирает ногу, ссыт на поверженного врага, а потом сваливает. Такие дела. Особенно они за территорию бьются. И за право потрахаться. Врубаешься?
— Я тут давеча тоже кое на кого нассал, — отозвался Арктур.
— Кроме шуток? Каким макаром?
— Метафорически, — уточнил он.
— Не как в сортире?
— Я серьёзно, — пробурчал Арктур. — Я им сказал… — Он осёкся. Будь я проклят, подумал он. Слишком много болтаю — так и проболтаться недолго. — Эти мудаки, — продолжил он, — такие типа байкеры, врубаешься? Ещё вечно у Фостерс-Фриза тусуются. Ехал я себе мимо, а они вякнули какую-то похабень. Я тогда развернулся и сказал им типа… — Так сразу ничего такого не придумалось.
— Можешь мне сказать, — ободрила его Донна, — даже если это что-то совсем мохнатое. С этими типа байкерами надо помохнатее, иначе они просто не въедут.
— Я им сказал, — быстро сочинил Арктур, — что скорее сяду на хуй, чем на «харлей».
— Ага, классно.
— Увидимся у меня дома, как ты сказала, — закончил Арктур. — Пока. — Он уже собрался было повесить трубку.
— А можно я возьму с собой книжку про волков и покажу тебе? Её Конрад Лоренц написал. Там на обороте сказано, что он главный спец по волкам на свете. Да, вот ещё что. Ко мне в магазин сегодня твои соседи по дому заходили. Эрни — не помню фамилии — и этот самый Баррис. Искали тебя, если ты вдруг…
— А в чём дело? — спросил Арктур.
— Твой цефалохромоскоп, который тебе в девятьсот долларов обошёлся и с которым ты всегда играешься, когда домой приходишь… Эрни и Баррис насчёт него что-то болтали. Они сегодня пытались с ним заняться, а он не работал. Ни цвета, ни цефоузоров — вообще ни хрена. Тогда они решили, чтобы Баррис взял свой набор инструментов и отвинтил нижнюю крышку.
— Чёрт знает что! — возмутился Арктур.
— И они говорят, он весь раздолбан. Раскурочен. Провода обрезаны, и вообще что-то стрёмное — типа фигня всякая. Коротухи, сломанные детали. Баррис сказал, что попытается…
— Я сейчас же еду домой, — перебил Арктур и повесил трубку.
Моя законная собственность, с горечью подумал он. И этот мудак Баррис с ней химичит. Тут до него вдруг дошло, что прямо сейчас ехать домой он не может. Прямо сейчас, понял Арктур, я должен навестить «Новый Путь» — кое-что там проверить.
Таково было предписание — обязательное для исполнения.
Глава третья
Чарльз Фрек тоже подумывал о том, чтобы навестить «Новый Путь». Слишком уж его шиза Джерри Фабина достала.
Сидя вместе с Джимом Баррисом в третьем кафетерии «Фиддлерс» в Санта-Ане, он мрачно дурачился со своим пончиком в сахарной глазури.
— Это тяжёлое решение, — признался Чарльз Фрек. — Ведь там тебе живо ломки организуют. Будут днём и ночью следить, чтобы ты сам себя не угрохал или, к примеру, руку себе не отгрыз — но ни хрена не дадут. Типа — что доктор пропишет. Реланиум там, к примеру.
Хихикая, Баррис изучал свой патти-мелт, который представлял собой имитацию плавленого сыра поверх поддельного мясного фарша на особом органическом хлебце.
— Что это за хлеб такой? — поинтересовался он.
— А ты в меню посмотри, — посоветовал Чарльз Фрек. — Там написано.
— Если ты туда впишешься, — сказал Баррис, — ты испытаешь симптомы, проистекающие от дисфункции основных жидкостей твоего тела, в особенности тех, что находятся в мозгу. Здесь я главным образом имею в виду катехоламины — такие как норадреналин и серотонин. Видишь ли, всё это функционирует следующим образом: Вещество С, а по сути вся вызывающая привычку наркота, но Вещество С в первую очередь, так взаимодействует с катехоламинами, что поражение наносится на внутриклеточном уровне. Происходит биологическая противоадаптация, и это в определённом смысле уже навсегда. — Он отхватил приличный кусок от правой половинки своего патти-мелта. — Раньше принято было считать, что такое происходит только при употреблении алкалоидных наркотиков, таких как героин.