— Какое имя?
— Твое имя. Ты его не назвал, мы же теперь всё время видеться будем, соседи всё-таки.
Парень с сожалением оглядывается на свой забор, стирает всё еще струящуюся по виску и щеке кровь и грустно вздыхает:
— Ридъяр.
— Рид, значит. Очень приятно, а ты можешь меня Гатькой называть, так меня все родные называют. Заходи к нам попозже с братишкой, я вас угощу пирогами. Или, если хочешь, сама к вам загляну? Эй, куда ты?
Парень уже перепрыгивал через забор и опрометью мчался домой предупредить мать и брата о новых соседях, на ходу поправляя волосы так, чтобы не видно было пореза на виске.
Девочка еще немного постояла, глядя в след новому знакомому, и принялась за посадку неизвестного растения. Она счастливо улыбалась, вспоминая забравшегося к ним в сад юношу. Похоже, что с будущим мужем всё решилось само собой…
…Проснулась я выспавшейся и довольной. Видимо, снилось что-то хорошее. Прикрыв глаза, стала вспоминать, что же видела, и улыбка медленно сползла с моего лица.
— Рид! — хриплый полукрик-полустон сорвался с моих губ и эхом разнесся по маленькой светлой комнатке. Рванув вперед, я не сразу поняла, что не так, а потом мой лоб встретился с твердым полом.
…На звук падающего тела сбежалась куча народу. Я барахталась связанная на полу и ругалась похлеще нашего Потапа. Наконец, один из прибывших (красавчик дроу, между прочим) догадался поднять меня и аккуратно водрузил назад, на кровать. Нехорошая тишина с их стороны затягивалась, и я решила поторопить события:
— Зачем вы меня связали? — разглядывая знакомые лица, я старательно растирала связанными руками ушибленную голову. Ратик отвел взгляд в сторону, и заново разглядывал и без того знакомую комнату. Хаим, напротив, смотрел прямо мне в лицо, да с таким выражением, будто у меня там третий глаз вот-вот открыться должен. — Ау, народ! Развяжите меня, пожалуйста, руки-то не казённые, больно!
— Понимаешь, какое дело, — сатир сделал маленький шажок в моем направлении и снова замер. — Ты вчера упала немного, а потом… Эм… А что ты вообще помнишь?
— Я помню, что ты меня оберегать обещался! И в обиду никому не давать! — для пущей верности начала всхлипывать и прибавила в голосе жалостливые нотки. — Стоило один разочек в обморок упасть, так всё, со счетов списали, верёвками всю обвязали, а дальше-то что? Камень на шею и в ближайшую речку? Так, да?!
— Ну что ты мелешь?! — Хаим, скривив недовольную физиономию, приблизился ко мне вплотную. — Это ведь всё ради твоего же блага. Ладно бы простой обморок — для девиц твоего возраста это простительно, даже нормально, но ты же им не ограничилась! Скажи ей, Параур?
Из толпы прибывших вышел тот самый красавчик, который меня с пола поднимал и, пока он рот не открыл, я его лучшим в этой компании считала.
— Дело в том, что вы впали в состояние, близкое, я бы сказал граничащее со смертью, шесми. Оно характеризуется резким ослаблением реакции на внешние раздражения, полным отсутствием рефлексов с нарушением глубины и частоты дыхания, а также нарушением температурной регуляции.
Хм, никогда я себя дурой не считала, и уж тем более другим таковой казаться не собиралась. Сделав серьезное лицо, закивала и вынесла свой вердикт:
— Ну, всё хорошо, что хорошо кончается. Частота дыхания теперь в норме, рефлексы тоже на месте… Только не нужно обращаться ко мне, как к драконше, я не из их числа. Зовите меня просто Агата, хорошо? Так зачем меня связали, если я и так того собиралась?
— Потому и связали, думали, ты — того… Помнишь, как Митрофана-покойника связывали? Потому как обычай такой, чтобы он, в неестественной позе окоченев, народ не пугал. А его всё равно перекорёжило всего, еле в гроб пихнули!
В повисшей тишине на Ратика уставились восемь шокированных пар глаз. Первым отмер Параур и молча отвесил парню весьма звонкий подзатыльник. Следом очнулся Хаим:
— Вот что ты мелешь?! Говорил же, нужно рот ему заклеить, сил моих на этого оглоеда больше нет! — сатир принялся споро развязывать веревки на моих руках и ногах, объясняя: — Не слушай его, Гатька. Дело всё в том, что ты, так и не выходя из обморока своего странного, метаться жутко начала. А следом за тобой и Рид разбушевался. Выл в камере, на стены бросался. Мы тебя связали, вчетвером еле сдержать смогли, а потом так же внезапно стихли вы оба. Ты, вроде как, уснула спокойно, а мы все к Ридъяру кинулись, проверять…
— Как он?
— Жив, здоров и вполне разумен, — Параур снова оказался в зоне моей видимости и, очаровательно улыбнувшись, посмотрел мне в глаза. — Только почему-то нам кажется, что вы этому немало поспособствовали, шесми. Не хотите ли прояснить ситуацию?
— Нет, я хочу увидеть его.
— Это вполне ожидаемо, но он сейчас спит. Парень перекинулся только под утро. Процедура оборота весьма болезненна для малышей, а уж если впервые оборачивается взрослый, то боль практически невыносима. Таких случаев на моей памяти было совсем немного, и процент выживаемости весьма невелик.
— Я хочу его видеть!
— Увидите, как только он немного отдохнет, — в дверях "моей" комнаты, позади всех, показался сам хозяин дома, Змееуст. — А сейчас, когда наша милая дама, наконец, пришла в себя, мы хотели бы подробно выслушать рассказ о том, как вы провели день до своего совершеннолетия. Желательно не упускать ни малейшей детали. Пройдемте в большую гостиную, Агата, мы вас уже заждались.
Я хотела снова возразить, но Хаим аккуратно сжал мою затекшую ладошку и легко покачал головой:
— Идём, Гатька, скоро тебе предстоит познакомиться кое с кем, но до этого необходимо заполнить много пробелов. Ратмир под воздействием магии Параура сообщил отцу много интересного: о письме от твоей матери, о клятве данной погибшему Азарту, и о вашем кровном единении тоже… Времени очень мало, а прояснить нужно многое. Понимаешь?
— А что со временем, куда торопимся-то?
— На рассвете ты отправляешься на остров Назир, к своей родне по отцу. Твой дядя скоро будет здесь.
Больше со мной пояснительных бесед не вели.
Спустя почти три часа допроса надо мной сжалились и отпустили отдохнуть. До комнаты, в которой я очнулась утром, меня сопровождали Параур и Вулф. Голова гудела, глаза слипались и есть хотелось неимоверно. На прикроватной тумбочке стоял стакан холодного молока, два куска хлеба со злаками и отвратительного вида каша. Сморщившись при виде такой заботы, откусила кусок хлеба и медленно его прожевала. В душе клокотала обида и злость, огонь ярости разгорался все сильнее, а эти двое так и стояли у входа. Не сдержавшись, с размаху скинула "завтрак аристократа" на пол и упала на кровать. Прикрыв глаза, напомнила своим сопровождающим:
— Позовите ко мне Ридъяра и Ратмира, вы обещали…
— Позовем, вот отдохнете и встретитесь.
Прежде чем я открыла глаза, хлопнула входная дверь. Сбежали. Меня затрясло от бессильного гнева…
Змееуст с товарищами не один час выспрашивали все подробности из моей жизни, даже всякую мелочевку заставляли вспоминать, весь день до совершеннолетия по минутам расписали. Потом переключились на мое общение с Ридом и Ратиком: кто нас познакомил, какие у нас отношения, какие цели я преследую, приходя к ним в дом… Хаим тоже был там, сидел рядом со мной, но в разговор не вмешивался. В конце концов, на вопросе: «Каким промыслом вы собираетесь в дальнейшем зарабатывать себе на жизнь?», я окончательно взбесилась, подскочила со своего стула и швырнула им в Змееуста. Это помогло, до мужчин дошло, что "девчонка, кажись, устала" и меня отконвоировали для отдыха.
В жизни мне часто приходилось туго, иногда было прямо-таки страшно, но никогда вот так… когда руки опускаются. Всегда я знала: есть те, кому я дорога, что меня ждут и прикрывают тылы, чтобы ни случилось. Тем и жила. А сейчас я стояла у зарешеченного окна и силилась понять, почему я в доме полном моих друзей и при этом мне так одиноко. Где их носит, когда они по-настоящему нужны? Да я им этого НИКОГДА…
— Эй, Гатька, псст…
Я моргнула и оглянулась на дверь. Никого.
— Да не там, здесь я, напротив окна, на дерево-то глянь.
Подбежав к окну вплотную, я прижалась лицом к решетке и запричитала:
— Ратик! Родненький ты мой! Пришел!
— Тихо ты, разоралась. Шепотом давай говори, ни то меня быстро снимут отсюда и, как Рида, в камере закроют.
— Ой, мамочки…
— Вот именно, что МАМОЧКИ. Зришь в корень, малая. Маман твоя удружила нам всем, заррраза. У меня уже всё тело затекло! Я сегодня, что та белка, с дерева на дерево только и перебираюсь. У тебя там погрызть, кстати, ничего не найдется?
— Нет, — я виновато оглянулась на пол, где живописно возлежали каша, молоко и хлебушек… — Ты лучше расскажи мне, причем здесь Мария?
— Не знаю я. Там, на окне гостиной, маг-защита прочная стоит, слышно очень плохо. Но когда кричать все начали, то без конца ее имя упоминалось. Тут любой дурак вывод сделает. Потом тебя туда отвели, и снова-здорово, привет дерево! Устал по веткам карабкаться — просто ужас, но делать нечего, пришлось. Еле выдержал. А ты — молодец, долго моего батю терпела, я сам столько с ним за разговором никогда не выдерживаю.
— Ратик, что же теперь будет? Куда нас теперь? За мной дядька какой-то едет, на остров их драконий забирать меня собрался. А Хаим только помалкивает, вроде как так и должно быть. — Я закрыла руками лицо, и, не выдержав, дала волю слезам.
— Ну, не реви только, Гатька. Где наша не пропадала? — парень задорно усмехнулся и подмигнул мне. — Сколько всего было, и ничего — живы, здоровы и даже жирок местами появляться начал.
— Где это? У меня жирка нет! Это всё тебе кажется, платье такое просто, неудачное…
— Ну вот, другое дело, теперь узнаю подругу дней своих суровых! Такой ты мне гораздо больше нравишься.
— Зареванной и сердитой?
— Неунывающей, ехидной и уверенной в себе. — Ратмир широко улыбнулся мне, и я невольно засмеялась в ответ.
На улице послышался шум, похоже кого-то встречали, но из моего окна невозможно было хоть что-то увидеть.