Через четверть часа мы уже выезжали из Труа. До того времени мы связали мужичка, и даже чуть расцарапали ему голову – со стороны это выглядит так, будто беднягу ударили по голове, и он потерял сознание, после чего несчастного скрутили и бросили на землю. Ничего, за шесть золотых можно и пострадать немного, тем более что долго лежать ему вряд ли придется: мы уже знали, что скоро сюда примчатся люди господина ди Роминели – как нам призналась Биба, именно в этом домишке она и должна была поджидать своего супруга вместе с подмогой. Просто удивительно, что их тут все еще нет, ведь по словам мужичка, утром в его дом должны приехать люди, и их наверняка будет немало, а к тому времени Биба должна была уже выяснить, где мы находимся... Хотя, если прикинуть по срокам, то пока муж Бибы добрался до Тароны, пока его соизволил принять господин ди Роминели, пока Лудо Мадор выслал за нами своих людей... Надо еще и учесть немалое расстояние между Тароной и Труа... В общем, по всем прикидкам погоня должна проявиться в ближайшие полчаса, так что нам надо удирать, и как можно быстрее.
Улицы были почти пустые, попадались лишь редкие прохожие. Зато когда мы покинули город и вновь оказались на проезжей дороге, то там было куда более оживленно – крестьяне встают рано. Первое время, пока вокруг находились обжитые места, мы особо не понукали лошадь, но позже, когда миновали окрестности Труа, стали вовсю подстегивать бедную лошадь – все же не стоило забывать о погоне. По счастью, лошадь была крепкая, бричка легкая, так что остается надеяться на то, что и в этот раз мы сумеем уйти.
– Если не секрет, то чем тебе так насолила эта девица?.. – поинтересовался Крис, когда мы поняли, что за нами нет погони, и можно немного перевести дух.
– Долго рассказывать.
– А у нас пока что есть время.
– Ну, если коротко...
– Можно и коротко... – не стал возражать Крис.
Биба... Эту служанку ко мне приставили едва ли не сразу же после того, как я переступила порог дома господ ди Роминели. Невзрачная девица со смуглой кожей и темными глазами навыкате вначале показалась мне тихой серой мышкой, безропотной и безвредной, а потом я и вовсе стала проникаться к ней все большим доверием. В то время до меня еще не дошел тот очевидный факт, что простую добросердечную служанку ко мне вряд ли приставят. Ну, а Биба была предупредительна, вежлива, услужлива, и, как казалось, искренне сочувствовала мне. Более того – я даже стала к ней привязываться, потому как мне очень хотелось видеть дружеское лицо и добрую улыбку среди холодного и чванливого дома ди Роминели. Этот искренний самообман продолжался около двух месяцев, а затем закончился весьма неприятным и постыдным образом.
В тот день Биба тихонько сообщила мне, что ее жених отправляется в мои родные места – мол, он едет туда с обозом, и может передать письмо от меня бабушке или отцу. Понятно, что в этом случае ее жених сильно рискует – а вдруг об этом кто-либо узнает и сообщит господам ди Роминели?!, так что она очень извиняется, но просит заплатить ей за труд. Еще Биба умоляла указать в письме, чтоб мои родные подкинули денег ее жениху за доставку письма – мол, он берется за это дело только ради их с Бибой совместного будущего...
Надо сказать, что в то время у меня еще оставалась некая наивность и вера в порядочность, а еще я, опять-таки, все же доверяла людям, а потому написала большое письмо родным, умоляя их сделать все возможное, лишь бы помочь мне вырваться из семейства ди Роминели. Можно сказать, в это послание я вложила всю душу и всю ту боль, что к тому времени накопилась в моей душе, и мне очень хотелось надеяться, что родные предпримут все возможное для моего освобождения, потому что иным словом, как неволя, свой брак я назвать не могла. Биба забрала мое письмо, вернее, спрятала его под своей одеждой, а в качестве платы за труды (наличных денег у меня все одно не было) я отдала ей перстень с крупным рубином – на те деньги, что можно выручить от продажи этого камня, можно купить небольшой домик в Тароне. Ну, а мне только и оставалось, как мечтать о том, что родные, получив это письмо, вырвут меня из этого ужасного дома, такого красивого снаружи, но в действительности оказавшегося настоящей тюрьмой.
Разочарование было не просто горьким, оно еще оказалось и невероятно унизительным. На следующий день в доме ди Роминели в очередной раз собралось все их милое семейство, причем на это сборище позвали и меня, что было весьма необычным – считалось, что я еще не достойна столь высокой чести, как находиться среди них. То, что произошло дальше, я никогда не забуду: все члены семьи ди Роминели в полном составе находились в зале, сидели, словно в суде, ожидая покаяния грешника. Мне было велено встать посреди зала, словно преступнице, после чего господин Лудо Мадор, цедя слова и обливая меня презрением, сообщил, что в их семью привели паршивую овцу, которая не оценила великого счастья, выпавшего на ее долю, и без остановки льет грязь на их благородное семейство. В доказательство своих слов он достал мое письмо, то самое, которое я вчера отдала Бибе. Дальше все было, как в дурном сне: мое письмо зачитали вслух, потом едва ли не каждый из этого милого семейства высказал мне все, что обо мне думает, после чего дорогой супруг при всех надавал мне пощечин, причем бил так, что на следующий день у меня затекли глаза и опухло лицо....
Увы, этот было не все. Уже в нашей комнате он велел Бибе, которая все это время стояла с кротким и невозмутимым видом, принести мою шкатулку с драгоценностями, после чего вынул оттуда небольшую бриллиантовую брошь, и бросил ее Бибе – это тебе за верную службу. Затем он сломал мне палец на одной руке, а потом и на другой – мол, если ты считаешь возможным отдавать за каждое свое кляузное письмо по дорогому кольцу, то тебе не стоит иметь здоровыми эти самые пальцы – нечего на них носить кольца!.. А еще запомни раз и навсегда: в обязанности Бибы входит и необходимость следить за каждым твоим шагом, и если она заметит хоть что-то подозрительное, то об этом я буду знать в тот же день, и тогда пеняй на себя... И вот еще что: отныне все твои драгоценности будут находится в сейфе моего отца, а иначе ты по собственной глупости и дурости в скором времени раздашь все, что принесла в приданое, а оно отныне принадлежит мне...
Думаю, не стоит упоминать о том, что с того самого времени я уже ни на грош не доверяла своей служанке, и даже лишний раз смотреть на нее не могла, но Бибе было все – как с гуся вода. Много позже я узнала, что попросить меня написать письмо родным – это была целиком инициатива моей служанки, этой самой Бибы, которой позарез требовались деньги на свадьбу и обзаведение собственным хозяйством. Что ж, у нее все получилось именно так, как она и задумывала. Тем не менее, наглая девка по-прежнему вела себя со мной вежливо, обходительно, мило улыбалась, только что в глаза преданно не заглядывала, а потом попыталась, было, вновь втереться мне в доверие, только все ее усилия оказались напрасны, да и, честно говоря, было бы странно, если б я вновь совершила подобную глупость...
– Теперь мне понятно, отчего она так испугалась... – хмыкнул Крис. – Всерьез восприняла все наши страшилки, решила, что теперь пришла твоя очередь с ней разобраться... Кстати, твои сломанные пальцы... Они нормально зажили?
– Как сказать... На правой руке с пальцем все в порядке, а вот на левой... Он почти не сгибается. Тот палец был сломан сразу в нескольких местах, и переломы срослись неудачно. Мой бывший муж, несмотря на низкий рост и непропорциональность фигуры, был очень сильным человеком, а когда он впадал в ярость, то его сила удваивалась... Все, больше о нем не говорим! Меня куда больше беспокоит другое, то, что Биба сказала о моих родных.
– Понимаю...
Дело в том, что насмерть перепуганная Биба без запинки отвечала на все наши вопросы, ведь в то время ей было явно не до вранья. Так вот, когда в конце нашего разговора я спросила ее, не знает ли она что-либо о моих родных, то девица без промедления ответила – а то как же! Оказывается, за пару дней до того, как Бибе показали на порог, она слышала, как господин ди Роминели велел стряпчему предъявить расписку о погашении долга в две тысячи золотых семье графа де ля Сеннар. Дескать, у них, конечно, денег нет, вдове с детьми никто в долг давать не намерен – все одно отдавать нечем, так что вся эта высокородная семья пусть выметаются из своего замка, после чего там необходимо описать все имущество, и пустить замок с молотка. Что касается вдовушки и ее деток, то не они первые скатываются в нищету, не они последние...
Надо сказать, что от этой новости у меня на душе стало тошно. Мачеха было неплохим человеком, у нас с ней были хорошие отношения, и я любила своих сводных братьев и сестру. А еще мне было известно, что мачеха – круглая сирота, так что помочь ей некому, и с детьми ей пойти тоже некуда. Что же касается бабушки, то она и без того истратила кучу денег, пытаясь добиться моего освобождения, и вряд ли сумеет помочь моей мачехе, которая ей, по сути, никто. К тому же две тысячи золотых – это очень большие деньги, а бабушка при наших последних встречах как-то обмолвилась, что ее дела тоже идут далеко не лучшим образом...
– Долг в две тысячи золотых... – я покачала головой. – У меня в голове не укладывается, как отец мог накопить такую сумму! Скорей всего, семейка ди Роминели скупила все старые долги отца – он совсем не умел хозяйничать и вести денежные дела! Похоже, семья моего бывшего мужа старается мстить мне всеми доступными ей средствами. Наверняка отец занял крупную сумму, чтоб помочь мне, вот потому в итоге и набралось невесть столько... Самое неприятное в том, что я никак не могу помочь своим родным, хотя в тех векселях, что мы у нас есть, денег более чем достаточно.
– То-то и оно... – кивнул Крис. – Послать бы к твоей мачехе кого с деньгами, только вот где найти надежного человека? Нам с тобой около тех мест и близко показываться нельзя – наверняка там засада, а то и не одна, и все хотят поймать нас, бедных и несчастных...