Нина обратилась к Женьке:
– Давай быстро в машину, водителя с носилками и двух, а лучше трех негров.
Женька, которая словно жеребенок приплясывала рядом, сорвалась с места и полетела вниз по лестнице, не потому что лифта не было, а потому что вот так прыжками лететь, придерживаясь за перила было намного быстрее. Она вылетела из вертушки и, подбежав к водителю, выпалила:
– Вас Нина зовет с носилками!
Она назвала номер и этаж, и, пока водитель подгонял «рафик» поближе, открывал заднюю дверь и доставал носилки, уже летела к администратору.
Женщина у стойки обернулась к Жене.
– Чем я могу помочь?
– У вас негры есть? – спросила практикантка.
– Конечно, – ответила администратор. – Вам какие нужны? Мали, Нигерия, Судан? Именно африканцы?
– Давайте африканцев! – согласилась Женька. – Доктор велела трех негров привести.
Администратор нашла переводчика, и втроем они пошли на поиски чернокожих специалистов по мелиорации.
Пройдясь по номерам, им удалось вытащить в коридор троих крепких и довольно молодых африканцев. Те особенно не возражали. Они видели Женьку, слышали слова переводчика:
– Доктору срочно нужны три африканца!
И никаких вопросов у них не возникло. Зачем они вдруг понадобились? Да хоть зачем, если их просит это яркое синеглазое чудо. Они дружной толпой пошли следом за Женькой к номеру, где уже лежал на носилках больной, а доктор Нина заканчивала оформление карты. Она не подняла глаз на вошедших, догадываясь, что Женька вернулась, а судя по звукам множества шагов – привела с собой людей.
– Нашла негров? – спросила Нина и только тогда посмотрела на вошедших. – Извинните, – выдавила она от неожиданности, когда поняла, что негры оказались самые натуральные, прямо из Африки!
Чернокожие мелиораторы совсем не обиделись. Они от огненной гривы доктора впали в дикий восторг и вспомнили, что когда-то учили русский язык. Они наперебой, ломая ударения, произнесли:
– Ничего! Вам можно! Вы – русские!
Водитель, который от вида приведенной Женькой группы потерял дар речи, хмыкнул:
– Действительно!
– Ну, тогда хорошо, – не растерялась Нина и обратилась к мужчинам: – Берите носилки и помогите нам, пожалуйста, донести больного!
Нести пришлось по лестнице. В лифт носилки входили только стоймя. У машины африканцы не уходили, о чем-то переговариваясь на своем языке.
– Что им нужно? – спросила доктор администратора. Она обернулась к африканцам и громко и очень четко сказала: – Спасибо!
– Они хотят вас обнять, – объяснила администратор. – Это их традиция.
Доктор по очереди обняла всех троих.
Радостные лица мелиораторов Женьке напомнили заигрывающих ротвейлеров.
– А теперь вас, – обернулась к Женьке администратор.
Пришлось и ей соблюсти традиции.
Африканцы очень не хотели выпускать Женьку.
Наконец Нина строго сказала:
– Нам пора! Больному хуже стало!
Это было лукавство.
Потому что, отъехав, доктор и водитель стали смеяться. Женька улыбалась, но не понимала, что смешного было?
– Женя, – объяснила доктор Нина, – прости меня, я не предупредила, что на скоропомощном языке негр – это вообще мужчина для помощи в переноске носилок!
Водитель просушил пальцами глаза, пока машина стояла у перекрестка на красный свет, и сказал:
– А вы заметили, что они сказали?
– Что? – не поняла Женька.
– Только нам, русским, можно африканцев называть неграми. Другим бы они не простили. А от нас это звучит не обидно.
– Действительно, – согласилась Нина. – Интересно, почему?
– Наверное, потому, что только в СССР мальчишки в шестидесятых собирались бежать в Африку, чтобы бороться с колонизаторами за свободу для коренных жителей, – серьезно ответил водитель. – Больше никто ни в одной стране такого не делал. Они это знают и ценят.
Расстрелять!
Нина Симонова – рыжий «доктор Львенок» – страшно не любит пьяных мужиков. Не любит, но жалеет. И, видимо, поэтому судьба ей подкидывала этих «клиентов» в большом количестве, особенно вечерами.
Больше всего Нину бесило, когда сердобольные бабки вызывали с поводом «неизвестный мужчина, без сознания, на улице». Это почти на 100 % упитый до полного глубочайшего наркоза «пролетарий», который нажирался в хлам, а немного приходя в себя и страдая от похмелья, выяснял отношения с окружающей интеллигенцией, используя два вопроса: «Ты меня уважаешь?» и «Ты кто такой?».
Нина, как и положено медику, оценивала стремление напиться психологическим термином эскапизм (побег), то есть желанием уйти от реальности. Чем советских работяг не устраивала реальность, понять сложно. Вроде все ясно – вот тебе светлое будущее, вот дорога, вот метод передвижения – иди! Не можешь идти – посадят в кресло-каталку и отвезут, не хочешь – начнут воспитательно-просветительную работу и объяснят, почему будущее светлое и отчего другие пути ошибочны и неверны. Не смогут объяснить, а ты по-прежнему убегаешь от реальности, употребляя алкоголь, – значит, ты скрытый враг, социально опасен и тебе не место в обществе развитого социализма среди наших советских людей. Попробуешь сопротивляться – как сказал Горький: «Если враг не сдается – его уничтожают!»
Слава богу, в Советском Союзе, даже в страшные годы репрессий, за пьянство не расстреливали. В тюрьму, да, сажали, это было. А вот чтобы к стенке – нет.
Но пьяный от трезвого отличается тем, что в его сознании все перепутано, и он легко одну реальность бытия подменяет другой «реальностью». Главное, чтобы она непременно выглядела очень правдиво.
Однажды летним вечером бригаде Нины, когда она еще не познакомилась с Женей Соболевой, а работала с фельдшером Уваровым, дали вызов из той самой ненавистной категории «мужчина без сознания лежит в кустах, в парке».
Ничего нового. Мужчина пьян до бесчувствия. Осмотрев его бегло на месте: жив или нет, Нина скомандовала:
– В машину!
Вдвоем с фельдшером водитель загрузил клиента на носилки. В салоне Нина и Уваров осмотрели пьяного. В основном изучали на предмет травм головы. Либо дали по башке, либо сам ударился? Ничего! Только пьян. Значит, надо отвезти в вытрезвитель. Там его помоют и дадут выспаться под присмотром милиции и фельдшера. Потом оформят штраф: двадцать пять рублей, проведут воспитательную беседу и непременно сообщат на работу, чтобы пропесочили на собрании трудового коллектива.
Пока Уваров ходил к автомату докладывать диспетчеру, что повезут «больного» в спецмедучреждение, Нина описывала карту, машина стояла, а водитель припоминал, где ближайший вытрезвитель.
Пьяный приоткрыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит привлекательная молодая женщина. Потянулся к ее волосам со словами:
– Люблю рыжих!
Нина попыталась выскочить из машины, но он, проявив чудеса ловкости, схватил ее за руку. Нина заверещала, хотела пнуть его коленкой в глаз, но пьяный дернул за руку, и она повалилась на него, лежащего на носилках.
Пьяный не учел, что в машине могут быть и мужчины. Он не понял, что откуда взялось.
Нина вдруг взлетела над ним и исчезла. Это Уваров вынес ее из салона «рафика».
Пьяный начал озираться, старался собраться с мыслями, но тут его вдруг четыре мощных мужских руки выдернули из машины и крепко приложили спиной к дереву.
В сумерках зажглись три прожектора, взревел автомобильный двигатель. Это водитель завел машину и включил дальний свет и фару-искатель, которую направил прямо в глаза пьянице.
Мужчина видел три черные фигуры и слышал громкий мужской голос, читавший явно по бумажке:
– За систематическое пьянство, нарушение общественного порядка, нападение на врача «Скорой помощи» особым совещанием алкоголик Имярек приговаривается к расстрелу.
В густых сумерках пьяница видел только три фигуры, казавшиеся ему огромными, одна держала в руках бумагу, с которой, видимо, зачитывала приговор, а вторая фигура чем-то лязгала, подобно собираемому автомату и затвору.
– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! Привести в исполнение немедленно на месте обнаружения и совершения преступления! Для приговора использовать экспериментальный лазерный пистолет!
На конце штуки, которой лязгала гигантская фигура, загорелась яркая лампочка.
Пьяный понял, что приходит его последняя минута. Он попытался шагнуть навстречу, но потерял равновесие и плюхнулся на четвереньки, пополз к «особому совещанию», умоляя:
– Пощадите! Я больше не буду пить!
– Нет тебе веры! – грохотал над ним кто-то, продолжая лязгать страшной железкой. – К стенке!
– Я клянусь, – ревел внезапно отрезвевший пьяница. – Мамой, папой, детьми! Клянусь, что в рот больше не возьму ни капли!
– Думаешь, мы поверим тебе на слово? – угрожающе продолжал над пьяным Уваров.
– Я все подпишу, только не расстреливайте!
Нина подсунула карту пьяному.
– Вот здесь подпиши, – сказала она, тыкая в галочку рядом с графой «отказ от госпитализации».
Пьяница поставил закорючку.
– Ты теперь у нас на крючке, алкоголик! – сказал грозно Уваров. – Мы знаем о тебе все. Один раз выпьешь – и пуля в затылок! Понял?
Пьяница истово кивнул.
– П-простите.
– Ты не у нас, ты у всей страны прощения просить должен! – ответил Уваров.
– Я могу, – мужчина пошарил по карманам. – Денег нет. Как мне до дому добираться?
Водитель сунул ему десять копеек.
– На автобус и трамвай хватит. Доберешься.
Скорая погасила фары. Машина развернулась и укатила. А пьяный постоял еще минуту и побрел к выходу из парка, бормоча:
– Пронесло, не расстреляли. В другой раз не пронесет.
Нина и Уваров хохотали в машине, вспоминая всю сцену.
– А ведь он чуть не обгадился! – сказал Уваров. – Поверил всему. Поверил!
– А чем ты лязгал? – спросила Нина.
– Ларингоскоп собирал! Он же с лампочкой! Чем не лазерный секретный пистолет?
Твою ж мать!
После двадцати трех часов на подстанции происходит важное событие в жизни каждой бригады «Скорой помощи» – слияние сотрудников, которые вынуждены были в семь вечера разделиться, потому что один из них открывал ночную полусуточную бригаду, а второй продолжал дорабатывать на дневной.