всего лишь богат, не ездит в карете, запряженной четверкой лошадей, не вальяжно, почти что дружески, болтает с принцем Уэльским? Состоятельные граждане страны снобов преуспели в пренебрежении к благородным избранникам природы.
– Но если предположить, – быстро подхватила мисс Чесни, – что вы благородный избранник природы, и к тому же богаты, конечно, вы должны допускать возможность того, что это не так уж и плохо, разве нет?
Лучо коротко усмехнулся.
– Парирую вашими же словами, прекрасная леди: «Полагаю, вы хотите сделать мне комплимент». Однако я имею в виду, что, если богатство выпадает на долю одного из этих благородных избранников природы, он получает общественное признание не потому, что он благороден. А лишь потому, что богат. И это досаждает мне. У меня, к примеру, есть множество друзей, что водят дружбу не столько со мной самим, сколько с моим состоянием. Они не утруждают себя попытками узнать о моем прошлом – кто я, откуда родом, для них неважно. Не заботит их и то, как я живу, чем занимаюсь; болен я или здоров, весел или грустен – им все равно. Если бы они знали обо мне больше, в отдаленной перспективе так было бы лучше. Но они не хотят ничего знать – их цели просты и бесспорны, они желают получить от меня все возможное и добиться для себя всевозможных преимуществ благодаря знакомству со мной. И я даю им это – они получают все, чего только пожелают, и даже больше!
В его мелодичном голосе слышался странный меланхолический акцент на последних словах – и сейчас не только мисс Чесни, но и все собравшиеся обратили на него свой взгляд, словно под действием неотразимых колдовских чар, и на мгновение стало тихо.
– Лишь у немногих из людей есть настоящие друзья, – наконец сказал лорд Элтон. – С этой точки зрения, я считаю, положение наше не хуже, чем у Сократа, державшего в доме всего два стула – «один для себя, другой для друга, если таковой найдется». Но вы, Лучо, всеобщий любимец, весьма популярный господин, и я считаю, что вы слишком строги по отношению к себе. Люди должны сами следить за собой, а?
Лучо угрюмо склонил голову.
– Да, в самом деле должны, – отозвался он, – особенно учитывая последние новости из научного мира о том, что Бог отошел от дел.
У Мисс Фицрой был весьма недовольный вид, но граф раскатисто захохотал. В тот же миг у раскрытых дверей гостиной послышались шаги, и чуткий слух мисс Чесни первым уловил их. Она немедленно уселась прямо.
– Это Сибил! – сказала она, и в ее карих глазах читалась смесь веселья и оправдания. – При ней я не могу позволить себе сидеть в кресле иначе.
Сердце мое забилось быстрей, так как в комнату вошла женщина, которую поэты могли бы назвать богиней их мечты, а я мог считать предметом законной покупки; в незатейливом белом платье, единственными украшениями которого были золотой пояс старинной работы и букетик фиалок в кружевах на ее груди. Она была куда милее, чем тогда, в театре; глаза ее лучились глубинным светом, на щеках играл живой румянец, а улыбка, обращенная к нам, была поистине ослепительной. Во всем ее облике, в манере держаться, в ее движениях было нечто, захлестнувшее меня волной могучей страсти, и невзирая на все мои холодные расчеты касательно моей победы и женитьбы, в ней было столько чудесного, обаятельного утонченного изящества и неприступности, что на мгновение я устыдился и усомнился в том, что сила богатства способна нарушить покой прелестной лилии ее девичества.
О, как же глупы мужчины! Как мало мы думаем о том, что за язва таится в сердцах этих лилий, с виду столь чистых и изящных!
– Вы опоздали, Сибил! – строго проговорила ее тетушка.
– Неужели? – ответила она с томным безразличием. – Мне так жаль! Папа, вы временно исполняете роль каминной заслонки?
Лорд Элтон поспешно отошел в сторону, вдруг осознав, что загораживает собой тепло огня.
– Не холодно ли вам, мисс Чесни? – с подчеркнутой вежливостью поинтересовалась леди Сибил. – Не желаете ли подвинуться ближе к огню?
Диана Чесни притихла, и вид у нее был оробелый.
– Спасибо! – пробормотала она, опустив глаза, и можно было бы сказать, что к ней вернулась девическая стыдливость, если бы качества мисс Чесни не простирались за пределы этого избитого шаблона.
– Этим утром мы узнали ужасную новость, мистер Темпест, – сказала леди Сибил, взглянув не на меня, а на Лучо. – Вы, несомненно, уже читали об этом в газетах: наш знакомый, виконт Линтон, застрелился прошлой ночью.
Я не сумел подавить невольную дрожь. Лучо бросил на меня предостерегающий взгляд и ответил ей сам.
– Да, я читал об этом в короткой заметке – действительно ужасно! Я был немного знаком с ним.
– Вот как? Он был помолвлен с моей подругой, – продолжала леди Сибил. – Я считаю, что ей повезло, так как, несмотря на то, что в обществе он вел себя довольно мило, он был заядлым игроком, и весьма расточительным, и быстро бы растратил все ее приданое. Но нельзя представлять ей это в подобном свете – она ужасно расстроена. Она от всего сердца желала стать виконтессой.
– Думаю, – с притворной скромностью сказала мисс Чесни, хитро сверкнув глазами, – не только американки гонятся за титулами. С тех пор, как я приехала сюда, я познакомилась с несколькими милейшими девушками, что вышли за жадных дурней лишь для того, чтобы их называли «сударыня» или «ваша светлость». Я и сама не против титула, но хорошо бы, чтобы к нему прилагался мужчина.
Граф подавил смешок. Леди Сибил задумчиво смотрела на огонь, продолжая говорить, будто ничего не слышала:
– Разумеется, моей подруге еще представятся шансы – она молода и хороша собой, но я в самом деле считаю, что, несмотря на шанс занять место в обществе, она действительно любила виконта…
– Чушь! Ерунда! – несколько раздраженно бросил ее отец. – Ты, Сибил, всегда видела ее в несколько романтическом свете, или что там у тебя в голове – всего один сезон, и ты бы избавилась от всех своих сантиментов, ха-ха-ха! Она всегда знала, что он беспутный негодяй, и готовилась выйти за него замуж, не закрывая глаз на это обстоятельство. Когда я прочел в газете, что он вышиб себе мозги в карете, то сказал: «Безвкусно! Безвкусно! Испортить жизнь работяге-извозчику, потакая собственной прихоти!» ха-ха! Но я подумал, что для такого дрянного типа так даже лучше. Он сделал бы несчастной любую женщину.
– Несомненно! – холодно ответила леди Сибил. – Но в то же время иногда любовь действительно существует.
Она подняла свои светлые глаза на Лучо, но тот не смотрел на нее, и ее пристальный взгляд встретился с моим. Не знаю, что в тот миг выражало мое лицо, но я увидел, что ее щеки зарделись, а по телу пробежала легкая дрожь – затем она сильно побледнела. В дверях появился один из пышно разодетых лакеев.
– Милорд, ужин подан.
– Отлично! – И граф принялся строить нас парами. – Князь, соблаговолите сопроводить мисс Фицрой; мистер Темпест, вы будете сопровождать мою дочь, ну а я пойду с мисс Чесни.
Таким порядком мы спускались по лестнице, и, ведя под руку Сибил, я не мог не улыбаться, видя, с какой серьезностью и искренностью Лучо обсуждает вопросы веры с мисс Шарлоттой, и внезапный энтузиазм, охвативший почтенную старую деву, стоило ей услышать некоторые из его изречений, касавшихся духовенства, выраженных в самых теплых и полных уважения хвалебных словах, хотя мне он говорил нечто совершенно противоположное. Некий дух озорства очевидно подталкивал его к напыщенному подшучиванию над сопровождаемой благородной дамой, и в душе я немало забавлялся над его поведением.
– Так значит, вы знакомы с дражайшим каноником? – донеслись до меня слова мисс Шарлотты.
– И весьма близко! – с жаром отвечал Лучо. – Уверяю вас, что знакомство с ним большая честь для меня. Воистину это человек без изъяна! Почти что святой!
– Сколь чисты его помыслы! – вздохнула старая дева.
– И в нем нет ни тени ханжества! – торжественно прошептал Лучо.
– О да! Да, это так! И он такой…
Они скрылись в дверях гостиной, и больше я ничего не слышал. Я проследовал за ними с моей прекрасной спутницей, и через минуту все мы заняли свои места за столом.
Ужин проходил так, как это обычно заведено в больших имениях – сперва сурово, чопорно, формально; когда подавали второе, намечалась некая оттепель; приятное тепло взаимопонимания, наступавшее при подаче прохладительных напитков и десерта означало, что трапеза близится к завершению. Сперва беседа текла несколько невразумительно, но благодаря Лучо начинала принимать куда более веселый оборот. Я как мог старался развлечь леди Сибил, но, как и все красавицы высшего общества, она была довольно неважной слушательницей. Она держалась достаточно холодно, отвечала с неохотой – более того, вскоре я заключил, что она не слишком умна. Ей было неведомо искусство поддержать беседу или хотя бы сохранять видимость интереса к ее предмету; напротив, как многие дамы ее круга, она имела раздражающую привычку предаваться собственным мечтаниям, где вам не было места, ясно давая понять, что ей нет дела до ваших либо чьих-то других слов. Однако ее короткие замечания указывали на то, что под внешней мягкостью ее натуры скрывалась склонность к циничности и неуважению к мужчинам, и ее слова не раз язвили мое самолюбие вплоть до неприязни к ней, но тем сильнее росло мое стремление завладеть ей и сломить ее гордый дух, сделав ее покорной, какой подобает быть жене миллионера и гения. Гения? Да, помилуй бог, я считал себя таковым. Мое высокомерие имело двойственную природу – его порождали не только качества моего разума, но и осознание возможностей, дарованных мне моим богатством. Я был совершенно уверен, что славу можно купить с той же легкостью, что и цветы на рынке, как и в том, что могу купить любовь. Чтобы доказать истинность этого, я принялся зондировать почву в нужном направлении.
– Полагаю, – внезапно обратился я к графу, – вы раньше жили в Уорвикшире, Уиллоусмир-Корт, не так ли?