– Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр? – почтительно осведомился он.
Я уставился на него, а потом разразился смехом.
– Помочь мне? Нет! Вы ничего не можете сделать. Я хочу отдохнуть… и я не могу здесь спать… воздух слишком спертый и сернистый, даже звезды раскалены!.. – Я умолк, он посмотрел на меня со своим обычным серьезно-насмешливым выражением лица.
– Я спущусь в свою каюту, – продолжал я, стараясь говорить как можно спокойнее, – быть может там я останусь один… – Я снова дико и непроизвольно захохотал и, пошатываясь, побрел прочь от него вниз по трапу, боясь оглянуться, чтобы не увидеть, как три ужасных, роковых тени следуют за мной.
Оказавшись в безопасности в своей каюте, я яростно захлопнул дверь и в лихорадочной спешке схватил мой кейс с пистолетами. Я достал один и зарядил его. Сердце мое бешено колотилось, я не отрывал глаз от пола, чтобы они не встретились с мертвыми глазами Сибил.
– Один щелчок спускового крючка, – прошептал я, – и все кончено! Я познаю покой – ни чувств, ни образов, ни боли. Ужасы больше не смогут преследовать меня… и я усну!
Я твердо приставил оружие к своему правому виску… как вдруг дверь моей каюты открылась, и в комнату заглянул Лучо.
– Простите меня! – сказал он, оглядев меня. – Я понятия не имел, что вы были заняты! Я удалюсь. Я бы ни за что на свете не стал вам мешать!
В его тонкой насмешке было что-то дьявольское; движимый внезапным чувством отвращения, я повернул пистолет дулом вниз и крепко прижал его дуло к столу.
– И это говорите вы! – воскликнул я в великой тоске. – Вы говорите так, хоть видите, что со мной! Я считал вас своим другом!
Он пристально посмотрел на меня… его глаза стали огромными и великолепно засияли со смесью презрения, страсти и печали.
– Правда? – И снова ужасающая улыбка осветила его бледные черты. – Ты ошибался! Я твой враг!
Последовало ужасное молчание. Что-то зловещее и неземное в выражении его лица повергло меня в ужас… Я задрожал и похолодел от страха. Машинально я вложил пистолет в кейс, затем бессмысленно и жалко уставился на него, увидев, как его темная и мрачная фигура, казалось, увеличивается, возвышаясь надо мной, словно гигантская тень грозовой тучи! Моя кровь застыла от невыразимого тошнотворного ужаса… затем густая тьма застила мой взор, и я рухнул без чувств!
Гром и дикий шум, блеск молнии, сокрушительный рев огромных волн, вздымающихся ввысь, словно горы, и с шипением разрывающихся на части в воздухе, – от этого свирепого буйства диких стихий, выпущенных на волю в кружащемся неистовом танце смерти, я наконец очнулся, содрогаясь всем телом от потрясения. Шатаясь, поднявшись на ноги, я стоял в черном мраке своей каюты, пытаясь собрать свои рассеянные силы, – электрические лампы были погашены, и только молния освещала могильный мрак. Неистовые крики эхом отдавались надо мной на палубе, похожие на вопли демонов, звучавшие то торжественно, то отчаянно, то угрожающе, – яхта металась, как загнанный олень среди яростных волн, и каждый страшный раскат грома, казалось, грозил расколоть ее надвое. Ветер выл, как сам дьявол в муках, – он кричал, стонал и всхлипывал, будто наделенный телом, которое испытывало невыразимые мучения, затем он устремлялся вниз с яростью, как на широких крыльях, и при каждом гневном порыве я думал, что судно непременно должно перевернуться. Забыв обо всем, кроме грозившей мне опасности, я попытался открыть дверь. Она была заперта снаружи! Я был в плену! Мое возмущение этим открытием пересилило все остальные чувства, и, колотя обеими руками по деревянным панелям, я звал, я кричал, я угрожал, я сквернословил, – все напрасно! Дважды сброшенный с ног перевернутой вверх тормашками яхтой, я все еще продолжал отчаянно колотить и звать, стараясь перекричать отвлекающий шум, который, казалось, завладел кораблем от края до края, но все безрезультатно, – и наконец, охрипший и измученный, я остановился и прислонился к неподатливой двери, чтобы восстановить дыхание и силы. Гроза, казалось, набирала силу и шумела все сильнее – молнии сверкали почти непрерывно, а раскаты грома следовали за каждой вспышкой так мгновенно, что не оставляло сомнений в том, что она была прямо над нами. Я прислушался и вскоре услышал исступленный крик:
– Берегись!
За этим последовали раскаты нестройного смеха. Охваченный ужасом, я напрягал слух, прислушиваясь к каждому звуку, и вдруг кто-то рядом заговорил со мной, как будто сама тьма вокруг меня обрела дар речи.
– Берегись! Вокруг буря, опасность и гибель! Рок и смерть! Но после – Жизнь!
То, как прозвучали эти слова, наполнило меня таким неистовым ужасом, что я в полном отчаянии упал на колени и почти взмолился Богу. Всю свою жизнь я не верил в него и отвергал его. Но я слишком обезумел от страха, чтобы подобрать слова; густая темнота, ужасный рев ветра и моря, дикие, смятенные крики – все это представлялось мне так, словно сам ад вырвался на свободу, и я мог лишь стоять на коленях и дрожать. Внезапно над всем остальным шумом послышался свистящий звук, похожий на звук приближающегося чудовищного вихря, – звук, который постепенно превратился в воющий хор тысяч голосов, несущийся вместе с порывистым ветром, – свирепые крики смешались с раскатами грома, и я вскочил, уловив слова:
«СЛАВЬСЯ, САТАНА! СЛАВЬСЯ!»
Выпрямившись, окоченев от ужаса, я стоял, прислушиваясь, волны, казалось, ревели: «СЛАВЬСЯ, САТАНА!», ветер мешал крик с раскатами грома, молния змеящейся огненной линией прочертила это во тьме: «СЛАВЬСЯ, САТАНА!» Моя голова кружилась, готовая взорваться, я сходил с ума, – несомненно, сходил с ума! Почему я так отчетливо слышал эти бессмысленные звуки? С внезапным приливом нечеловеческой силы я навалился всем весом своего тела на дверь моей каюты в безумной попытке выломать ее. Она слегка поддалась, и я приготовился к другому рывку и повторной попытке, когда внезапно она широко распахнулась, впуская поток бледного света, и передо мной предстал Лучо, закутанный в тяжелое облачение.
– Следуй за мной, Джеффри Темпест, – сказал он тихим, ясным голосом. – Твой час настал!
Пока он говорил, все самообладание покинуло меня – ужас перед бурей, а теперь и ужас от его появления переполнили меня, и я умоляюще протянул к нему руки, не сознавая, что делаю и говорю.
– Ради бога!.. – начал я в отчаянии.
Он повелительным жестом заставил меня замолчать.
– Избавь меня от своих молитв! Ради бога, ради себя и ради меня! Следуй за мной!
Он двигался передо мной, как черный призрак, в бледном странном свете, окружавшем его, и я, ослепленный, ошеломленный и охваченный ужасом, следовал за ним по пятам, двигался, казалось, против воли, пока не оказался с ним наедине в салоне яхты, где волны с шипением бились в окна, как живые змеи, готовые ужалить. Дрожа и едва держась на ногах, я опустился на стул. Он обернулся и мгновение задумчиво смотрел на меня. Затем он распахнул одно из окон – огромная волна ворвалась внутрь и обдала меня горькими солеными брызгами, но я ничего не замечал, мой полный муки взгляд был устремлен на Него – то создание, что так долго было спутником моих дней. Подняв руку властным жестом, он сказал:
– Назад, вы, демоны моря и ветра! Вы, не Божьи стихии, но Мои слуги, нераскаявшиеся души людей! Затерянные в волнах или разметанные ураганом, какой бы ни была ваша судьба, убирайтесь отсюда и прекратите свои вопли! Этот час принадлежит Мне!
Охваченный паникой, я услышал и в ужасе увидел, как гигантские волны, мириадами окружавшие судно, внезапно рухнули, завывающий ветер стих, яхта заскользила плавно и ровно, как будто по спокойному озеру, – и почти прежде чем я успел это осознать, свет полной луны ослепительно засиял и широким потоком заструился по полу салона. Но едва оборвалась буря, слова «СЛАВЬСЯ, САТАНА!» затрепетали, будто достигая моих ушей из морской бездны, и затихли вдали, подобно прощальному эху грома. Затем Лучо повернулся ко мне – каким возвышенно прекрасным и ужасающим было его лицо!
– Теперь ты узнаешь Меня, человек, которого мои бренные миллионы сделали несчастным? Или нужно, чтобы я сказал тебе, КТО я такой?
Мои губы шевелились, но я не мог говорить; смутная и ужасная мысль, зародившаяся в моем сознании, казалась еще слишком безумной, слишком выходящей за рамки материального смысла, чтобы ее мог высказать смертный.
– Будь нем, будь бездвижен! Но слушай и внимай! – продолжил он. – Верховной силой Бога, – ибо нет другой Силы ни в одном мире, ни в одних небесах, – я господствую над тобой и приказываю тебе в этот миг, и твоя собственная ничтожная воля на этот раз отброшена прочь. Я выбираю тебя как одного из миллионов, чтобы ты усвоил в этой жизни урок, который все должны усвоить в будущей жизни – пусть каждая способность твоего разума будет готова воспринять то, что Я передам, и научи этому своих ближних, если ты обладаешь совестью так же, как и душой!
Я снова попытался заговорить – он казался таким человечным, он все еще был моим другом, хотя и объявил себя моим врагом, – и все же… что за венец окружал его чело? Что за пылающее сияние неуклонно разрасталось и вспыхивало в его глазах?
– Ты один из самых богатых людей в мире, – продолжал он, глядя на меня прямо и безжалостно. – Так что по крайней мере этот мир судит тебя, потому что ты можешь купить его благосклонность. Но Силы, управляющие всеми мирами, не судят о тебе по таким меркам, – ты не способен купить их добрую волю, хотя все церкви должны предлагать продать ее тебе. Они воспринимают тебя таким, какой ты есть, с обнаженной душой, а не таким, каким ты кажешься. Они видят в тебе бесстыдного эгоиста, упорно занимающегося искажением их божественного бессмертного облика, и за этот грех нет оправдания и нет спасения, кроме наказания. Тот, кто предпочитает Себя Богу, и в высокомерии своего «Я» позволяет себе сомневаться и отрицать Бога, призывает другую силу вершить его судьбу, – силу Зла, сотворенную злой и являющуюся злой лишь благодаря непослушанию и порочности человека, – ту силу, что смертные зовут Сатаной, князем Тьмы, но ангелы некогда знали ее как Люцифера, князя Света!.. – Он осекся, помолчал, и его пылающий взгляд полностью завладел мной. – У