Подняв глаза к ясным небесам и сияющему солнцу, я улыбнулся и, полностью отдав себя и свои страхи Божественной Воле, я прошептал слова, что до сих пор спасали меня от мучительной агонии:
– Только Бог! Все, что Он изберет для меня в жизни, в смерти и после смерти, все будет к лучшему.
И, закрыв глаза, я отдал свою жизнь на милость мягких волн, и, чувствуя, как солнечные лучи согревают мое лицо, уснул. Я снова проснулся от холодной дрожи и крика, грубые веселые голоса звучали у меня в ушах, сильные руки деловито развязывали веревки, которыми я был связан… я был на палубе большого парохода, окруженный группой мужчин, и все великолепие заката освещало море. На меня посыпались вопросы… я не мог на них ответить, потому что мой язык пересох и покрылся волдырями… сильные руки подняли меня на ноги, я не мог стоять от полного изнеможения. Мрачно и с тенью страха я огляделся вокруг – не было ли это огромное судно с дымящимися трубами и скрежещущими двигателями другим дьявольским кораблем, что отправился в кругосветное плавание? Я слишком ослаб и не мог говорить, но в испуге попытался задать вопросы при помощи знаков… широкоплечий, грубоватого вида мужчина вышел вперед, и его проницательные глаза взглянули на меня с добротой и состраданием.
– Это английское судно, – сказал он. – Мы направляемся в Саутгемптон. Наш рулевой увидел, что вы плывете впереди, мы остановились и послали за вами шлюпку. Где вы потерпели крушение? Выжил ли кто-нибудь еще из команды?
Я пристально смотрел на него, но не мог вымолвить ни слова. Самые странные мысли теснились в моем мозгу, доводя меня до диких слез и смеха. Англия! Это слово прозвучало в моем сознании противоречивой музыкой и заставило затрепетать все мои жилы. Англия! Маленькое пятнышко на карте крошечного мира, самое любимое и почитаемое всеми людьми, за исключением ее завистников! Я сделал какой-то жест, не знаю, от радости или безумного изумления, если бы я был в состоянии говорить, я не смог бы рассказать ничего, что эти люди вокруг смогли бы понять или во что поверили бы… затем я снова погрузился в глубокий обморок.
Все английские моряки были очень добры ко мне. Капитан предоставил мне свою каюту, судовой врач усердно ухаживал за мной, и с не меньшим усердием пытался узнать, откуда я родом и какова природа постигшей меня катастрофы. Но я оставался немым и лежал неподвижный и немощный на своей койке, благодарный за оказанную мне заботу, а также за временное истощение, лишившее меня дара речи. Ибо у меня было достаточно забот о собственных мыслях – мыслях слишком торжественных и весомых, чтобы их высказывать. Я был спасен, мне дали еще один шанс на жизнь в этом мире, и я знал почему. Теперь моей единственной всепоглощающей заботой было вернуть потраченное впустую время и активно творить добро там, где до сих пор я ничего не сделал.
Наконец настал день, когда я достаточно оправился, чтобы сидеть на палубе и жадными глазами следить за тем, как приближался берег Англии. Казалось, я прожил столетие с тех пор, как покинул его, – да, почти вечность, – ибо время – это то, что создает Душа, и не более того. Я был объектом интереса и внимания всех пассажиров на борту, поскольку до сих пор не нарушил молчания. Погода была безветренной и ясной, великолепно сияло солнце, и вдали жемчужный край «Счастливого острова» Шекспира сверкал, как драгоценный камень, на краю моря. Подошел капитан, посмотрел на меня, ободряюще кивнул мне и после минутного колебания сказал:
– Рад видеть вас на палубе! Вы почти пришли в себя, да?
Я молча кивнул со слабой улыбкой.
– Может быть, – продолжил он, – поскольку мы так близко от дома, вы сообщите мне свое имя? Нечасто мы находим человека живым и дрейфующим посреди Атлантики.
Посреди Атлантики! Я не осмеливался думать о том, что за сила швырнула меня туда… и была ли ее природа адской или божественной.
– Мое имя? – пробормотал я, удивленный тем, что обрел дар речи, – как странно, что в последнее время я вообще не думал о себе как о человеке, у которого есть имя или что-либо ему принадлежащее! Ну конечно! – Меня зовут Джеффри Темпест.
Глаза капитана широко раскрылись.
– Джеффри Темпест! Боже мой!.. Тот самый мистер Темпест? – бывший великий миллионер?
Теперь настала моя очередь изумиться.
– Бывший? – повторил я. – Что вы имеете в виду?
– Разве вы не слышали? – взволнованно спросил он.
– Слышал? Я ничего не слышал с тех пор, как покинул Англию несколько месяцев назад с другом, на борту его яхты… мы отправились в долгое и… странное путешествие… мы потерпели крушение… остальное вам известно, вы спасли меня, и я обязан вам своей жизнью. Но о новостях я ничего не знаю.
– Боже милостивый! – он быстро перебил меня. – Плохие новости, как правило, распространяются быстро, – так говорят, но вы их пропустили… и, признаюсь, мне не хочется говорить вам об этом…
Он замолчал, и его добродушное лицо приняло озабоченное выражение. Я улыбнулся, но все же задумался.
– Прошу вас, говорите! – попросил я его. – Не думаю, что вы скажете мне что-то, что глубоко затронет меня – не сейчас. Уверяю вас, что я познал почти все лучшее и худшее в мире!
Он с сомнением посмотрел на меня; затем, войдя в свою курительную каюту, он принес мне американскую газету семидневной давности. Он протянул ее мне, молча указав на первые столбцы. Там я увидел крупным шрифтом – «Миллионер разорился! Невероятные махинации! Чудовищные подделки! Грандиозное мошенничество! По следам Бентама и Эллиса».
На минуту у меня в голове все поплыло, затем я стал читать дальше и вскоре понял, что произошло. Пара почтенных юристов, на которых я безоговорочно полагался в ведении всех своих дел в мое отсутствие, поддалась искушению иметь столько наличных и взимать плату за инвестиции, – и превратилась в пару опытных мошенников. Имея дело с тем же банком, что и я, они подделали мою подпись так искусно, что никто даже не заподозрил ее подлинность, – и, вытянув таким образом огромные суммы и вложив их в различные дутые компании, с которыми они были связаны, они в конце концов скрылись, оставив меня почти в такой же бедности, в какой я был, когда впервые услышал о своем унаследованном состоянии. Я отложил газету и поднял глаза на доброго капитана, что стоял рядом и наблюдал за мной с сочувствием и тревогой.
– Спасибо вам! – поблагодарил я его. – Эти воры были моими поверенными, и я могу с радостью сказать, что мне гораздо больше жаль их, чем себя. Вор всегда остается вором, а бедняк, если он честен, во всяком случае выше вора. Украденные ими деньги принесут им скорее страдание, чем удовольствие, – в этом я убежден. Если этот отчет верен, они уже потеряли большие суммы в фиктивных компаниях, а Бентам, которого я считал воплощением проницательной осторожности, вложил огромную сумму капитала в иссякший золотой рудник. Их подделки, должно быть, были выполнены превосходно – печальная трата времени и ума. Похоже также, что мои собственные инвестиции стоят не так уж много, ну что же! – это не имеет большого значения, – я должен начать жизнь сначала, вот и все.
Он выглядел изумленным.
– Я не думаю, что вы до конца осознаете свое собственное несчастье, мистер Темпест, – сказал он. – Вы относитесь к нему слишком спокойно. Скоро вы будете думать об этом иначе.
– Надеюсь, что нет! – ответил я с улыбкой. – Никогда не стоит думать о чем-то худшем. Уверяю вас, я прекрасно все понимаю. Весь мир считает, что я разорился – я вполне это понимаю!
Он пожал плечами с совершенно отчаявшимся видом и оставил меня. Я убежден, что он счел меня сумасшедшим, но я знал, что никогда еще не был таким здравомыслящим. Я действительно полностью осознал свое «несчастье», или, скорее, предоставленный мне великий шанс выиграть нечто гораздо большее, чем все сундуки Маммоны; я увидел в своей потере вмешательство и жалость милосердного провидения, которые дали мне большую надежду, чем любая из тех, что я когда-либо ведал… Передо мной ясно встало видение этой самой божественной и прекрасной необходимости счастья. – Труда! – то был великий и слишком часто недооцениваемый Ангел Труда, который формирует разум человека, делает тверже его руку, направляет разум, избавляет от страстей и укрепляет все его ментальное и физическое существо. Прилив энергии и здоровья наполнил мои вены, – и я искренне возблагодарил Бога за бесценный дар, что я отныне мог принять и использовать. В каждой человеческой душе должна быть благодарность за каждый дар небес, но ничто не заслуживает большей благодарности и восхваления Творца, чем призыв к труду и способность откликнуться на него.
Наконец-то Англия! Я попрощался с добрым кораблем, спасшим меня, и со всеми, кто был на его борту; большинство из них теперь знали мое имя и смотрели на меня с жалостью и любопытством. История о том, как я потерпел крушение на яхте друга, была с готовностью принята, и темы этого приключения избегали, поскольку общее впечатление было таково, что мой друг, кем бы он ни был, утонул вместе со своей командой и что я был единственным выжившим. Я не стал давать никаких дальнейших объяснений и был удовлетворен тем, что это дело было улажено, хотя я позаботился о том, чтобы послать капитану и корабельному врачу солидную компенсацию за их внимательность и доброту. Судя по письмам, которые они мне прислали, у меня есть основания полагать, что они были более чем удовлетворены полученными суммами и что я действительно принес какую-то реальную пользу с помощью этих нескольких последних осколков моего исчезнувшего богатства.
Добравшись до Лондона, я обратился в полицию относительно воров и фальшивомонетчиков Бентама и Эллиса и прекратил все судебные разбирательства против них.
– Называйте меня сумасшедшим, если вам угодно, – сказал я совершенно сбитому с толку начальнику сыскной полиции. – Я не возражаю! Но пусть эти негодяи оставят себе украденный ими мусор. Это станет проклятием для них, как стало для меня. Это дьявольские деньги! Половина состояния была передана моей покойной жене, после ее смерти оно перешло по тому же договору к любым живущим членам ее семьи и теперь принадлежит лорду Элтону. Я жил для того, чтобы позволить вновь разбогатеть благородному графу, который когда-то стал банкротом, и я сомневаюсь, что он одолжил бы мне десятифунтовую банкноту, если бы я попросил! Однако я не буду ни о чем его просить. Остальное кануло во вселенскую помойку коррупции и притворства – пусть там и остается! Я никогда не стану утруждать себя тем, чтобы вернуть все обратно. Я предпочитаю быть свободным человеком.