Скорбь сатаны — страница 20 из 71

— Амиэль действительно угрюм, — ответил я, — но мне кажется, что в других отношениях он хорош.

— Не знаю, — ответил Моррис степенно, — но когда он находится внизу, между нами, он делает поразительные вещи: поет, танцует и играет, как будто в нем кроется целый легион актеров.

— Неужели? — удивился я, — вот никогда бы не ожидал. — Значит он очень забавный, — добавил я, не понимая, чем недоволен Моррис.

— Конечно забавный, — согласился камердинер, задумчиво потирая себе нос. — Казалось бы на первый взгляд, что Амиэль тише воды, ниже травы. Но вы бы послушали, как он ругается… уверяя, что он только следует примеру наших лордов! Вчера вечером, он даже занялся гипнотизмом… от одного воспоминания меня пробирает дрожь.

— Что же он делал? — спросил я не без любопытства.

— Он посадил в кресло одну из горничных и начал пристально смотреть на нее с сатанинской улыбкой на губах. Право, он был похож скорее на черта, чем на человека. Горничная (в обыкновенное время это тихая, скромная девушка) вдруг встала и начала танцевать, сперва медленно, потом быстрее и быстрее, поднимая юбки так высоко, что было прямо неприлично… Мы хотели было остановить ее, но не могли. Амиэль указывал на нее пальцем и продолжал ехидно улыбаться. Наконец раздался звонок № 22, это номер князя, Амиэль схватил несчастную девушку, усадил ее в кресло и замахал руками. Она сейчас же пришла в себя; вообразите, она даже не знала, что только что танцевала. Звонок раздался второй раз, и камердинер князя убежал.

Я засмеялся.

— Во всяком случае, Амиэль не лишен юмора, — сказал я, — я никогда бы этого не подумал. Однако все это не важно.

— Как не важно? — воскликнул Моррис, — сегодня горничная совсем больна — она все время вздрагивает, работать не может, я боюсь, что она потеряет место. Нет, сэр, верьте мне, тут что-то неладное. Положим, проделка Амиэля с этой девушкой пустяки, но объясните мне, что он делает с остальными служащими князя?

— Как что делает?

— У князя свой повар, — и Моррис начал отсчитывать по пальцам, — два лакея, которые служат у стола, и конюх; итого шесть, не правда ли? Однако, кроме Амиэля, ни одного из них никогда у нас внизу не видно. Повар присылает обед в горячих кастрюлях, неизвестно откуда, два других лакея показываются только, когда надо служить у стола; также неизвестно где стоят лошади князя и где живут кучер и конюх! Во всяком случае, в гостинице их нет. Все это очень подозрительно.

Эти замечания почему-то раздражили меня, и я перебил Морриса:

— Какая у вас нехорошая привычка, заниматься делами, которые вас не касаются, — сказал я, — не все ли равно, где находятся служащие князя; во всяком случае, он платит им достаточно, чтобы не тревожиться мелкими дрязгами. Притом, князь любитель путешествий и его вкусы необыденные. Если Амиэль вам неприятен, вы можете избегать его, только ради Бога, не выдумывайте таинственностей там, где их нет.

Моррис взглянул на меня, тихо пробормотал «слушаюсь» и я понял, что он решил больше меня не беспокоить.

Однако его суждения о выходках Амиэля показались мне довольно забавными, и, когда мы с Лючио уселись в карету, чтобы ехать к лорду Эльтону, я передал ему вкратце мой разговор с Моррисом.

— Амиель не всегда в силах покорить свой темперамент, — засмеялся князь. — В нем иногда сидит какой-то бес веселья.

— Разве? — удивился я; — как я ошибся в нем; мне казалось, что у Амиэля чересчур спокойный нрав.

— Наружность бывает обманчива, — заметил Лючио; с этими словами мы остановились перед крыльцом богатого дома Эльтонов. Лакей в красной плюшевой ливрее с напудренной головой, передал нас с рук на руки другому такому же лакею, похожему на него, как две капли воды. Этот второй экземпляр провел нас наверх с таким видом, как будто говорил: — Подумайте, до чего жестокая судьба может унизить великого человека.

В гостиной мы застали лорда Эльтона, стоявшего спиной к пылающему камину; в нескольких шагах от него, в низком кресле сидела изящно одетая девушка, с очень маленькими ногами. Я сразу заметил ее ноги, так как они были сильно выдвинуты вперед, и пышные воланы красивой нижней юбки нисколько не скрывали их… В комнате была еще одна дама, сидевшая чересчур прямо, со сложенными руками на коленях. Лорд Эльтон сперва представил нас ей:

— Шарлотта, представляю вам моих друзей; — князя Лючио Риманца и мистера Джеффри Темпеста! Господа, моя невестка — мисс Шарлотт-Фицрой.

Мы поклонились, дама ответила сухим поклоном. Это была старая дева, внушающая уважение, с выражением не то благочестия, не то жеманности на желтом лице. Казалось, что раз в жизни она увидала ничто очень неприличное, и никак этого не могла забыть. Сжатые губы, круглые бесцветные глаза и хроническое выражение оскорбленной нравственности еще больше усиливали это впечатление. Невозможно было долго смотреть на мисс Шарлотт и не призадуматься над вопросом: что могло случиться в ее далекой молодости столь неприличное, что следы оскорбления так ясно отпечатлелись на ее лице. С тех пор, однако, я встретил многих англичанок из высшего круга с тем же выражением лица, и оно перестало удивлять меня. Молодая барышня, которой затем представил нас граф, во всех отношениях служила контрастом старой даме; в ее миловидном лице было и веселье, и кокетство; когда мы поклонились ей, она улыбнулась, приветливо и дружелюбно.

— Мисс Диана Чезни, — быстро проговорил граф. — Князь, вы верно встречали отца барышни, по меньшей мере, слышали о нем; это знаменитый Чезни, один из крупнейших железнодорожных тузов.

— Конечно, я его знаю, — радушно ответил Лючио. — Кто его не знает? Я встречался с ним довольно часто в Вашингтоне и хорошо его помню, — очаровательный человек, полный жизни и юмора.

— Неужели? — и в голосе мисс Чезни послышалось пренебрежение. — Я не нахожу отца очаровательным, — для меня он нечто среднее между контролером и таможенным офицером! Когда я вижу отца, мне кажется, что я сейчас должна куда-то ехать, — от него дышет железной дорогой, и я говорила ему не раз, что он был бы красивее, если не носил бы на себе отпечатка железной дороги. И где вы уловили в нем юмор?

Лючио засмеялся в ответ на неуважительное суждение дочери американского миллионера, но подтвердил свое мнение.

— Я с вами не согласна, — откровенно продолжала девушка. — Пожалуй, оттого, что я частенько слышала от него те же анекдоты, так что для меня они не имеют прелести новинки. Отец рассказывает их принцу Валлийскому при первом удобном случае, но меня он оставляет в покое. Конечно, он умен, я не стану этого оспаривать, так как он нажил свои деньги гораздо скорее других. И насчет его жизненности вы правы, — один его смех чего стоит!

Веселые глаза девушки сверкнули.

— Вы находите меня непочтительной? — продолжала она, — но папа не похож на благородных отцов театра; он просто воплощение железной дороги и уважения от меня не требует. Но почему вы не сядете? — и, кокетливо повернув головку к хозяину, она добавила: — Лорд Эльтон, заставьте их сесть. Я не люблю, когда мужчины стоят; притом, вы такого высокого роста — обратилась она к Лючио, красивая наружность которого заметно понравилась ей, — мне надо подымать голову так высоко, как будто я смотрю на луну.

Лючио расхохотался и уселся рядом с ней; я последовал его примеру; старый граф продолжал стоять, растопырив ноги перед камином с широкой улыбкой на сморщенном лице. Диaнa Чезни была без сомнения очаровательна, как большинство американок; ее ум и внешность привлекали мужчин, не возбуждая в них однако сильной страсти.

— Итак, вы знаменитый мистер Темпест? — сказала она, оглядывая меня с нескрываемым любопытством. — Вы очень довольны, а? Я нахожу, что не стоит иметь деньги без молодости, а то все состояние уходит на докторов и лекарства. Я знала одну старушку, которая получила наследство в сто тысяч фунтов, когда ей только что минуло девяносто пять лет. Бедняжка, как она плакала. Она сразу поняла, что для нее богатство пришло слишком поздно! Старушка с постели уже не вставала и ничего более не требовала, как чашку чаю с копеечной булкой. Она больше ни в чем не нуждалась!

— Сто тысяч фунтов на покупку копеечных булок, — это действительно много! — засмеялся я.

Прелестная Диана тоже засмеялась — Я думаю, что у вас больше требований, неправда ли, мистер Темпест? В ваши годы еще стоит быть богатым. Я слыхала, что вы теперь один из самых состоятельных людей мира?

Мисс Чезни сказала это так наивно, что нельзя было обидеться ее любопытству.

— Пожалуй, я действительно один из самых богатых, — ответил я и невольно подумал, как еще недавно я был в числе самых бедных — но вот, мой друг, князь Лючио, еще гораздо богаче меня.

— Неужели? — и американка уставилась на Лючио, который ответил на ее взгляд снисходительной полунасмешливой улыбкой.

— Значит мой отец бедняк в сравнении с вами? Вероятно весь мир у ваших ног.

— Вероятно, — повторил Лючио спокойно. — Но подумайте, милая мисс Чезни, как в сущности легко покорить мир! Вы на этот счет должны быть опытны!

И он подчеркнул свои слова выразительным взглядом.

— Вы хотите сделать мне комплимент, — невозмутимо ответила барышня, — вообще я не люблю их, но в этот раз уж, так и быть, я вам прощаю!

— Пожалуйста, — сказал Лючио, глядя на нее с такой очаровательной улыбкой, что мисс Чезни невольно остановилась, как бы пораженная его из ряду выходящей красотой.

— И вы тоже молоды, как мистер Темпест, — заметила она, наконец, после довольно продолжительного молчания.

— Нет, я гораздо старше его.

— Неужели? — вмешался в разговор лорд Эльтон, — я никогда бы этого не подумал, неправда ли, Шарлота?

Мисс Фицрой медленно подняла к глазам свою черепаховую лорнетку и критически осмотрела нас обоих.

— Мне кажется, что князь старше мистера Темпестa, — произнесла она с холодной учтивостью, — но на очень немного.

— Во всяком случае, — заметила мисс Чезни, — вы достаточно молоды, чтобы наслаждаться богатством, не правда ли?