Глава двадцать третья
Утро встало ясное; в безоблачном небе солнце разбросало свои первые опаловые лучи. Никогда мне еще не приходилось видеть столь чудной картины… Виллосмир со своими живописными окрестностями, был весь освещен радостным сиянием весны, почти превратившейся в юное лето. Мое сердце горделиво забилось при виде моих владений. «Как я буду счастлив здесь, — подумал я, — когда Сибилла прибавит свою упоительную красоту к волшебной прелести природы!»
— Пусть философы говорят, что хотят, — прибавил я вполголоса, — но деньги все-таки создают счастье.
Слава — вещь хорошая, но что может значить слава, если человек, как Карлейль, слишком беден, чтобы насладиться ею? К тому же литература уже не пользуется прежним обаянием, — в наше время слишком много писателей, слишком много журналистов, корчащих из себя гениев… слишком много скверно воспитанных женщин, каждая из которых воображает себя новой Жорж Санд. Ради Сибиллы и Виллосмира я готов отрешиться от славы.
Но я знал, что обманываю себя, что мое желание стать между знаменитыми людьми мира, было также сильно, как и раньше; я знал, что продолжаю завидовать умственному отличию, силе и гордости, которые делают из мыслителя — властелина своей страны, но я не хотел даже мечтать о столь несбыточном желании. Я заставлял себя наслаждаться прелестью настоящего, как пчела, высасывающая мед из цветка и сошел вниз, чтобы пить кофе с Лючио в наилучшем расположении духа…
— Ни единого облака на небе! — сказал с улыбкой князь, когда я взошел в светлую столовую с широко раскрытыми окнами. — Ваш прием увенчается успехом, Джеффри.
— Благодаря вам, — сказал я. — Лично я ничего не знаю о ваших планах; но я убежден, что все, что вы делаете, совершенство.
— Вы делаете мне честь, — ответил Лючио с легким смехом, вы ставите меня выше Творца, так как, по мнению современных людей, все, что Он сделал, весьма скверно сделано. Люди укоряют Его вместо того, чтобы Его славить, и относятся к его законам весьма неодобрительно.
Я засмеялся, и мы уселись к столу, где нам прислуживали лакеи, великолепно-дрессированные, и коих цель жизни казалось, состояла в том, чтобы угодить нам. В доме не было никакой суеты; нельзя было предположить, что в тот же день ожидалось такое множество гостей. Окончив кофе, я спросил Лючио, в котором часу должны приехать музыканты?
— Около двенадцати, — ответил он. — Может быть и раньше. Но в котором часу они бы ни приехали, все будут на месте во время, об этом не беспокойтесь: и артисты и музыканты, которых я нанял, знают, что со мной шутки плохи! — И какая-то зловещая улыбка заиграла на губах Лючио. — Из ваших гостей никто не может приехать раньше часу, я заказал для них экстренный поезд из Лондона, завтрак будет сервирован в саду в 2 часа. Но если вам хочется до этого развлечься, то выйдите на лужайку, там как там расставят Майский столб.
— Майский столб? — воскликнул я, — это великолепная идея!
В Англии еще существует древний народный обычай; в мае ставить разукрашенный столб, вокруг которого пляшут.
— В былые времена, идея была безусловно хорошая, девушки и парни обладали еще молодостью, здоровьем и весельем; хоровод доставлял им удовольствие и никому вреда не причинял, но теперь даже в деревнях молодежи нет; остались лишь нервные старики и старухи, которые проводят жизнь медленно, с усталым видом, рассуждая о проке существования, надсмехаясь над искренним чувством и наслаждаясь только пороком; для них столь невинное развлечение, как пляс вокруг майского столба уже не существует. Итак, мы нанимаем танцоров для майских праздников, исполнение конечно лучше, но навряд ли можно достичь того же «оживления», как говорят французы; теперь это просто хорошенькое зрелище!
— Танцоры уже приехали? — спросил я, подходя к окну с чувством любопытства.
— Нет еще! Но столб стоит во всей своей красе; советую вам пойти и взглянуть на него.
Я последовал совету князя и вскоре увидал пеструю колонну, ставшую эмблемой народного празднества еще со времен Шекспира. Несколько рабочих разматывали длинные ветки цветов, смешанные с разноцветными яркими лентами. На открытой лужайке, окруженной старыми вековыми деревьями, вид разукрашенного столба быль чрезвычайно живописен, подойдя к одному из рабочих, я выразил ему свое одобрение. Он посмотрел на меня угрюмо, исподлобья, но ничего не ответил, и я заключил, судя по смуглым чертам его лица, что он по-английски не понимает. Я заметил, не без раздражения, что и остальные рабочие иностранцы и по типу похожие на ненавистного мне Амиэля. Но вспомнив, что Лючио сообщил мне о необходимости нанимать иностранцев, я не придал этому факту особенного значения и вскоре вовсе забыл о нем.
Утренние часы пролетели так быстро, что я не успел разглядеть всех праздничных приготовлений, коими сад был переполнен, благодаря этому, я также мало знал о предстоящих развлечениях, как и мои гости. Я с любопытством дожидался приезда музыкантов и танцоров: однако я мог бы употребить время на более полезное занятие, так как не увидал их. В час дня, и Лючио, и я, мы были наготове для приема приезжих, и в двадцать минут второго первая часть наших важных гостей явилась. В их числе были Сибилла и ее отец; я стремительно бросился встречать свою невесту, когда она выходила из коляски, привезшей ее со станции. В тот знаменательный день, она была безукоризненно хороша и высилась, как блестящая звезда среди остальной публики. Я поцеловал ее изящную ручку, обтянутую перчаткой с большим благоговением, чем поцеловал бы руку королевы.
— Приветствую вас в вашем родном гнезде, Сибилла, — сказал я тихо и нежно; девушка приостановилась, взглянула на старый замок, и глаза ее наполнились слезами; она оставила свою руку в моей, и я повел ее к разукрашенному цветами входу, где Лючио ожидал нас с улыбкой на устах; внезапно, два маленьких пажа, одетых в белом атласе с серебром, выскочили неизвестно откуда и посыпали весь путь, который Сибилла должна была пройти, лепестками, розовых и белых роз. Они исчезли также быстро и незаметно, как явились… Моя невеста вся вспыхнула от удивления и радости.
— Как это мило с вашей стороны, Джеффри, — обратилась она ко мне, — надо быть поэтом, чтобы придумать столь красивое приветствие.
— Я жалею, что не я заслуживаю вашу похвалу, — сказал я, глядя на нее с улыбкой, — в данном случае поэт — князь Риманец, все, что касается сегодняшних празднеств, выдумано и устроено им.
Опять густая краска покрыла ее лицо, и она протянула Лючио руку. Князь почтительно поклонился, но не поцеловал ее руки, как он это делал при встрече с мисс Клер. Мы взошли в дом, потом вышли опять в сад, а лорд Эльтон шел сзади и восторгался всеми новшествами, введенными в его старом владении. Мало-помалу лужайка перед домом покрылась пестрыми группами изящно одетых людей, и мои обязанности хозяина начались… Меня приветствовали, поздравляли, десятки лицемеров радушно трясли мне руку, молча преклоняясь перед моим богатством. Если бы я внезапно обеднел, подумал я не без горечи, ни один из них не одолжил бы мне шиллинга! Гости продолжали приезжать партиями; когда их собралось около трехсот, неизвестно откуда послышалась чудная музыка, и масса пажей в одинаковых пунцовых, шитых золотом, ливреях, принесли груды чудных букетов, которые они и раздали дамам. Восторженные восклицания раздались со всех сторон, восклицания которые в большинстве случаев были шумны и крикливы, так как высшее общество перестало вырабатывать в себе мягкость голоса и правильность выговора. Чем громче эти представительницы «высшего света» говорят, и, чем больше выражений они перенимают у своих кучеров и лакеев, тем они довольнее… Я, конечно, говорю о молодой аристократии. Между старыми дамами еще есть некоторые, которые продолжают держаться принципа: «положение обязывает», но на них никто не обращает внимания, так как они считаются устаревшими и скучными. Большинство моих гостей приехало просто из чувства любопытства, чтобы посмотреть, что человек с пятью миллионами способен сделать, другие старались узнать подробности о моей лошади Фосфоре и сколько она имеет шансов выиграть Дэрби. Остальные приглашенные бесцельно бродили по саду, с наглостью или завистью рассматривая друг друга, и не обращая никакого внимания на природную красоту сада и окрестностей. Отсутствие ума нынешнего общества редко так поражает, как в эти «гарден-патти», где беспокойные гости двигаются беспрестанно, не останавливаясь даже пяти минут, для разговора друг с другом; чаще всего они окончательно примыкают к буфету или оркестру; в данном случае они лишились последнего убежища, так как оркестр, не был виден, а музыка, упоительная и сладкая, раздавалась то в одной части сада, то в другой; но никто не слушал ее с особенным вниманием. Зато все в один голос хвалили великолепный завтрак, сервированный одновременно в двенадцати палатках. Ожидаемые гости все уже прибыли, так что я мог отдохнуть от обязанностей хозяина и, пригласив Сибиллу завтракать со мной, я решил посвятить ей весь остальной день, моя невеста была в самом чудном настроении, ее смех раздавался звонко, как смех счастливого ребенка, она была добра со всеми, даже с Дианой Чезни, которая, видимо, очень веселилась и с жизнерадостностью, свойственной американкам, играя во флирт, как она играла бы в теннис. Картина была действительно чрезвычайно красива, светлые костюмы дам резко выделялись на фоне пунцовых ливрей многочисленных лакеев, и Лючио, красивый и гордый, медленно проходил из одной палатки в другую, и у каждого стола его чудный голос звучал столь же приветливо и ласково. Влияние князя было непреодолимо, он возбуждал скучных, вдохновлял умных, поддерживал застенчивых и соединял все враждебные элементы положений характеров и мнений в одно целое, коим он управлял с такой же легкостью, как любимый оратор управляет толпой. Я тогда не знал то, что знаю теперь, не знал, что Лючио поработил всю эту блестящую толпу, всех этих лицемеров и шутов, преклоняющихся; пред его тайной властью также покорно, как слабый тростник ложится перед ветром, что он с ними делал все, что хотел, как это делает и по сию пору. Бог мой! Если бы эти сластолюбивые, смеющиеся безумцы могли бы только понять, какими ужасами они были окружены во время этого пиршества, какие страшные слуги покорно исполняли их прихоти, какие неведомые страхи скрывались за миражем гордости