– Она выглядела ужасно!
– Парализованная Елена из современной Трои? Да, ее лицо в последнее время нельзя было назвать привлекательным. Красота в сочетании с пороком часто заканчивается конвульсиями, неподвижным взглядом и параличом, то есть подобием смерти. Это месть Природы за поруганное тело. И уверяю вас, месть Вечности нечистой Душе чрезвычайно похожа.
– Откуда вам знать об этом? – спросил я с невольной улыбкой, любуясь его прекрасным лицом, выражавшим совершенное здоровье и блестящий ум. – Ваши нелепые фантазии о душе – единственные следы душевного расстройства, которые я замечаю в вас.
– В самом деле? Тогда я рад, что в моем характере есть что-то от безумца, ведь мудрость становится возможна только благодаря существованию ее противоположности. Признаюсь, у меня странные, очень странные представления о душе.
– Они кажутся мне вполне извинительными, – сказал я со смехом. – Боже, как я был слеп в своем высокомерии! Я готов все вам простить ради вашего голоса. Я не льщу вам, Лусио, вы поете как ангел.
– Не надо прибегать к таким нелепым сравнениям, – ответил он. – Вы когда-нибудь слышали, как поют ангелы?
– Да! – ответил я с улыбкой. – Сегодня вечером!
Он смертельно побледнел, а потом принужденно засмеялся.
– Весьма откровенный комплимент! – сказал он и вдруг с какой-то грубой поспешностью опустил окно кареты, хотя ночь была очень холодная. – Душно, пусть будет побольше воздуха. Посмотрите, как сияют звезды! Они похожи на королевские драгоценности – регалии Божества! Сильный мороз подобен тяжелым временам: то и другое заставляет яснее различать высокие явления. Вон там, вдалеке, блестит еле заметная звезда: сейчас она красная, как уголек, а вот становится синей, как молния. Я всегда различаю ее, хотя многие не могут. Это Алголь, звезда, которую суеверные люди считают злой. Я люблю ее главным образом из-за дурной репутации, но она, несомненно, оклеветана. Там может находиться холодный угол ада, где скорбные души заморожены во льду, образованном из их собственных застывших слез. А может быть, это подготовительная школа для тех, кто воспарит к Небесам, – кто знает! А вон там сияет Венера, – это ваша звезда, Джеффри! Она ваша, потому что вы влюблены, мой друг! Признавайтесь! Это правда?
– Не могу сказать с уверенностью, – не сразу ответил я. – Это слово – «влюблен» – недостаточно для определения того, что я чувствую…
– Вы уронили вот это, – сказал вдруг князь, поднимая с пола кареты увядший букетик фиалок и поднося его мне.
Он улыбнулся, услышав вырвавшееся у меня восклицание. Это было украшение леди Сибил, которое я случайно выронил. Лусио, несомненно, знал об этом. Я молча взял букетик из его рук.
– Милый мой, не надо скрывать свои намерения от лучшего друга, – сказал он серьезно и ласково. – Вы хотите жениться на прекрасной дочери графа Элтона. И вы женитесь, поверьте мне! Я сделаю все возможное, чтобы ваше желание исполнилось.
– Вы мне поможете? – воскликнул я с нескрываемым восторгом, понимая, какое влияние он имел на отца Сибил.
– Помогу, обещаю, – серьезно ответил он. – Уверяю вас, что этот брак придется мне по сердцу. Я сделаю для вас все, что в моих силах, а ведь я на своем веку устроил немало браков!
Сердце мое забилось от ощущения торжества. При прощании я горячо пожал руку князя и сказал, что искренне благодарен судьбе за такого прекрасного друга.
– Благодарен… кому? Как вы сказали? – спросил он, странно взглянув на меня.
– Судьбе – Паркам!
– Серьезно? А мне кажется, что эти сестры весьма уродливы. А не они ли – те самые призраки, которые навестили вас прошлой ночью?
– Боже упаси! – вырвалось у меня.
– Бог никогда не запрещает исполнения собственных законов! – ответил Лусио. – В противном случае он погубил бы самого себя.
– Если только он действительно существует, – заметил я небрежно.
– Воистину так! Если…
И с этими словами мы разошлись по своим апартаментам в «Гранд-отеле».
XV
После этого вечера я сделался постоянным и желанным гостем в доме лорда Элтона и вскоре установил самые теплые отношения со всеми членами его семьи, включая даже суровую и набожную мисс Шарлотту Фицрой. Было заметно, что мои матримониальные устремления не остались тайной, однако поощрения, которые я получал от самой леди Сибил, выглядели настолько незначительными, что у меня возникали сомнения в том, что мои надежды на ее завоевание когда-либо осуществятся. Зато старый граф не скрывал восторга от перспективы видеть меня своим зятем. Такие богачи встречаются не каждый день, и даже если бы я был не «писателем», а мошенником, зарабатывающим на скачках, или отставным жокеем, то с пятью миллионами в кармане все равно считался бы желанным претендентом на руку леди Сибил.
Князь Риманес теперь почти не ездил со мной к Элтонам, ссылаясь на многочисленные неотложные дела и светские мероприятия. Нельзя сказать, что я сильно горевал об этом. Я испытывал восхищение и уважение по отношению к Лусио, но его необычайная физическая красота и чарующие манеры невыгодно оттеняли мою всего лишь «привлекательную» внешность, и мне казалось, что в его присутствии ни одна женщина не отдаст мне предпочтения. При этом я не боялся, что он когда-нибудь выступит в качестве моего соперника: слишком глубокой и искренней была его антипатия к женщинам. В этом отношении его чувства были так сильны и страстны, что я задавался вопросом, почему светские сирены, жадно добивавшиеся его внимания, остаются слепы и не замечают холодного цинизма, проступавшего за кажущейся любезностью князя? Почему они не чувствуют язвительных насмешек в его комплиментах и ненависти, вспыхивающей в его глазах при выражении почтительного восхищения? Однако не мое дело было открывать глаза тем, кто не мог или не хотел видеть бесконечную изменчивость нрава моего друга. Я не обращал на нее особого внимания даже в тех случаях, когда перемены его настроения задевали меня самого, потому что привык к ним. Лусио словно бы пробегал пальцами по всей гамме человеческих чувств, а я, поглощенный своими планами, не слишком старался понять человека, который всего за пару месяцев стал моим fidus Achates[9].
Больше всего мне хотелось, чтобы граф Элтон оценил меня как человека и как миллионера, и ради этого я уплатил его самые неотложные долги, одолжил ему крупную сумму, не требуя процентов или векселей, и заполнил свой погреб редкими старыми винами, которые он не мог себе позволить уже многие годы. Таким образом, между нами установились доверительные отношения, и привязанность дошла до того, что его светлость прогуливался со мной под руку по Пикадилли и прилюдно называл меня «мой дорогой мальчик».
Никогда не забуду изумленного лица редактора шестипенсового журнальчика, который однажды утром увидел меня в парке в сопровождении такой важной персоны! Он, несомненно, знал графа Элтона в лицо, – беднягу-журналиста чуть не постиг апоплексический удар. В свое время он презрительно отказался хотя бы прочитать рукопись, которую я ему принес, на том основании, что у меня «нет имени». Теперь же он отдал бы свое месячное жалованье, лишь бы я узнал его! Но я не снизошел до него, а направился мимо, слушая своего будущего тестя и смеясь над древним анекдотом, который тот мне рассказывал. Инцидент был мелкий, даже пустячный, но тем не менее он привел меня в хорошее расположение духа, ибо одно из главных удовольствий, которое принесло мне богатство, – это возможность отплатить с мстительными процентами за презрение и оскорбления тем, кто прежде лишал меня возможности заработать на жизнь, пока я был беден.
В доме Элтонов я больше ни разу не видел парализованную графиню. После ужасного удара она не двигалась, а только существовала и дышала – не более того. Граф сказал мне, что самое неприятное в ее болезни для тех, кто за ней ухаживал, – видеть ее безобразно искаженное лицо.
– Ах, на нее так страшно смотреть! – рассказывал он с содроганием. – Лицо просто ужасное, словно она уже не человек, понимаете? Раньше Хелен была милой женщиной, а теперь… Особенно глаза – испуганные и дикие, словно она увидела самого Дьявола. Ужасное, ужасное выражение, уверяю вас! И оно никогда не меняется. Врачи ничего не могут сделать. Все это так тяжко для Сибил и для всех нас…
Я сочувственно кивал, понимая, что присутствие в доме живого мертвеца неизбежно угнетающе подействует на молодую энергичную натуру, и не упускал возможности доставить леди Сибил те маленькие радости, которые были мне по силам: дорогие букеты, ложи в опере и на премьерах в театрах, – все виды внимания, которые мужчина может оказать женщине, не сделавшись при этом назойливым. И она не отвергала мои подарки.
Я благополучно продвигался к осуществлению своих желаний, не встречая на пути ни трудностей, ни неприятностей. Я вел жизнь, подчиненную удовлетворению собственного эгоизма, получая за это похвалы и поощрения от целого сонма льстецов и корыстных знакомцев. Уиллоусмир-корт был куплен, и все газеты Англии отметили сделку раболепными или, наоборот, злобными статьями. Бентам и Эллис горячо поздравили меня с покупкой столь замечательного имения, которое они лично осмотрели и одобрили. Теперь в поместье трудились декораторы и мебельщики, рекомендованные князем Риманесом, и мы ожидали, что оно будет полностью готово к началу лета, – я намеревался устроить там большой прием, созвав известных в свете гостей.
Тем временем произошло то, что я когда-то считал важнейшим событием в жизни: вышла моя книга. Превознесенная до небес самой беззастенчивой рекламой, она была наконец предана на суд общественного мнения, и специальные «авансовые» экземпляры попали в редакции всех лондонских журналов и газет.
На следующий день после этого Лусио, как я теперь фамильярно называл князя, вошел в мою комнату с таинственным и зловещим видом.
– Джеффри, я хочу одолжить вам пятьсот фунтов! – объявил он.
Я улыбнулся и спросил: