– Они честные животные! – сказал князь угрюмо. – Они привыкли к откровенности со своей хозяйкой и потому прямо выражают протест против воплощения лжи.
– Говорите о себе! – ответил я раздраженно. – Они выражают протест главным образом против вас.
– Я прекрасно это осознаю, – кивнул Лусио, – и потому говорю именно о себе. Вы же не думаете, что я могу назвать воплощением лжи вас, даже если бы это было правдой! Это было бы неучтиво. Но я – сама ложь, и признаюсь в этом, что дает мне право претендовать на честность бóльшую, чем у обычных людей. Эта увенчанная лаврами леди – олицетворенная истина! Только представьте это! Ей незачем притворяться не тем, кто она есть! Неудивительно, что она так знаменита!
Я ничего не ответил, так как в этот момент вернулась та, о ком шла речь, – спокойная и улыбающаяся. Она сделала все возможное, с тактом и грацией идеальной хозяйки, чтобы заставить нас забыть о свирепом нападении пса.
Мисс Клэр провела нас по самым красивым извилистым дорожкам своего сада, который представлял собой одну большую беседку из весенней зелени. Она беседовала с нами обоими с одинаковой легкостью, живостью и остроумием, но я заметил, что на Лусио она поглядывала с бóльшим интересом, хотя наблюдала за ним скорее с любопытством, чем с симпатией. Пройдя под аркой, образованной расцветающей сиренью, мы вышли на открытый двор, вымощенный голубыми и белыми изразцами. В центре располагалась живописная голубятня, построенная в виде китайской пагоды. Остановившись, Мэвис хлопнула в ладоши. Туча голубей – белых, серых, коричневых и сизых – ответила на зов, закружившись вокруг ее головы и слетая к ее ногам.
– Вот мои рецензенты! – сказала она со смехом. – Разве они не прелестные существа? Те, кого я знаю лучше остальных, названы в честь соответствующих газет, но есть, разумеется, и много безымянных. Вот, например, «Субботнее обозрение».
Она подняла напыщенную птицу с коралловыми лапками, которой, казалось, нравилось проявленное к ней внимание.
– Дерется со всеми своими товарищами и отгоняет их от корма, где только может. Очень сварливое существо! – Тут мисс Клэр погладила птичку по головке. – Ей трудно угодить. Бывает, что она не берет кукурузу и ест только горох, или наоборот. Она вполне заслуживает своего имени. Улетай!
Мисс Клэр подбросила голубку и проследила, как та взмывает вверх и опускается вниз.
– Она такая забавная старая ворчунья! А вот «Оратор», – и она указала на толстого суетящегося веерохвоста. – Он очень солиден и воображает себя важной персоной, хотя в действительности это совсем не так. Вон там «Общественное мнение» – тот, что дремлет на стене. Рядом с ним «Зритель»: видите, у него два кольца вокруг глаз, как очки. Коричневое существо с пушистыми крыльями на цветочном горшке – это «Девятнадцатый век». Маленькая птичка с зеленой шеей – «Вестминстерская газета», а толстяк, сидящий на трибуне, – это «Пэлл-Мэлл». Он отлично знает свое имя – смотрите! – И она весело позвала: – Пэлл-Мэлл! А ну, лети сюда!
Птица тотчас повиновалась и, облетев мисс Клэр сбоку, села ей на плечо.
– Есть много других, их иногда трудно различить, – продолжала она. – Всякий раз, когда выходит плохая рецензия, я даю имя голубю – это меня развлекает. Вот тот лохматый, с грязными лапами зовется «Скетч». Совсем не благовоспитанная птица, должна вам сказать! Этот умный голубь с пурпурной грудью – «Графика», а это мягкое старое серое существо – это «ИЛН», сокращенное название «Иллюстрированных лондонских новостей». Три белых – соответственно «Ежедневный телеграф», «Утренняя почта» и «Стандарт». А теперь посмотрите на них всех!
Она взяла стоявшую в углу накрытую корзину и принялась щедро разбрасывать кукурузу, горох и пшеницу по всему двору. На какое-то время небо скрылось от нас, так густо сбились птицы, сражаясь друг с другом, пикируя вниз и взмывая вверх. Но вся эта суматоха вскоре сменилась относительным порядком: они разбрелись по земле, выбирая свои любимые блюда из предложенных на выбор.
– Вы поистине добродушный философ, – сказал Лусио с улыбкой, – если рассматриваете своих оппонентов-критиков как стаю голубей!
Она от души рассмеялась и ответила:
– Это просто средство побороть раздражение. Раньше я очень волновалась за свои произведения и не могла понять, почему критики без нужды суровы со мной, одновременно проявляя снисходительность к гораздо худшим авторам. Но, поразмыслив, я убедилась, что мнение критиков никак не воздействует на публику, и решила реагировать на это не иначе, как с помощью голубей!
– Но если голуби – это рецензенты, то, значит, вы их кормите? – спросил я.
– Совершенно верно! И я полагаю, что отчасти кормлю их даже в их человеческом обличье! Редакторы платят критикам за то, что те «крушат» мои произведения, а кроме того, критики, вероятно, получают небольшой доход, ведь они продают те экземпляры моих книг, которые им присылают на рецензирование. Так что, как видите, сходство с голубем сохраняется во всем. Но вы не видели «Атенеума» – о, вы должны его увидеть!
С улыбкой, все еще светившейся в ее голубых глазах, она вывела нас из голубиного двора и повела в уединенный тенистый уголок сада, где в большой клетке сидела важная белая сова. Заметив нас, птица пришла в ярость и, взъерошив пушистые перья, принялась мстительно закатывать желтые глаза и раскрывать клюв. Позади нее сидели, тесно прижавшись друг к другу, две совы поменьше – одна серая, а другая коричневая.
– Ах ты шалунишка! – сладким голоском обратилась Мэвис Клэр к самой страшной сове. – Не нашла сегодня мышек, чтобы покушать? У, какие злые глаза! Какой острый клюв! – Затем она обратилась к нам: – Ну разве не прелесть эта сова? Выглядит такой мудрой… На самом деле она глупа до невозможности. Вот почему я называю ее «Атенеум»! У нее такой глубокомысленный вид, будто она все знает. На самом деле она день и ночь думает только о том, как бы поймать и убить мышку, и это значительно ограничивает ее ум!
Мы с Лусио посмеялись от души: мисс Клэр выглядела такой озорной и веселой.
– Но в клетке сидят еще две совы, как их зовут? – спросил я.
Она подняла пальчик в шутливом предупреждении.
– Я скажу, но только это секрет! Они все вместе – «Атенеум», святая троица. А почему троица – не скажу! Это загадка, которую я предоставляю вам отгадать самим!
Она прошла дальше, и мы двинулись следом за ней по бархатистой лужайке, по краям которой росли яркие весенние цветы: крокусы, тюльпаны, анемоны и гиацинты.
Помолчав, мисс Клэр предложила:
– Не хотите ли взглянуть на мой рабочий кабинет?
Я поймал себя на том, что готов принять это предложение с почти мальчишеским энтузиазмом.
Лусио поглядел на меня насмешливо и спросил:
– Мисс Клэр, а вы назовете голубя в честь мистера Темпеста? Он ведь сыграл роль вашего критика-зоила. Но я сомневаюсь, что он соберется сыграть ее когда-нибудь снова!
Она оглянулась на меня и улыбнулась.
– О, я была милостива к мистеру Темпесту, – ответила она. – Он принадлежит к числу безымянных птиц, которых я не различаю!
Она прошла в дом сквозь открытую дверь-арку, выходившую прямо на лужайку. Войдя вслед за ней, мы очутились в большой комнате восьмигранной формы, где первым делом бросался в глаза мраморный бюст Афины Паллады с бесстрастным выражением лица, обращенного прямо к солнцу. Заваленный бумагами письменный стол стоял слева от двери. В задрапированном оливково-зеленым бархатом углу возвышался Аполлон Бельведерский, чья непостижимая лучезарная улыбка учила любви и символизировала триумф славы.
В кабинете было множество книг, но не выстроенных в ряды на полках, как если бы их никогда не читали, а разложенных на низких столиках и стоящих на подставках на колесиках, чтобы их можно было легко взять и просмотреть.
Особенно меня восхитили стены, ибо они были разделены на панели, и на каждой панели были золотыми буквами вырезаны какие-нибудь изречения философов или строки поэтов. Отрывок из Шелли, который недавно прочла нам наизусть мисс Клэр, занимал, как она и говорила, одну из досок, а над ней висел прекрасный барельеф утонувшего поэта, скопированный с памятника на Виа Реджио. На другой, более широкой панели висел прекрасно выгравированный портрет Шекспира, а под картиной строчки:
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Последует за этим верность всем[15].
Здесь были представлены изречения Байрона, а также Китса. Потребовался бы не один день, чтобы осмотреть различные, наводившие на размышления диковинки и раритеты в этой «мастерской», как называла ее хозяйка. В будущем придет час, когда я буду знать здесь каждый уголок и буду ценить эту комнату так, как в былые века преследуемый законом преступник ценил предоставленное ему убежище. Теперь же время визита подходило к концу, и поэтому Лусио, взглянув на часы и выразив благодарность за любезный прием, начал прощаться:
– Мы с удовольствием оставались бы здесь сколь угодно долго, мисс Клэр, – сказал он с непривычной мягкостью. – Вы создали мирный приют для счастливых размышлений, уголок для отдыха уставшей душе. Но поезд не будет ждать, а мы должны вернуться в город сегодня ночью.
– Тогда не стану вас задерживать, – сказала юная хозяйка и тотчас провела нас через боковую дверь и полный цветущих растений коридор в гостиную, где она нас впервые встретила. – Мистер Темпест, – добавила она с улыбкой, – надеюсь, теперь, когда мы знакомы, вы больше не захотите считаться одним из моих голубей! Едва ли вам это понравится!
– Мисс Клэр, – ответил я с непритворной искренностью, – уверяю вас, я очень сожалею, что написал направленную против вас статью. Если бы я только знал, какая вы…
– О, для критика это не должно играть ровно никакой роли! – весело ответила она.
– Но это сыграло огромную роль для меня, – сказал я. – Вы так не похожи на ненавистный мне образ «литераторши»…