Я устало смотрел на узоры лунного света на полу.
– Что мне делать? – спросил я. – Что бы вы посоветовали?
– Поезжайте со мной в город, – ответил он. – Оставьте жене записку, объясняющую ваше отсутствие. И там, в каком-нибудь клубе, мы спокойно обсудим этот вопрос и решим, как лучше избежать светского скандала. А пока отправляйтесь-ка спать! Если вам не хочется возвращаться в свою комнату, спите по соседству с моей.
Я машинально поднялся, готовый подчиниться.
Он украдкой наблюдал за мной.
– Не выпьете ли успокоительного? Я приготовлю вам, – предложил он. – Это безвредно и позволит вам спокойно проспать несколько часов.
– Я выпил бы даже яд из ваших рук! – отвечал я, не раздумывая. – Почему бы вам этого не приготовить для меня? Тогда я… действительно засну и забуду эту ужасную ночь!
– К сожалению, не забудете!
Князь подошел к туалетному столику и, достав небольшой пакетик с белым порошком, растворил его в стакане воды.
– Это-то и есть самое худшее в том, что люди называют смертью. Мне следует просветить вас немного в научных вопросах, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Научная сторона смерти – то, что продолжается, так сказать, за ее кулисами, – должна вас очень заинтересовать. Это весьма поучительно, особенно в той части, которую я называю регенерацией атомов. Клетки мозга представляют собой частицы, внутри которых находятся другие частицы, называемые воспоминаниями, – удивительно жизненные и удивительно плодовитые… Выпейте это! – и он протянул мне приготовленную им смесь. – Для теперешних обстоятельств это лекарство гораздо лучше, чем смерть. Оно лишь на некоторое время ошеломляет и парализует частицы сознания, тогда как смерть лишь освобождает их, придавая им бóльшую и упорную жизненную силу.
Я был слишком поглощен своими чувствами, чтобы прислушиваться к его словам. Однако я покорно выпил то, что он предложил, и вернул ему стакан. Князь некоторое время внимательно наблюдал за мной. Он проводил меня в соседнюю комнату.
– Ложитесь на эту кровать и закройте глаза, – произнес он повелительным тоном. – До утра я даю вам возможность отдохнуть, – и он странно улыбнулся, – и от снов, и от воспоминаний! Погрузитесь в забвение, друг мой! Каким бы кратким оно ни было, оно приятно – даже миллионеру!
Его ирония была обидна, и я взглянул на него с укоризной.
Его гордое прекрасное лицо, белое, как мрамор, и четко очерченное, как камея, смягчилось, когда наши глаза встретились. Я чувствовал, что он меня жалеет, несмотря на его пристрастие к иронии. Схватив руку Лусио, я горячо пожал ее вместо всяких слов. Пройдя по его указанию в соседнюю комнату, я лег и почти мгновенно уснул, больше ничего не помня.
XXXIII
Утром, очнувшись, я с горечью осознал все, что случилось, но оплакивать свою судьбу мне уже не хотелось. Мои нервы, казалось, онемели, сделав невозможными дальнейшие вспышки страстей. На место оскорбленного чувства пришла жестокая бесчувственность. И хотя отчаяние наполняло мое сердце, я твердо решил, что не буду встречаться с Сибил. Никогда больше это прекрасное лицо, обманчивая маска лживой натуры, не искусит мое зрение и не побудит меня к жалости или прощению. Выйдя из комнаты, в которой провел ночь, я прошел к себе в кабинет и написал следующее письмо:
Сибил,
после унизительной и позорной сцены прошлой ночи Вы должны сознавать, что наша совместная жизнь в дальнейшем невозможна.
Мы с князем Риманесом уезжаем в Лондон и больше не вернемся. Вы можете продолжать жить в Уиллоусмире: дом Ваш, как и половина моего состояния, безоговорочно переданная Вам в день нашей свадьбы. Это позволит Вам поддерживать привычки Вашего «круга» и жить в той роскоши и расточительности, которую Вы считаете необходимой принадлежностью аристократического положения. Я решил отправиться в путешествие и намерен принять меры, чтобы по возможности предотвратить нашу новую встречу, хотя, конечно, приложу все усилия, чтобы избежать скандала.
Упрекать Вас за Ваше поведение было бы бесполезно: Вы потеряли всякое чувство стыда. Преступная страсть заставила Вас унизиться перед человеком, который Вас презирает, который по своей верной и благородной натуре ненавидит Вас за Вашу неверность и лицемерие. Я не нахожу прощения за зло, какое Вы причинили мне, и за оскорбление, нанесенное Вами моему имени. Предоставляю Вас суду Вашей совести, – если она у Вас есть, что для меня сомнительно. Женщин, подобных Вам, редко мучают ее угрызения. Маловероятно, что Вы когда-нибудь снова увидите меня или человека, которому Вы предложили свою нежеланную любовь. Делайте со своей жизнью все, что пожелаете, я безразличен к Вашим действиям и со своей стороны постараюсь забыть о Вашем существовании.
Ваш муж,
Это письмо, сложенное и запечатанное, я отправил жене с ее горничной. Вернувшись, девушка доложила, что доставила его, но ответа не будет: у госпожи сильная головная боль, поэтому она этим утром останется в своей комнате. Я выразил то вежливое сожаление, какое и должна была ожидать доверенная горничная от новобрачного мужа своей хозяйки. Затем, велев моему слуге Моррису упаковать чемодан, я наспех позавтракал с Лусио. Завтрак прошел почти молча, в стесненной атмосфере, поскольку в столовой присутствовали слуги, а я не хотел, чтобы они заподозрили неладное. Я сообщил им, что нас с другом внезапно вызвали в город по неотложным делам и мы будем отсутствовать несколько дней, а может быть, и дольше, и что экстренные известия или телеграммы следует отправлять мне в Артур-клуб.
Я почувствовал облегчение, когда мы наконец выехали и высокие красные фронтоны Уиллоусмира исчезли из моего поля зрения. Сидя вдвоем в купе железнодорожного вагона для курящих, мы наблюдали, как миля за милей увеличивалось расстояние между нами и прекрасными осенними лесами воспетого поэтами Уорикшира.
Долгое время мы молчали, делая вид, что читаем утренние газеты. Наконец, отбросив скучную и утомительную «Таймс», я тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза.
– Я, право, очень огорчен всем случившимся, – заговорил Лусио с чрезвычайной мягкостью и обходительностью. – Мне кажется, я принес вам несчастье. Если бы леди Сибил никогда меня не видела…
– Но ведь тогда и я никогда бы ее не увидел, – ответил я с горечью. – Именно благодаря вам я ее и встретил.
– Верно, – согласился он задумчиво. – Я нахожусь в весьма неловком положении! Я словно в чем-то виноват, хотя трудно быть более невиновным и благонамеренным, чем я! – Князь улыбнулся и продолжал самым серьезным тоном: – На вашем месте я действительно постарался бы избежать скандальных сплетен. Я не имею в виду свое невольное участие в случившемся: то, что говорят обо мне люди, мне безразлично. Но ради дамы…
– Я постараюсь избежать этого ради самого себя, – ответил я резко и увидел, как его глаза странно сверкнули. – Я должен думать прежде всего о себе. Как уже было сказано сегодня утром, я отправлюсь в путешествие на несколько лет.
– Да, поезжайте охотиться на тигров в Индию, – предложил он. – Или на слонов в Африку. Именно так поступают многие мужчины, когда их жены забываются. Несколько известных в свете мужей сейчас находятся за границей!
Снова блестящая загадочная улыбка промелькнула на его лице, но я не смог улыбнуться в ответ, а только угрюмо смотрел в окно на голые осенние поля, мимо которых пролетал поезд, – опустевшие и голые, как моя собственная жалкая жизнь.
– Хотите, поедем вместе на зиму в Египет, – предложил он. – Доберемся на моей яхте «Пламя» до Александрии, потом совершим путешествие по Нилу на лодке, и вы забудете о существовании этих легкомысленных кукол, женщин. Или будете считать, что они нужны только для того, чтобы мы, высшие существа, играли с ними, а потом выбрасывали за ненадобностью.
– Египет… Нил… – повторил я. Почему-то мне нравилась эта идея. – Да, почему бы и нет?
– Действительно, почему бы и нет! – повторил Лусио. – Вам наверняка там понравится. Посмóтрите на землю старых богов – землю, где жила моя принцесса, которая мучила души людей! Возможно, мы обнаружим останки ее последней жертвы, – кто знает!
Я отвел глаза: воспоминание об ужасном крылатом существе, которое он упорно считал душой злой женщины, было мне неприятно. У меня возникло ощущение, будто между этим мерзким существом и моей женой Сибил есть какая-то тонкая связь.
Я был рад, когда поезд прибыл в Лондон и мы, взяв кеб, погрузились в человеческий водоворот. Беспрерывный шум повозок, пестрые толпы людей, крики газетчиков и кондукторов омнибусов – весь этот гам был приятен моему слуху и на время помог рассеяться. Мы пообедали в «Савойе» и развлеклись, рассматривая светских болванов. Среди них был молодой человек в сюртуке с высоким жестким воротником и в наручниках из столь же жестких огромных манжет – настоящий невольник дурацких обычаев. Мы наблюдали и за легкомысленной дамочкой, накрашенной и напудренной, с накладными волосами и крашеными бровями, старавшейся походить как можно больше на продажную куртизанку. Была тут и пожилая матрона с накладным бюстом, скачущая на высоких каблуках и пытавшаяся скрыть слишком явное брюшко, чтобы подражать юным грациям. Был тут и семидесятилетний «красавчик»-денди, одержимый юношескими желаниями, что проявлялось в козлиных скачках вокруг молодых замужних женщин. Все эти и им подобные представители презренного «общества» дефилировали перед нами, как марионетки на деревенской ярмарке, вызывая то смех, то презрение.
Мы еще продолжали пить вино, когда вошел новый посетитель и сел за столик рядом с нами. Заказав обед, он тотчас открыл принесенную с собой книгу в заложенном месте и начал читать с сосредоточенным вниманием. Я узнал обложку: это были «Различия» Мэвис Клэр. Взор мой затуманился, горло перехватило: я вспомнил прекрасное лицо, серьезные глаза и милую улыбку Мэвис – женщины, увенчанной лавровым венцом, этой хранительницы лилий чистоты и мира. Увы, эти лилии были для меня цветами, о которых поэт сказал: