» – протирает экран новенького планшета и улыбается нам:
– Добрый день. Добро пожаловать в Летео. Чем могу помочь?
Наверно, ее снимает скрытая камера. Ну не бывает таких милых администраторов!
– Я пока никуда не записан, но хочу сделать операцию.
– Поняла. Можно ваши документы?
Я протягиваю ей права с фотографией очень заросшего меня.
Ханна с бешеной скоростью вводит какие-то данные, дожидается очередного одобрительного писка планшета и снова обращается ко мне:
– Что ж, мистер Сото, что привело вас в Летео?
– Тяжко как-то жить, – отвечаю я и поступаю реально низко: кладу на стойку руку, так чтобы было хорошо видно шрам-улыбку на запястье. Вдруг это ее убедит?
– Как долго это уже длится?
– Довольно долго.
– Мистер Сото, не могли бы вы уточнить?
– На самом деле пару дней, но зрело это все несколько месяцев.
– Было ли какое-нибудь событие, спровоцировавшее ваше состояние?
– Да.
– Мистер Сото, не могли бы вы уточнить?
– Моей операцией будете заниматься лично вы?
– Нет, мистер Сото, моя задача – собрать информацию для наших врачей.
– Тогда, если можно, я пока оставлю свои тайны при себе, – отвечаю я.
Ханна обращается к Эванджелин:
– Вы его родственница?
– Друг семьи.
Ханна снова на некоторое время ныряет в планшет.
– Я могу назначить мистеру Сото консультацию с нашими сотрудниками на полдень двенадцатого августа. – Она достает из ящика папку, подталкивает к Эванджелин и, не успеваю я попросить как-нибудь ускорить дело, добавляет: – Боюсь, более ранние даты уже расписаны. До встречи в августе! – Она вызывает следующий талон, и Эванджелин выводит меня на воздух.
Я в каком-то ступоре разглядываю приземистое здание; солнце печет голову, и я без понятия, как теперь быть.
– Мне жаль, что все пошло не так, как ты хотел, – говорит Эванджелин. У нее такой вид, как будто это и ее поражение тоже. – Зато будет время подумать, правда ли ты хочешь именно этого.
– Этого хочу не только я. Все этого хотят.
Я прячу папку под матрас, как будто это порнуха или типа того, и ухожу в «Лавочку вкусной еды» за холодным чаем. Уже иду расплачиваться и вдруг вижу в крыле со сладостями Брендана. Он распихивает по карманам кексы.
– Не хватает доллара? – спрашиваю я. Он подпрыгивает. – Если обещаешь не бить, одолжу.
Он не спешит показывать мне средний палец или посылать меня в задницу, так что я подхожу и протягиваю ему купюру.
– Да есть у меня деньги, – говорит Брендан. – Просто хочу сэкономить.
– Понял.
– Настучишь, чтобы меня сюда больше не пускали?
– Не буду, просто заплачу за все это сам. Мир?
Брендан ухмыляется и отдает мне кексы:
– Мир.
Я иду к кассе и плачу Мохаду. Мы вместе выходим из магазина, и во мне начинает зреть что-то типа надежды. Когда мы ссоримся, потом при встречах всегда неловко молчим. Так было в третьем классе, когда он всем разболтал, что я сплю в одной кровати с родителями. Так было несколько лет назад на Рождество, когда он спер у меня из-под елки игровую консоль – мамин подарок, – а потом заявил, что ее подарил ему папа. Сейчас Брендан сам решил избить Томаса, а не наоборот, но мне все равно стыдно, что я вступился не за него.
– Прости, – говорю я.
– Да и я хорош. – Брендан открывает кекс. – Хочешь сыграть в «Дикую охоту»? Я как раз думал ребят позвать.
Мы идем на первый двор. Все наши стоят у поля для игры в крышки. Болтают о том, как возбудить девчонку одними пальцами, и о том, что с заднего хода можно не предохраняться. Я не пытаюсь натужно хихикать или встревать в разговор. Я никогда так не делаю, и сейчас можно притвориться, что ничего не изменилось: я стою, смотрю и по-прежнему один из них. Брендан кивает, как бы давая мне разрешение снова с ними тусоваться, и все нормально.
– К черту крышки, даешь «Дикую охоту»! – объявляет он. – Аарон уже вызвался охотником.
– Сволочь, – бормочу я. Все разбегаются.
Сначала я заглядываю под машины, где всегда прячется Дэйв Тощий. Но он, видимо, сегодня трезвый и немного подумал, потому что там его нет. Заодно проверяю, нет ли поблизости А-Я-Психа. Его я тоже не нахожу, и этой тайне, наверно, лучше оставаться неразгаданной, а то придется бегать с этим чокнутым всю игру, а я не то чтобы всю жизнь мечтал именно об этом.
Я возвращаюсь во дворик. На крыше стоит Дэйв Толстый и показывает мне голую задницу. Я выставляю средний палец. Нолан и Деон подбегают к воротам, я бросаюсь за ними. Когда они разделяются, я вдруг вижу идущего ко мне Томаса и уже тянусь его поймать, но вспоминаю, что он с нами не играет.
Все-таки пришел!
– Слушай, все странно, да, – тараторит Томас, – хотя мы вроде договорились, что все будет нормально. – Он смотрит мне прямо в глаза, и я судорожно пытаюсь отдышаться. Всплыву я сейчас или утону окончательно? – Но ты мой лучший друг, и я по тебе соскучился. Я же понял, на самом деле ты ничего такого ко мне не чувствуешь. Это все пиво виновато. Давай наложим табу и лет десять не будем об этом вспоминать. Лучше просто потусим, поговорим про Хранителя Солнца. Кстати, может, мне пойти поискать работу в…
– Почему ты не можешь мне нравиться?
– Потому что у нас ничего в конечном счете не получится, – отвечает Томас.
– Потому что я не вписываюсь в твою замороченную диаграмму жизни?
– Нет, Длинный, потому что я не гей. – В его голосе начинает проступать раздражение. – Мы же договорились обо всем забыть, не?
– Слушай, тебя послушаешь, так забыть совсем просто. – У меня перехватывает горло. – Так вот, ни фига. Я не могу сидеть рядом с тобой и притворяться, что ничего не было. Я не могу молча ждать, пока ты в себе разберешься!
– Да не в чем мне разбираться! – отвечает Томас. – Да, я дико запутался в своем будущем и постоянно чувствую себя каким-то неправильным. Но я прекрасно знаю, когда у меня сильнее бьется сердце и встает член! Не хотел обижать тебя, Длинный, я просто так устроен.
– Я раньше был таким же. Все отрицал. А потом встретил у забора тебя – и все, что я о себе знал, перевернулось с ног на голову. Я не хотел быть несчастлив и бросил человека, которого не могу любить. Я пойму, если тебе нужно время.
– Я не могу отвечать за то, что ты там себе нафантазировал! – взрывается Томас.
Не давая себе времени передумать, я обнимаю его и стою так, хотя он не спешит обнимать меня в ответ.
– Не знаю, дождусь ли я.
Эванджелин обещает, что однажды боль пройдет. Сомневаюсь. Если все время надеяться на несбыточное, недели просто покажутся месяцами, месяцы – годами, а через год я умру от старости. Если в жизни нет счастья, значит, меня ждет существование без радости и смеха, а зачем оно такое нужно?
Я отворачиваюсь и возвращаюсь к нашим домам.
Пока я шагаю по третьему двору, мне на плечи вдруг ложатся две огромные руки. Я почти верю, что это Томас решил развернуть меня на полпути и утащить в укромный уголок. Но я почему-то падаю и врезаюсь в столб у самого нашего дома, задыхаясь от страха. Вряд ли это придурки из «Джои Роза» развлекаются, я-то не виноват, что А-Я-Псих им навалял.
Нет, сейчас хотят избить конкретно меня. Причем мои собственные друзья. Я кое-как встаю на ноги. Бил меня А-Я-Псих, сзади трутся Брендан, Дэйв Тощий и Нолан – так просто не убежишь.
– Защищайся, гомик! – кричит А-Я-Псих, закатывая глаза до белков. Сейчас он начнет бить себя по голове, и мне крышка.
– Чего тебе, нахрен, надо? – спрашиваю я.
– Псих видел, как ты своего парня тискал, – отвечает А-Я-Псих.
– Чего ты на парней переключился? – встревает Нолан. – У тебя была офигенная девчонка, а Брен говорит, ты ее больше не дрючишь.
– Для тебя же стараемся, – добавляет Брендан, стыдясь даже взглянуть мне в глаза, как мужик мужику, хотя он до мужика не дотягивает, а из меня его сейчас будут делать. Брендан хрустит костяшками и покачивается взад-вперед. Вид у него такой глупый, что я еле сдерживаю смех.
Я приближаю свое лицо к его, еще чуть-чуть – и мы поцелуемся, а все они слетят с катушек окончательно:
– Ну что, парни, давайте, выбейте из меня всю дурь, если не слабо!
Четких правил уличного боя нигде нет, но один мой знакомый – кстати, Брендан – избежал мощного мордобоя от парней из школы, с которой мы враждовали, потому что надрал задницу одному из них и остальные его зауважали. Может, если я хорошенько набью морду Брендану или Дэйву Тощему – он тупо слишком длинный, чтобы нормально драться, – от меня отвяжутся.
Брендан толкает меня. Я восстанавливаю равновесие, толкаю его в ответ и со всей дури бодаю головой в лицо, так что едва не вырубаюсь сам. Брендан, слегка шатаясь, проводит ложный хук справа и одновременно бьет меня в подбородок мощным апперкотом слева. Я со всей силы пинаю его в коленную чашечку, как он меня учил. У него подгибаются ноги, я добавляю коленом в нос. В это время Дэйв Тощий бьет меня под дых, но на землю меня валит А-Я-Псих, и это уже конец. Из его захвата не вырваться. Боль захлестывает меня. Сопротивляться все труднее, с каждым ударом по лицу и груди все вокруг меркнет и расплывается. А-Я-Псих с ревом душит меня, Дэйв Тощий и Нолан топчут меня ногами.
Я воплю, извиваюсь, реву и пытаюсь защитить лицо чудом освободившейся рукой. А-Я-Псих наконец слезает с меня, и я надеюсь, что все закончилось. Дико кружится голова. Я лежу на земле, и земля подо мной тоже кружится, то в одну сторону, то в другую. Я даже не пытаюсь отползти. Кажется, я куда-то падаю…
Нет, это меня кто-то поднимает. Где верх, а где низ? Но жуткий захват А-Я-Психа в режиме максимального разрушения ни с чем не перепутаешь. Он перекидывает меня через плечо и куда-то бежит, Брендан орет ему в спину, чтобы тормозил, что хватит уже, но А-Я-Псих бежит дальше. Я без понятия, куда меня тащат, – и вдруг мной пробивают стеклянную дверь моего же дома, и я лечу на пол вестибюля.
В затылке что-то взрывается, происходит какая-то запоздалая реакция. Рот заливает кровь. Вот она, смерть… Я визжу, как будто во мне проворачивают сотню ножей, и плююсь кровью. И плачу – но не от боли. Внутри черепа крепнет новый шум: сначала тихое эхо вдали, потом гром неразборчивых голосов… Разматывается все то, что я когда-то забыл.