я, подумал, что это либо Герин сосед, либо сам Гера приехал. Открываю – а на пороге Нестерова, и такая жуткая, грязная, ободранная. Зашла в коридор и кинулась ко мне. Господи, у меня от страха сердце кипятком лопнуло, я как закричу, бегом в ванную, хватаю из раковины отмытый гвоздодёр и по голове её, по голове, а тут снова выбежал на шум сосед Герин, увидел, что я вроде кого-то молотком по голове убиваю, и назад, дурак, вызывать милицию, а Нестерова с разбитой головой упала и ползёт ко мне, и я уже всё понял, что пропал, что сейчас милиция приедет и я буду во всём виноват, но всё равно бил Нестерову гвоздодёром и не жалел. Потому что Нестерова, которая ко мне ночью вернулась, уже никого бы из живых не пожалела.
Украденные глаза
Малышев знает, что он третий муж у своей жены: первый просто развёлся, а вот второй муж хотел зарезать, бегал за ней по посёлку с ножом, пока его не повязали. Жена, когда вспоминает об этом, плачет. Она не хочет брать фамилию Малышева и остаётся при девичьей фамилии – Липатова. Зовут жену Марина.
Малышев уже полгода живёт у Липатовых в Пресненском, а на работу ездит на мотоцикле в город и там пересаживается за руль грузовика. Малышев – водитель по профессии.
По вечерам в гараже механики за бутылкой ведут долгие разговоры обо всём. Малышев как-то проговорился, что переехал в Пресненское, а ему сразу доложили: самая там страшная семья – это Липатовы. Малышев теперь стесняется сказать товарищам, что дочь Липатовых Марина – его жена.
– А что они такого сделали? – вроде из праздного любопытства спрашивает о Липатовых Малышев.
– Поговаривают, что Липатовы ведьмачат, – отзывается шофёр Судаков. – Одна девушка из Пресненского должна была замуж выйти за старшего сына Липатовых. А потом расхотела и за другого пошла. И почти сразу после свадьбы начались у неё болезни. Сначала на шее появились нарывы, голова очень сильно болела. Как же она, бедная, мучилась. Затем под мышками вспухли лимфоузлы, и она умерла. Вещи её перебирали, нашли свадебную фату, и на ней был крест вырезан и вышита буковка “Л” – сокращённо то ли “Липатов”, то ли “Лукавый”. Все в Пресненском догадывались, чьих это рук дело. А когда поминали по умершей девять дней, то к ним пришла старая Липатова и говорит: “Я так рада, так рада, так рада, что её запечатали в церкви”. Колдуны всегда рады чьей-то смерти и должны трижды говорить правду, вот Липатова и сказала “рада”, а словами про церковь свою правду завуалировала.
– У Липатовых, – говорит водитель Лунёв, – два сына и дочь. В Пресненском все родители запрещали детям дружить с Липатовыми. С ними боялись водиться. Чуть что не по-ихнему: “Горя хотите? Будет вам горе от нашего папы!” Так и получалось. Кто с Липатовыми поссорится – месяц пройдёт, ребёнок худой делается, бледный, круги под глазами. Бабы, что с Липатовой свяжутся, болеют по-женски – грудь отрежут или яичники. Мужики пьют, вешаются. Вначале найдут под калиткой узелок с землёй, голову куриную, а потом – начинается.
– Если хочешь, тоже расскажу тебе кое-что про Липатовых, – встревает механик Гришин, радуясь возможности поговорить. Его история о втором липатовском зяте, который теперь проживает в городе на попечении родителей. Бывший тоже работал в этом гараже диспетчером, звали его Агеев Максим, и, пока он не сошёл с ума, был приятелем Гришина. Раньше, до женитьбы, Агеев был общительный, а то вдруг начал говорить, что его отравили холодцом, и кругом колдовство, и жена не родная, а ведьма. А потом чуть не зарезал жену. Вначале дошли слухи, что Агеев ослеп, но не по-настоящему, а от безумия. В какой-то день Агеев на час прозрел. Снял с ноги сапог и наперво расколотил им зеркало в прихожей. Затем попросил жену дать ему не белую, а красную рубашку. Жена, от досады за разбитое зеркало, вспылила: “А тебе, слепому, не всё равно, в какой рубашке?” – но всё же пошла за красной; пока искала, он стоял как вкопанный, старался не смотреть на жену. Марина Липатова спрашивает его: “Что ты молчишь?” А он отвечает: “Как с тобой говорить, если ты собака!” – и выхватывает нож. Жена бежит на улицу, Агеев за ней, а навстречу собачий выводок. И жена для безумного Агеева вроде потерялась в этой своре. Он стал бить всех собак ножом, чтобы найти свою жену-ведьму. Пока расправлялся с собаками, мужики набежали, водой ледяной окатили, он вроде чуть опомнился, и его повязали. По существу, Агеев никого, кроме нескольких собак, не зарезал. Поэтому строгих мер против безумного не предприняли. Жена с Агеевым просто разошлась, и его отдали на попечение родителям. Это было полтора года назад.
Механики и прочие грузовые водители хорошо знали Агеева. В стаканы льётся водка – за здоровье выбывшего диспетчера. Бутылка выпита, Малышев украдкой подходит к Гришину и спрашивает про второго мужа: где найти?
– А зачем тебе? – удивляется Гришин и вспоминает лишь примерный адрес. Но Малышеву этого достаточно. Он решает разыскать второго мужа и выпытать у него про Липатовых. Дело в том, что Малышеву очень странно в семье у Липатовых. Не то чтобы плохо, но странно. А иногда накатывает тревога, ломит в груди и на глаза набегают слёзы, словно от горя.
Закончив рабочий день, Малышев едет на окраину города. Там, в пятиэтажном панельном доме по улице Тракторостроителей, живёт бывший второй муж – загадочный Агеев. Малышев решает спросить на улице, где проживает сумасшедший, и ему сразу говорят: “Агеев Максим, что ли? Который жену чуть не зарезал? Он из шестого дома”.
Малышев садится во дворе и ждёт, не выведут ли родители больного сына на прогулку. Вскоре пожилая женщина сводит по ступеням подъезда слепого Агеева, провожает его до столика, где присел Малышев. Хоть Агеев по возрасту и ровесник Малышева, он похож на раннего старика: костист и сед, у него дрожат руки, а на лице застыла вечная судорога безумия. Мать говорит Агееву:
– Побудь здесь, сынок, я в булочную, всего на десять минут, – а Малышеву шепчет: – Вы не переживайте, он смирный.
Малышев идёт за матерью Агеева:
– Слепой он?
– Нет, – отвечает мать. – Он всё время что-то видит, но не то, что перед глазами. Он только иногда прозревает, раз в несколько дней на час или больше, а потом снова слепнет. А вы кто?
– Я из гаража, где раньше ваш сын работал. Пока вы в булочной, я посижу с ним, приветы от ребят передам, – так говорит матери Малышев и возвращается к Агееву. – Извините за беспокойство, – обращается он. – Меня зовут Андреем. Я после вас третьим женился на Марине Липатовой…
Безумный поворачивает на голос слепую голову:
– Знаешь, что новый Сатана свирепей прежнего?
Малышев вздыхает и молчит, уважая психическую болезнь собеседника.
– Думаешь, я с ума сошёл? – резко спрашивает Агеев. – Я нормальный. Просто меня сглазили. Понимаешь, что такое сглазить?
– Ну, порчу навести, испортить, – поддерживает разговор Малышев.
– Сглазили означает – глаза отняли! – рявкает Агеев. – А порча – это не сглаз! Ты холодец у Липатовых ел?
– Ел, – удивлённо признаётся Малышев.
– Тогда поздно, – вздыхает слепой. – Отравили тебя… – он невидяще смотрит на Малышева. – Как же тебя угораздило к Липатовым? Неужели ты запахов нечисти не почувствовал?
– А чем пахнет нечисть? – интересуется Малышев.
– Не знаешь? – удивляется бывший муж. – Мочой, калом, женскими половыми запахами. А испражняется нечисть холодцом. Которым мужей кормят. – Он качает головой: – Ладно я зимой женился, у меня насморк был, вот и не вынюхал… А что-нибудь странное в доме обнаруживал? Кости сухие, перья, пучком связанные, верёвки с узелками, отрубленные лапы куриные?
– Сразу и не вспомню. В буфете видел банку с опарышами, марлечкой прикрытую. Я подумал, тестю для рыбалки.
– Для рыбалки? – зло усмехается Агеев. – Это опарыши с трупа. На них Липатовы раковые опухоли готовят… Ещё вспоминай!
– Однажды на чердаке нашёл тетрадь всю исписанную, читал и ничего не понял. Вроде словами написано, а смысла нет. Ещё ночью на двор вышел и тёщу увидал. Она на корточках сидела и рыла под собой руками. Заметила меня, материться начала шёпотом. Я думал, она разозлилась, что я подсмотрел, как она мочится. А ещё, когда огород Липатовым вскапывал, нашёл два кошачьих хребта…
– В одной постели с Мариной спишь?
– Жизнью интимной раз в неделю живём, а ночуем всегда порознь. Она говорит, что со мной не высыпается. У меня отдельная кровать.
– Крошки в простыне находил? Тёмные такие и пахнут плесенью…
– Бывали, – задумывается Малышев.
– Это земля с кладбища. Плохо твоё дело. Погубят и тебя колдуны Липатовы, глаза отнимут.
– Как отнимут? – с испугом спрашивает Малышев.
– Как у меня, – вздыхает второй муж Агеев. – Я был здоровый человек, а меня эти Липатовы искалечили и высушили, хотели сделать обезьяной в жизни. За это и убить хотел жену свою, Марину Липатову. Убить хотел умышленно, никаких драк и ссор между нами не было. Липатовы глаза мои украли. Я до сих пор помню, как это было. Вначале, как и ты, холодец ел. А каким-то вечером смотрел телевизор, и что-то непонятное стало вливаться в моё тело. И так каждый день понемногу заполняло с пальцев ног, потом ноги, живот, грудь, руки. Я чувствовал, как оно медленно вытесняет то, что находилось в моём теле, и наполняет чем-то другим. Я даже ощущал духовную перепонку между собой и новой субстанцией. Ничего не мог поделать с этим. Через некоторое время у Липатовых в прихожей на стене вместо иконы появилось большое зеркало. Когда я поглядел в зеркало, у меня возникло такое ощущение, что вроде на меня из моих глаз смотрит кто-то чужой, и зрачки сделались красные, как на фотографии со вспышкой. Я, допустим, разговариваю в гараже или с женой, а сам чувствую, глаза сами в сторону уходят или по кругу начинают бегать. А липатовский холодец, он всё рос и меня настоящего вытеснял. Я в туалет по-большому схожу и понимаю, что собой, своим естеством сходил, себя выдавил, чтоб холодцу место освободить. И так жутко осознавать, что моё – это кожа снаружи, а остальное – вражеское. Однажды ночью я проснулся оттого, что невозможно стало. И такая боль: хоть застрелиться или голову об стенку расколотить. Я кричу, зову жену Марину, тесть прибежал и тёща, схватили меня и держат. А глаза точно кто-то изнутри пальцами выдавливает…