– Спасибо, Мокрыш, – сказали мы, – а теперь пусть расскажет Витька Сарма.
И Витька Сарма сказал:
– Всё как есть и было, а было примерно часов семь вечера. Мы чуть выпили: я, Богачёв и Шумаков, поехали на Краснозаводскую, что возле брошенного завода, и думали, куда пойти, наверное, к общежитиям. И стали возле ворот, где раньше автобусная остановка была. В это время я увидел девушку симпатичную, которая проходила мимо нас. Я позвал её, она подошла, я сказал: “Давай поговорим”, – она спросила: “Зачем?” – я говорю: “От нечего делать поговорим”. Она назвалась Лариса, но близко не знакомилась. Всё это продолжалось минут пятнадцать, в это время Богачёв и Шумаков были на другой стороне улицы. И я увидел, к вам подошёл Мокрыш, и подумал: лучше бы я вообще один был, потому что она мне понравилась, я хотел увести эту девушку, чтобы остаться вдвоём и уговорить и самому склонить добровольно. И пока я так думал, вы трое подбежали. Лариса отказывалась, что ей нужно домой, тогда Богачёв схватил её на руки и понёс на бывшую “Стройкерамику”, а я начал помогать Богачёву нести её, а Шумаков и Мокрыш шли за нами сзади. В это время мы обсуждали, куда её нести. Я предложил где-нибудь в заросли, тут Доброгаева подняла крик, и я её чуть ударил, а Богачёв пригрозил и отобрал сумку, нашёл в ней паспорт и прочёл, и мы узнали, что она Лариса Доброгаева, и сказали ей: “Не кричи, мы своё получим и тебя отпустим”, – а она плакала и вырывалась, но уже не кричала. Мы опустили её и повели под руки, Богачёв и я свернули к зарослям, но там было плохое место с битыми стёклами, и мы спустились к берегу карьера. И Богачёв сказал: “Подождите”, – и остался с Доброгаевой, а потом я пошёл с ней поговорить, чтобы она сама разделась, а вы в это время сидели на ящиках. Я общался с ней минут десять, и Андрюха Шумаков сказал, что ему надоело ждать. И тогда мы все вместе раздели Доброгаеву. И на неё лёг Мокрыш. Поскольку мы не уходили, Мокрыш сказал нам, что он не может, если на него смотрят, и мы все отвернулись. И он к нам возвратился через несколько минут, и к Доброгаевой пошёл Андрюха Шумаков и через несколько минут вернулся. А потом пошёл я, и, когда я на неё лёг, я странно себя почувствовал, и что я ни делал – и тёрся, и пальцы совал, – но никак не вставал у меня, и мне было стыдно. Я подумал, что если выпить, то поможет, и, когда вернулся от Доброгаевой Серёга Богачёв, я предложил нам по-быстрому за водкой. И мы пошли с Шумаковым за водкой, я всю дорогу думал ему рассказать, но постеснялся. И мы возвратились с водкой и выпили, и мне вроде захотелось Доброгаеву, я к ней пошёл и, уже когда приблизился, понял, что точно не встанет, но я всё равно раздвинул ей ноги и лёг между, но всё без толку. Полежал, на вас оглянулся – вы не смотрите, и то хорошо. Я поднялся с Доброгаевой и к вам на ящики сел курить.
А к Доброгаевой пошёл Шумаков, а за ним Богачёв, и только он вернулся, мы начали наш разговор. Всю правду вам, как есть она вся.
– Спасибо тебе, Витька Сарма, – ответили мы, – а теперь пусть для общей честности расскажет Андрюха Шумаков.
Андрюха Шумаков рассказал:
– Скрывать ничего не буду, пришли на Краснозаводскую, до того почти ничего не выпили, видим – Доброгаева идёт, Витька Сарма к ней побежал для знакомства, Мокрыш подвалил, говорит, надо её нести на завод, а мы и сами это знаем. На другую сторону к Витьке взяли и понесли Доброгаеву. Я чуть пригрозил ей, когда Витька Сарма и Серёга Богачёв заносили её на завод, она начала кричать, после чего Богачёв закрыл ей рот. А то, что её били, так я не знаю, при мне не били, я лично не бил, Богачёв не бил, Витька Сарма говорит, что разок ударил, так я этого не видел. Когда она начала кричать, то я сказал: “Замолчи”. Пришли мы в одно место – не понравилось, стекло битое, плохо, лучше в другое место, где карьер с водой. Спустились к воде, там сыро, зато стекла нет. Присели внизу на берегу. Богачёв пошёл добазариваться, а на самом деле хотел Доброгаевой на клык дать, потом Сарма ходил раздеть, чтоб она не мялась. А мне надоело ждать, я решил помочь раздеть Доброгаеву, снял с неё туфли. Я хотел ей помочь добровольно скинуть пиджак, это мне не удалось, и пришлось помочь насильно, ну, расстегнули мы на ней, чтобы было видно, сняли брюки и трусняки, а Серёга Богачёв на землю свою куртку подстелил, всё по-людски. И на неё первым полез Мокрыш, обернулся к нам: “Не стойте, ради бога, на душой”, – мы отсели в сторону покурить на ящиках. Мокрыш возвращается, я пошёл, ей раздвинул ноги, пристроился, и у меня прямо на весу обмяк. Я попробовал дрочить и понял, что это напрасно, поэтому встал и к вам вернулся, а после меня пошёл Витька Сарма. И так мне странно всё было, потом Сарма предложил сходить за водкой. Я думаю, может, если выпью, то получится. Мы с Витькой Сармой пошли, я тоже хотел обсудить, что у меня не встал, но решил промолчать. И мы чуть прошли, навстречу мужик, мы у него попросили закурить, но он был очень пьяный, и у него была початая бутылка водки, и мы сказали ему: “Тебе уже, батя, хватит”, – забрали эту бутылку, и взяли у него из кармана пачку сигарет, и обратно на завод. Пришли, Мокрыш возвращается от Доброгаевой, мы выпили, Сарма пошёл к ней, я покурил, Сарма идёт назад, я спросил: “Ну как?” – он ответил: “Нормально”, – я пошёл к Доброгаевой, настроился, раздвинул ей, подождал минуту-другую. Я только для виду на ней оставался, чтобы картину вам создать, и мне было обидно. Ничего не соврал. Пусть теперь Серёга Богачёв рассказывает.
И я рассказал:
– Вы все мне здесь товарищи: и Витька Сарма, и Андрюха Шумаков, и Мокрыш, и мне от вас нечего утаивать. Мы стояли на углу Краснозаводской. Витька Сарма остановил девушку и о чём-то с ней разговаривал, а я стоял с Шумаковым на другой стороне улицы. Тут ко мне подошёл Мокрыш, сказал, что надо бабу срочно забирать и на хор пускать. Я с Сармой вскинули её на руки и понесли, она закричала, и мы ей закрыли рот. Потом мы её поставили, и она пошла с нами, я в сумку к ней полез, достал паспорт, прочёл: “Доброгаева Лариса Валерьевна”, сказал: “Вот и познакомились”. Повели её за кусты, а там кругом стекло битое, спустились к воде, на траву. Я сел рядом с Доброгаевой и начал уговаривать, чтобы она в рот взяла, затем Витька Сарма с ней общался, подошёл Андрюха Шумаков и сказал: “Что-то много вы разговариваете”, – и начал её раздевать, и раздел. Она сказала, что холодно, я снял свою куртку и подстелил. Мокрыш залез на неё, говорит: “Не смотрите”, – мы отвернулись. Мокрыш побыл на Доброгаевой и поднялся. Залез Шумаков, побыл и поднялся, залез Сарма, побыл и поднялся, а я хоть и люблю первым ходить, пошёл последним. И я лёг сверху и спросил Доброгаеву, а если бы нас задержала милиция, что она бы сделала: взяла деньги или посадила, а она сказала: “Деньги бы взяла, потому что сажать не за что”, – и, как только она так сказала, у меня пропала эрекция. Я вернулся на ящики, мы покурили, Шумаков и Сарма за выпивкой ушли, Мокрыш по второму разу полез на Доброгаеву, а я всё переживал, почему у меня не встал. Пока переживал, принесли водку Сарма и Шумаков, мы выпили, Мокрыш вернулся, за ним пошёл Сарма, а за Сармой Шумаков, а я решил проверить испытанный способ, я предложил Доброгаевой обратно надеть штанину на одну ногу, потому что у меня от этого всегда эрекция. Она надела, и у меня встал, я лёг на неё и сказал, чтобы она сама помогла, она взяла меня рукой, и у меня упал. И вот нас четверо, мы все ходили к Доброгаевой по два раза, и ни у кого не встал. А теперь скажи нам, Витька Сарма, всегда ли у тебя раньше вставал?
– Всегда, – сказал нам Витька Сарма.
– Скажи, Андрюха Шумаков, а у тебя? – спросили мы.
– Ни разу не было, чтоб не встал! – отвечал Андрюха Шумаков.
– Скажи, Мокрыш?
– Сроду такого случая не было, – сказал нам Мокрыш.
– И я, Сергей Богачёв, тоже вам скажу – не припомню, чтобы если баба в одной штанине, а у меня не стоит. Другое беспокоит. Посмотрите внимательно на Ларису Доброгаеву. Она совсем не боится нас. А знаете почему? Она не может бояться. Просто не девушка она вовсе, эта Лариса Доброгаева. Она фальшивый объём человека с именем и фамилией, но заполненный иным, что называется болезнью. Она и есть Импотенция! Вот кого мы повстречали на Краснозаводской улице возле бывшего завода “Стройкерамика”! Это не мы её, а она нас поймала и заразила!
Чуть не заплакал Андрюха Шумаков:
– И как же нам теперь жить дальше?
– Неверно ты спрашиваешь, Шумаков, – сурово сказал тогда Витька Сарма. – Забудь о себе, лучше думай, что будет с другими, которые Доброгаеву на своём пути встретят.
И сказал Мокрыш:
– Нельзя выпускать Доброгаеву с этого завода, надо Доброгаеву возле карьера прибить и закопать, чтобы тут была её вечная могила. Пусть больше никому Импотенцией жизнь не портит!
– Правильно говорите, Витька Сарма и Мокрыш, – сказал я, – идите наберите гвоздей и отыщите лопату. Будем Доброгаеву прибивать и хоронить. А ты, Андрюха Шумаков, погоди отчаиваться. Вот если бы мы с Доброгаевой три раза пытались, нам бы уже никакая молитва не помогла, но два раза – не три, может, и вылечимся.
И пошли тогда Витька Сарма и Андрюха Шумаков, и надёргали они в погорелом цеху гвоздей, а Мокрыш нашёл и принёс совок от лопаты. И вырыли мы яму и положили туда Доброгаеву, и взяли мы все по гвоздю и вбили Доброгаевой совком и в руки, и в ноги, и в лоб, и в горло, и в сердце, трижды плюнули ей, прибитой, в лицо со словами:
– Соль тебе в глаза! У тебя во рту капли воды нет, а у нас море во рту! Сама ешь своё мясо, сама пей свою кровь! А наша кровь чистая, небесная, и вокруг нас, рабов Божьих, каменная ограда и железный тын!
А потом, как закидали мы землёй и песком Доброгаеву, четверо взялись за руки и сорок раз обошли вокруг могилы Доброгаевой, а я всё правильно про нас рассказал:
– Раз собрались мы, рабы Божьи Сергей Богачёв, Витька Сарма, Андрюха Шумаков и Мокрыш, и сняли Ларису Доброгаеву, что с работы домой шла, что в природе не Ларисой Доброгаевой была, а Импотенцией была, повели её на завод, поближе к воде на бережок, и лёг на неё дважды раб Божий Мокрыш, и у него не взыграл, и лёг на неё д