– Ух какая, – усмехнулся тот, что держал меня. – Соколица! Господин, можно мне ее…
– Нет.
Хэджайм присел рядом с нами на корточки и улыбнулся. Наверно, так он улыбался, избивая Сина. Убивая его. Он точно убил его.
Он заговорил, глядя мне в лицо:
– А ты хорошо держишься, моя умница. Жаль, что это тебе не поможет.
Плюнуть бы в его глаза, но во рту пересохло. Я лишь сильнее вцепилась в руки Амэи. Я молчала. Ничего не делала. Все тело обмякло. Я только смотрела на генерала и не верила, что он мог сделать с нами все это.
«Клинок знакомого. Он убивает быстрее, потому что знает куда бить». Хэджайм знал.
Хэджайм подобрал пальцами мой подбородок, посмотрел изучающе, немного недоуменно, кажется, но я вырвалась. Он отдернул руку.
– Не трогай меня, – прошипела я.
– Какой взгляд… – Он продолжал улыбаться, будто все это – какая-то шутка. – Глаза как стеклышки. Жаль, но ты должна умереть.
– Почему?! – пискнула я, желая оттянуть момент. Мысли метались: сделай что-нибудь, найди и выхвати нож, ударь его в лицо! Но это лишь разозлило бы его.
– Все просто, милая. Ты мешаешь моим планам.
Я не поняла, что случилось дальше. Резкая боль вгрызлась в затылок, от нее брызнули слезы, и зрение сузилось, все вокруг начало темнеть и глохнуть. Завизжала Амэя, а потом – хоп! – и упала поверх меня. Теряя сознание, я успела подумать: хорошо, так я не почувствую боль. Просто умру, будто просто усну и не проснусь.
Успела услышать мужской крик. И все.
Мы стояли перед богатым домом, у которого был разбит сад. Со всех сторон благоухали напоенные влажностью цветы, но мне было все равно. Болела голова.
Перед нами стояла немолодая женщина с ярким, но изысканным макияжем. Она представилась госпожой Эми Сато. Ее дорогое кимоно открывало увядающую шею и грудь, а черные волосы свивались в змеиный клубок на затылке. В руках у нее был веер, которым она по очереди поднимала наши лица.
– Слишком смуглая. Глаза злые. Будет банщицей, – Амэе.
– Эта красивая. И волосы густые. Но взрослая… – Она цыкнула на солдата-ворона, который привел нас сюда. Тот харкнул в сторону. – Сколько тебе, дитя?
Я не отвечала. Пусть лицо мое было поднято, я ничего перед собой не видела. Стоило вееру перестать поддерживать мой подбородок, как я уронила голову.
– Взрослые девушки, из которых я не успею сделать что-то достойное…
– Господин ши Тайра повелел вам забрать их, а не торговаться.
– Мы обучаем артисток с восьмилетнего возраста! Что мне делать с этими?
– Меня не волнует. Приказ господина.
Эми Сато взмахнула веером, закрыла им лицо и протянула руку. В нее упал мешочек, звякнув тяжело и металлически. Старая артистка хмыкнула.
– Так и быть. Хм, посмотрим, что из этого выйдет. Но сначала их надо отмыть.
Голоса обтекали меня, звучали эхом в горах, далеким и чуждым, выли и стучали в висках и особенно – затылке. Лишь иногда мир вокруг проступал сквозь них. Боль в затекших руках. Запах цветов и удушливых духов госпожи Сато, от которых меня затошнило. Взгляды десятков девиц, что выглядывали из окон и смотрели на нас, оценивая, будто тунца на рынке…
Я снова опустила голову. Пыль под ногами сменилась каменными ступенями, затем – деревянным полом. Мелькнул нож, разрезавший путы. Госпожа Сато спросила у Амэи:
– Ты была ее служанкой, как мне сказал господин Ито?
– Да, – ответила Амэя.
– Тогда отвечаешь за нее. В углу бочка, смойте с себя кровь. Новые платья оставят под вашей дверью вместе с едой. Чуть позже вас осмотрит лекарка. Передохните… Но с завтрашнего дня мне плевать, кто тут госпожа, а кто нет. Вы все будете слушаться меня и старших юдзе[22]. Это понятно?
Мы промолчали. Когда нас оставили наедине, Амэя первым делом кинулась к затянутому бумажной перегородкой окну, выглянула.
– Одни девушки… Стражи мало! Если мы будем аккуратны, сможем бежать!
Я посмотрела на нее без особого интереса. Бежать? Куда? Отец мертв. На дорогах нас схватят разбойники, и генерал, он…
Амэя упала передо мной на колени и сжала руки.
– Нам надо бежать! Если мы сбежим ночью, то сможем к утру добраться до твоего дяди, Соль! Рассказать ему все!
Я очень устала. Смогу ли я уснуть?
Нужно смыть с себя кровь… Кровь отца.
Вот бы забыться. Потеряться в приятных воспоминаниях, когда все было по-старому.
Перед глазами дощатый пол. Вода. Кто-то поскребся в нашу комнату, маленькую, душную и воняющую плесневелой соломой. Нам оставили новые платья и немного пресной еды, к которой мы не притронулись. Лекарка – старая, согнутая и похожая на ведьму – осмотрела нас, намазала чем-то затылки и оставила лед в тряпичных мешочках, чтобы прошла головная боль.
Надо было отдохнуть. Может, мне это все приснилось? Не могла я попасть в публичный дом. Я, Соль ши Рочи, чистокровная, дочь верховного шамана… Но теперь, когда папа умер, кем я стала? Как мог он оставить меня?
– Нам надо отдохнуть, – услышала я тень своего голоса.
Амэе тоже досталось. Она не стала со мной спорить. Мы легли вдвоем, свернувшись клубком. Нам не дали даже футона, даже татами[23], на полу только лежало какое-то старое покрывало. Из приоткрытого окна звучали музыка, хриплый мужской смех и голоса работниц госпожи Сато.
Я закрыла глаза.
Сон не развеялся. Ни в это, ни в следующее утро.
Нас будили на рассвете. Нужно было самим готовить, шить одежду, убирать за собой и работать по хозяйству… Я впервые держала в руках швабру и работала очень медленно. Когда голова перестала болеть, и я немного пришла в себя, то только и думала о том, что же делать дальше. Все строила за нехитрой работой планы о том, как сбежать, но стража на выходе бдила неусыпно. Сам чайный дом стоял прямо у дороги, и вокруг не было домов.
В работе было утешение: уже к обеду я уставала так, что ни о чем больше не могла думать, кроме как о сне. Словно не было никогда никакой Соль ши Рочи.
После обеда начинались уроки танцев и музыки, а поздно вечером – «любви и покорности».
Мы садились в комнате напротив госпожи Сато, и начиналось «занятие». Его вела одна из старших юдзе дома, она представилась Акико.
– Мужчины не любят грустных и сложных. Всегда улыбайтесь! Чтобы понравиться господину, девушка должна быть легкой, как лепесток, и, подобно лепестку вишни, плыть туда, куда повернет поток. Большинство любят покорность. Не смотрите мужчине в глаза, будьте скромными. Не давите и не пытайтесь разговорить того, кто говорить не хочет, лучше предложите ему послушать игру на инструменте или заварите чай…
Однажды Акико попросила меня повторить, я не смогла, и она наотмашь ударила меня по лицу. Меня еще никогда не били. Даже когда на нас напал Хэджайм…
– Не смейте! – Амэя вскочила на ноги, повиснув на занесенной надо мной рукой. – Не трогайте ее!
– Ах ты паршивка! – ахнула Акико, и досталось уже ей. – Из вас никогда не выйдут танцовщицы! Непослушные! Только шлюхи! Шлюхи и уборщицы!
– Заткнись, – глухо сказала я, впервые заговорив с юдзе в чайном доме Сато. – Ты не имеешь никакого права.
И меня снова ударили по щеке, грубо откинув в сторону Амэю.
Другие ученицы кивали и смеялись одинаковым смехом, с одинаковыми холеными лицами, в одинаковой алой одежде, с одинаково убранными волосами…
…Мы решили бежать в тот же вечер. Воздух в комнате мне казался темнее с каждым вдохом. Я внезапно поняла, что меня никто не спасет. Только я сама. Дошло с ужасающей ясностью: отец не в отъезде, как обычно, его убили, и это навсегда. Он не вернется. Разве что через сотни лет в другом воплощении, когда его душа очистится от крови в Океане Душ.
Боги, что я делаю тут? Ведь все именно так, как хотел этот убийца. Это чудовище, Хэджайм. Отец мертв, а я послушно сижу там, куда он меня посадил, и мне в уши вливают эту липкую, мерзкую патоку: просто поддайся, подчинись, ты должна быть умнее и тише, будь послушной, и тебя не станут бить и, может, даже подарят тебе какие-нибудь сладости… Что еще нужно слабой девушке?
Что нужно мне?
Бежать. Для начала – бежать.
У нас не было никакого плана. Я ничего не придумала. Раньше мне приходилось сбегать только из-под надзора Амэи, а теперь… Я знала, что дом сторожат, но не знала, кто и сколько их. Но если ничего не сделать теперь…
Выйти за пределы комнаты и прокрасться мимо залы, где принимали гостей, в маленький сад, где госпожа Сато оценивала нас, как пригнанных на продажу лошадей…
Нас схватили почти сразу.
– Куда это вы? – раздался голос стражника. Он поймал меня за руку, второй кинулся за Амэей и обхватил ее за талию. Девушка завопила, и нас окружили надзиратели.
– Отпустите нас! Пожалуйста! У меня есть деньги, – умоляла я. – Отпустите нас! Я заплачу́!
Но нас вернули в комнаты, доложили обо всем, а утром выпороли. Несильно, но унизительно – выволокли полуголыми, разорвали на спинах платья и отходили тонкими бамбуковыми палками. Мне должно было быть больно, но было никак. Спина вибрировала от ударов. Было стыдно, страшно и горько, что так теперь будет всегда.
Вернуться бы в свою комнату. Лечь на футон и не выходить из комнаты… Пить чай с пирожными-зайчиками…
Позже к нам пришла сама госпожа Сато. Она принесла губки для умывания, розовую воду и успокаивающую мазь с алоэ.
– К чему такая забота? – огрызнулась я, когда она попросила меня показать спину. – Разве не вы приказали нас выпороть?
– Господин ши Тайра снимет с меня шкуру, если увидит на тебе шрамы.
– Господин ши Тайра может поцеловать в зад осла. Он чудовище.
Госпожа усмехнулась и села на принесенную с собой подушечку. От нее удушливо пахло геранью и пудрой. Я сжала губы.
– Амэя, уйди, – приказала госпожа Сато. Девушка строптиво раздула ноздри, но госпожа сделала голос мягким, спокойным. – Выйди, пожалуйста.
И она послушалась. Я спустила с плеч юкату, отвернувшись к приоткрытому окну. Вокруг бумажного фонаря кружило комарье.