На лице Коннерса выразилось неудовольствие.
— Чарли, хорошо, что ты дал признательные показания, но где ответ на мой вопрос?
— Я понял, к чему ты клонишь, ты хочешь сказать, душа, не усовершенствованная собственной над собой работой, должна вернуться за этим на землю?
— Что, кстати, соответствует твоей же концепции продолжающегося акта творения.
Священник задумался.
Дункан, будто через него, поймал моментное физическое ощущение другого объема, но не стороннего к этой реальности, а показавшего на ее частичность.
— Друзья мои, — наконец начал хозяин, — я сейчас думал: как не уклониться от истины и не впасть в ересь. Непростая задача, поэтому прошу выслушать меня снисходительно.
Он еще помолчал.
— Один из догматов объявляет концом христианской истории Страшный суд и воскрешение всех людей во плоти. Это трудный, не познанный до конца догмат — уже тем, что существующее вероучение не может ответить на вопрос: в какой именно плоти явится на Страшный суд человек? Предсмертной плоти или в полном расцвете? В каком именно моменте своего расцвета? Это не праздные вопросы. Как я уже говорил, цель богословия — познать Слово Божие до конца.
Коннерс бесцеремонно встрял:
— Да простится мне эта ересь, плоть может быть вообще какой-то иной, а я бы не отказался сменить свою на фунтов этак двадцать полегче.
— Чаще постись, не гнушайся физического труда, — посоветовал хозяин, — и не придется ничего менять.
— Ста-раюсь! — в голосе прозвучала искренняя досада: — Но в виски бездна калорий, — он вздохнул, — все идут в кровь.
— Только не навязывай эту проблему богословию.
— Ладно.
— Столкновение с названным мною догматом не единственная причина непризнания христианской церковью так называемой инкарнации. Ты, действительно знающий канонические тексты, нигде ведь не встречал слова Иисуса о новом вселении души и не встречал такого у Святых Апостолов, верно?
— Но встречал в Тибетском евангелии!
— Прости, обсуждать данный источник я не имею права, он еретический.
Дункан слыхом не слыхивал о Тибетском евангелии.
— Это апокриф?
Брови священника сдвинулись к переносице.
— Еретическое писание.
Однако тут же, как у всякого привыкшего объяснять педагога, его лицо сделалось мягче.
— Апокриф есть вполне допустимая для употребления верующими литература. Церковь лишь указывает на неканоничность текста, его, так сказать, недостаточную авторитетность. Апокрифы обсуждаются на церковных соборах, некоторые из них, кто знает, возможно, еще войдут когда-то в канонический список. Иное — еретические источники, извращающие, по мнению церкви, смысл вероучения или искажающие религиозно-исторические события.
— На данный момент, — строптиво уточнил Коннерс.
Однако хозяин не обратил на реплику никакого внимания, его главным слушателем стал капитан.
— Около семи столетий, со второго по восьмой век, лучшие умы в Европе и на средиземноморском востоке занимались построением христианского вероучения. Во все сказанное Иисусом и Святыми Апостолами старались проникнуть насколько возможно глубоко, соединить каждый понятый смысл с другими, найти верный путь между ученьями, не умевшими понимать Христа иначе как бога и чудотворца, и теми, наоборот, что признавали Его лишь высоконравственным человеком. Сколько ошибок и заблуждений, причем самых искренних!
Свет веры, — лицо сидевшего перед ним человека отражало полную сопричастность тому, что обычное сознание относит только к истории, — для него эта была не история, а факт и переживание собственной жизни, и сама его жизнь, сегодняшняя и прожитых лет, являлась лишь крохотным кусочком огромного мира, но принадлежащего тоже ему.
— Семь веков становления христианства это подвиг единиц, чтобы образовать души многих. Они платили кровью, которая стекалась в святое море, — он повернул голову к Коннерсу. — Туда нет дороги вольной воде.
Тот, демонстрируя понимание, вскинул руки:
— Чарли, мы кротко и благодарно внимаем.
Однако сразу прозвучал новый вопрос на ту же тему:
— Ты ведь не будешь отрицать тот факт, что ранние христиане признавали инкарнацию и включали ее в вероучение?
— Не все, позволь тебя поправить, а отдельные раннехристианские общины. Главным образом — приверженцы исихазма.
Коннерс пояснил Дункану:
— Они же занимались психотренингом и упражнениями, мало отличимыми от йоги.
Близилось время поблагодарить хозяина за гостеприимство, однако капитан вспомнил начало разговора, и это подтолкнуло к вопросу:
— Мы говорили о людях, которых, я вполне согласен с коллегой, нельзя оценивать иначе как законченных негодяев… — он приостановился, потому что подошла одна сообразная предыдущему мысль. — Негодяй ведь от слова «негодное». То есть в самом строении слова содержится смысл, отрицающий целесообразность существования такого человека. А раз все общие жизненные смыслы были даны человеку в Слове Божьем, как понимать неуничтожимость души негодяя?
К удивлению Дункана вопрос священнику очень понравился.
— Вы почти уже ответили сами, — продолжая улыбаться, произнес он.
— Извините, я, значит, себя не понял.
— Вместо слов о вечной душе вы применили гораздо более точное для нашей темы выражение.
— Неуничтожимая душа?
— Именно. Бог создал человека «по образу и подобию своему», полагая в нем будущего себе товарища, и в замысле любил его не как собственность, но как достойную себя личность. Мог ли он не запретить, в том числе и себе, уничтоженье человеческой души? И еще добавлю: самозапрет есть высшее проявление собственной силы.
Капитану понравилось объяснение — в нем не было ничего надуманного или туманного.
Коннерс, однако, лишь небрежно кивнул головой вслед известной ему азбучной истине.
— Чарли, вопрос в другом: где и как в реалиях трансцендентного мира существует не годная ни на что душа?
Дункану показалось, что ответ общеизвестен, и он его высказал:
— Разве она не спускается в ад?
Вышло нехорошо — он тут же заметил неловкость в глазах у обоих, вызванную чужой наивностью.
— Извините, я плохо разбираюсь, в детстве, в семье этому не особенно уделяли время…
— Не сваливайте на семью, дорогой капитан, — прервал его пастор, — каждый обязан разобраться сам.
На него уже смотрели с улыбкой.
— Никакого ада нет, — продолжил хозяин.
А Коннерс дополнил:
— Как нет и рая. Сказано: «Царство небесное». То есть более высокая сфера, в которой тоже надо вкалывать. Вот отдохну еще немного на пенсии, и прямо туда, — палец-вверх указал куда именно.
В глазах пастора мелькнула смешинка.
— А как же инкарнация, которую ты считаешь нормальным ходом вещей?
— Я здесь, на Земле, все уже сделал! — вызывающе парировал тот.
Пастор не стал возражать, но как-то задумался…
Дункан уже решил, что так и не получит ответа на свой вопрос о дурном человеческом материале, но оказалось, священник собирается как раз это сделать.
— Негодная для мира душа лишается мира. Она остается только сама с собой, без всякого внешнего, без времени и пространства.
— Это твоя точка зрения, Чарли?
— Так высказывались крупные мыслители обеих христианских церквей: и католической, и греко-славянской.
Память исподтишка хочет иногда вернуть к отвратительному кошмару, но воля успевает встать на пути — воля, спасшая от безвременья, поделенного на пустые миги, не дававшие чувствовать и дробившие всякую мысль.
От дома пастора им нужно было разъезжаться в разные стороны. Когда прощались, Коннерс вытащил из кармана плаща свернутые вдвое листы бумаги, что-то лукавое значилось в глубине его глаз.
— Это вам для нескучного чтения, дорогой.
Дункан развернул на сгибе листы, внутри на первом из них значилось: «Тибетское Евангелие».
Очень кстати, что завтра днем капитан назначил ей встречу, у нее есть что сказать. Только надо превратить впечатления в убедительную оперативную информацию — все ведь возникло из простенькой детской игры. Из игры в прятки, которой занимались сегодня дети, как и в тот роковой вечер.
В подобных играх часто срабатывает стереотип, это первое. Второе — кое-что можно выудить после, при разговорах.
Получилось лучше, чем Лиза рассчитывала.
Ах, как был раздосадован Эдди, пойманный ей в пространстве за шторкой круглого окна, между первым и вторым этажом. Его худенькое тельце поместилось там, где, на первый взгляд, не было свободного места.
И расстроенный Эдди в сердцах поделился: его здесь не заметил не только Уильям, который «водил» в прошлый раз, но даже собака, ступавшая вверх по лестнице.
— И ни Марта, ни миссис Ванлейн?
— Они бы тоже не заметили, только они не проходили.
Договорились на будущее, что Лиза не выдаст его убежище.
Уильяма и Герду она поймала в комнатах второго этажа, однако Алекс благополучно ее обманул. И раздосадованная сестрица мстительно сообщила при всех, что он лазает из подсобки по тросу на крышу, а это нечестно, потому что крыша исключена из игры. Братец в ответ назвал сестру «врухой», но двое других мальчиков иронически при том улыбнулись.
Нужно улучить момент и осмотреть этот внутренний ход, по которому из кухонного отделения наверх подают всякую всячину — что, если взрослый человек может проделать такой точно трюк?
Однако один очень важный результат она получила: ни миссис Ванлейн, ни Марта по лестнице на крышу не поднимались и не спускались, ведь дети еще играли, когда произошло падение — их прямо с этой игры стали срочно звать в холл, а затем заперли в кабинете.
Но странно, что уход близкого человека из жизни не произвел особого впечатления на Герду и Алекса. Им хватило нехитрого объяснения: Богу было угодно забрать папу в рай, он оттуда их видит и по-прежнему любит. Лиза осторожно поинтересовалась у миссис Ванлейн, как удалось добиться такого нетравматичного результата, та грустно ответила: наверное еще потому, что муж почти не уделял внимания детям.