Миссъ Доротея Нетлинга, единой плодъ союза Баронета съ его супругою, была назначена родителями своими къ знатнѣйшему супружеству. Она присовокупляла къ великой красотѣ кроткое и чувствительное сердце, также и хорошій нравъ. Воспитаніе ея было, пренебрежено; потому что качество родителей ея не позволяло имъ имѣть за нею надлежащаго смотрѣнія: оба они не имѣли къ тому способности и даже до нѣкоторой степени родительской любви. Главнѣйшее достоинство Миссъ Доротеи въ глазахъ отца ея было то, что была она его дочь; Лэди же Нетлингъ казалась она столь пригожею, что не хотѣла везти ее въ Лондонъ, и думала, что уѣзднаго обхожденія было довольно для наученія ее свѣтскимъ обращеніямъ; почему и содержала она ее въ ея комнатѣ, не желая, чтобъ пріобрѣла она свѣденіе о свѣтѣ, различныя познанія и способности.
Сія дѣвица, которой разумъ изощрялся въ уединеніи, въ которомъ ее воспитывали, имѣла отъ рожденія своего семнадцать лѣтъ. Она не пренебрегала ничего, что могло быть ей полезнымъ къ воспитанію, къ которому ее не допускали. Мать ея приняла въ домъ свой для одного только виду и по одной своей прихоти Италіянскаго учителя, у которого молодая дѣвица скрытно и научилась очень много, и переняла довольно хорошо Французской языкъ у Миладиной горничной дѣвушки, которая была Француженка.
Таковы-то были назначенные для Рихарда господа. Замокъ ихъ Клостернѣ, гдѣ по большой части они жили, лежалъ отъ Бюторфа въ 6 миляхъ. Путешественники наши скоро оныя переѣхали. Докладываютъ, что духовной привезъ новаго служителя; спрашиваютъ о немъ, откуда и разсматриваютъ видъ его. Но всѣ сіи обстоятельстства не столь нужны, чтобъ быть имъ описаннымъ. Чрезвычайное смущеніе и стыдъ Рихардовъ было нѣчто новое при столь обыкновенной вещи: настоящее и будущее весьма его смущало; да и не отвѣчалъ онъ на вопросы господъ своихъ ни слова, а говорилъ за него духовной, которой былъ уже обо всемъ увѣдомленъ приходскимъ Священникомъ. Рихардъ подобно виновному, надъ коимъ хотятъ заключить приговоръ, боялся быть принятъ, и дрожалъ со страху, чтобъ не было ему отказано. Но прекрасной его видъ, хотя и былъ тогда въ разстройкѣ, казался еще прелестнѣе.
Краска покрывала лобъ его и придавала тѣмъ лицу его большую живость. Да хотя и имѣлъ онъ опущенныя руки и потупленные въ землю глаза, но видъ его являлся благороднымъ и прекраснымъ, почему и самое молчаніе его казалося вразумительнымъ.
Милади приказала Влюбчивой, такъ-то называлась комнатная ея дѣвушка Француженка, примѣрять на него ливрею; а надѣтое на него платье, будучи совсѣмъ новымъ, и пришло ему въ самую пору. Госпожа, будучи довольна онымъ, приказываетъ служанкѣ свести новаго ихъ служителя обѣдать, что она и исполнила съ великимъ удовольствіемъ.
— Ну, Рихардъ! вить зовутъ тебя такъ? дѣло твое пошло на путь: ты понравился Милади, что и очень мудрено, для того что рѣдко кто ей покажется; поѣшь этого Экчестерскаго сыра. Это полпиво очень хорошо, да и пьемъ мы его всегда.
Онъ не ѣстъ, а только проливаетъ слезы.
— О чемъ же ты плачешь, Рихардъ? Конечно отъ радости: ты чувствуешь свое щастіе, съ чемъ тебя и поздравляю. Ѣшь же поглядишка на меня. Глаза твои слишкомъ хороши. Право съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ выѣхали мы съ Миладіею изъ Парижа, не видала я тебѣ подобнаго… ѣшь же.
Ряхардъ склонился на прозьбу дѣвушкину.
— Ну, теперь я довольна, — продолжала Влюбчивая; — выпей же сей стаканъ… Ты начинаешь становишься веселѣе… и будешь мнѣ другомъ; да я и думаю, что это названіе у тебя заслужу. Госпожа наша всегда меня слушаетъ; почему и будешь ты, естьли только я захочу, часъ отчасу ей болѣе нравиться; по томъ скажу я тебѣ, что должно дѣлать; да и будетъ тебѣ во мнѣ великая нужда, для того что знакомъ мнѣ весь порядокъ здѣшняго дома. Въ немъ много людей, много дурныхъ болвановъ, бѣшеныхъ и невѣждъ… Ты будешь четвертымъ Миладинымъ лакеемъ; увидишь другихъ ея женщинъ съ такими большими глазами, что кажется, будто бы хотѣли они выпрыгнуть; слѣдственно знаю я навѣрно, что не станешь ты ихъ любить.
— Въ разсужденіи твоихъ товарищей, хотя и должно тебѣ будетъ съ ними обходиться, но никогда не пить, что я запрещаю тебѣ точно… Ну, еще стаканчикъ; послѣ чего пойдемъ мы оправлять уборной Миладинъ столикъ. Но ты ничего мнѣ не отвѣчаешь! промолви что нибудь, доволенъ ли ты?
— Чрезвычайно, сударыня моя, — отвѣтствовалъ Рихардъ съ печальнымъ видомъ.
— Да, я надѣюсь, что будешь ты и еще довольнѣе, — сказала ему сія дѣвица. — Теперь исправимъ мы наше дѣло; вечеромъ же въ двухъ словахъ дамъ я тебѣ знать, какого нрава наши господа и всѣ домашніе. Слушайся только меня; а естьли сдѣлаешь что нибудь дурное, то не льзя тебѣ будетъ сказать, будто бы я совѣтовала худо.
Рихардъ попался въ самыя добрыя руки, ибо дѣвица Влюбчивая имѣла у себя нѣжное сердце, да и почувствовала она къ нему сильную страсть, и вмѣсто сопротивленія оной предалася ей совершенно.
Прошло уже два, или три дни, въ которыхъ не случилось ничего примѣчательнаго. Дѣвица Влюбчивая, видя чрезвычайную скромность и печальной видъ Рихардовъ, подозрѣвала его быть въ какой нибудь горести, и нѣкогда выговаривала, что ввѣрялся онъ ей очень мало. Рихардъ, исполня въ точности положенную на него должность, уходилъ всегда въ свою комнату. Да хотя и казался онъ не презирающимъ новую свою знакомку, однако же не искалъ оную. Влюбчивая пѣняла на него за то скромнымъ образомъ, говоря о:
— Что ты дѣлаешь въ своей горницѣ? Уединеніе пристойно только тѣмъ, которымъ прилично скрываться; погляди же въ сіе зеркало, таковъ ли ты?
— Я отъ насъ ни въ чемъ не потаюсь, — отвѣчалъ онъ; — я люблю заниматься, читаю.
— Ахъ! естьлибъ зналъ ты по Французски, — сказала дѣвушка.
— Да я и такъ сей языкъ нѣсколько знаю, — подхватилъ Рихардѣ.
— Ахъ, какъ онъ милъ! — вскричала Влюбчивая; — онъ знаетъ по Французски!.. Я буду учить тебя сему языку, да и будешь ты знать оной совершенно. Но сперва выучу тебя одной нынѣшней пѣсенкѣ.
Тогда дѣвица Влюбчивая пропѣла одинъ стишокъ бывшей тогда въ славѣ пѣсни; а Рихардъ, дабы доказать свое знаніе, пропѣлъ другой; и хотя произношеніе его казалося нѣсколько и неисправно, но голосъ былъ весьма складенъ и пріятенъ. Тогда-то вскружилася у Влюбчивой голова; почему и сказала она ему:
— Ну, теперь станемъ мы пѣть вмѣстѣ, да и научу я тебя столько, сколько знаю сама. Естьлибъ прошлаго году не пріѣхалъ сюда плутъ Италіянецъ и не вскружилъ Миссѣ Доротеѣ голову, то довела бы я ее до совершенства, и былъ бы въ ней великой путь, но нынѣ послѣ отъѣзда его вижжитъ она безпрестанно тѣ плачевные напѣвы, коимъ научилася у него. Посмотри на стоящій въ углу сихъ сѣней сундукъ, въ немъ-то заперто то музыкальное орудіе, на которомъ сей бездѣльникъ игрывалъ.
— Клавикорды! — вскричалъ Рихардъ; — да есть ли къ нимъ ключъ?
— Есть, — отвѣчала Влюбчивая; — но нынѣ они совсѣмъ испорчены; а дотолѣ, пока можно было ихъ употреблять, Массъ Доротея не переставала никогда наигрывать на нихъ Италіянскія пѣсни. Какъ учила я ее языкамъ, и сія игра мѣшала въ нихъ ея успѣхамъ, и какъ люблю я ее чистосердечно, то и заставила я замолчать тотъ инструментъ, надъ которымъ теряла она по пустому время. Э! послушайко Рихардъ! мнѣ право кажется, что полюбился ты Миссъ Доротеѣ слишкомъ много; ибо примѣтила я, что смотрѣла она на тебя не только милостиво, но и ласково.
При сей ея рѣчи Рихардъ потупилъ глаза свои въ землю и покраснѣлъ.
— Смѣю ли спросить васъ, — сказалъ онъ Француженкѣ, — полюбился ли я Милади, также и Сиръ Георгію?
На что она ему и отвѣчала:
— Миладіи нравится все то, что мило мнѣ; да и могу я вселить въ нее къ кому нибудь почтеніе столь же легко, какъ надѣть на нее чепчикъ. Что же принадлежитъ до Баронета, то хотя бы былъ ты втрое хуже, нежели въ самомъ дѣлѣ: то и тогда, буде бы пробылъ ты въ домѣ его одну только недѣлю, не промѣнялъ бы онъ тебя ни на самаго лучшаго гайдука какого нибудь Имперскаго Князя.
Во время сихъ ея рѣчей Рихардъ разсматривалъ клавикорды и началѣ перебирать ихъ косточки, такъ какъ знающій сіе искусство человѣкъ.
— Не уже ли знаешь ты играть и на клавикордахъ? — спросила у него Влюбчивая.
— Нѣсколько, — отвѣчалъ Рихардъ; — и естьлибъ могъ я пользоваться ими, то бы постарался привесть ихъ въ порядокъ.
— Отнеси ихъ, другъ мой, въ свою комнату, — сказала ему Влюбчивая, — и какъ знаю я наизусть всѣ Купериновы пастушьи пѣсни, то и покажу я ихъ тебѣ весьма охотно.
Рихардъ во время бытности своей въ училищѣ, въ праздные часы упражнялся въ музыкѣ, и имѣя у себя соединенной съ понятіемъ и прилѣжностію тонкой вкусъ, получилъ въ ней хорошіе успѣхи; въ слѣдствіе чего, какъ скоро досталъ онъ во власть свою клавикорды, то въ тотъ же самой часъ поѣхалъ въ Экчестерѣ и купилъ тамъ все то, что было нужно къ поправленію оныхъ. Когда же онъ все сіе учинилъ, то уже Влюбчивая и приходила весьма часто слушать игры его въ замочную дырочку, для того что запирался онъ весьма крѣпко, подъ тѣмъ видомъ, дабы никто не могъ ему помѣшать въ его ученіи.
Таковая холодность отнюдь ее отъ него не ошарашила. Сердце, надъ коимъ обѣщала она себѣ побѣду, было еще очень ново, и строгое Рихардово воспитаніе удаляло его отъ всякаго любовнаго обращенія. но какъ оказывала она ему нѣсколько дружбы и повѣренности, и онъ, не смотря на сіе, былъ, безпристрастенъ и къ ней: то что уже должно было заключить о той холодности, которую окажетъ онъ къ прочимъ женщинамъ? Она основывала надежду свою и на другихъ слабѣйшихъ видахъ, ибо какъ Лэди Нетлинга была къ ней весьма щедра, то сія дѣвица и хотѣла, употребя то себѣ; въ пользу, накопить изрядное приданое, и послѣ свадьбы своей завести въ Лондонѣ модную лавку. И какъ воображеніе о таковомъ щасгаливомъ состояніи вмѣстѣ съ полученіемъ прекраснаго мужа было для нее весьма лестно, то и думала она, что покажется сіе еще лестнѣе для такого молодаго человѣка, которой по нещастію дошелъ до того. что вступалъ въ служители.
Влюбчивая была отъ рожденія 35 лѣтъ, и еще довольно прелестна, имѣла у себя разумной видъ и въ лицѣ своемъ изрядную красоту. Поступки ея, по природѣ свободныя, казалися и еще лучше, сравнивая оныя съ поступками Англинскихъ женщинъ такого же, какъ и она, состоянія; чемъ больше она себя разсматривала, тѣмъ болѣе казалася она прелестями с