присныхъ, то и учиню я вамъ нѣкоторое предложеніе, состоящее въ томъ, что естьли это вамъ неугодно, то отдаю я сему юношѣ собственную мою записную книжку, которую вы довольно знаете, со всемъ тѣмъ, что въ ней ни есть.
При семъ предложеніи оба молодые Лорды, какъ будто бы согласяся, вскричали вдругъ:
— Вы вольны, Милордъ, дѣлать все, что только будетъ вамъ угодно; ибо какъ знаемъ мы, что печетеся вы о своей чести и наблюдаете справедливость, то и не станемъ ни въ чемъ и никогда противорѣчить…
— Не противорѣчить, Милорды! этимъ вы меня еще не одолжите, — подхватилъ старикъ; — для того что въ дѣла мои могу я употребить только васъ; и какъ теперь будетъ мнѣ нужда при Дворѣ, просить же никого я не хочу, а вы тамъ довольно знатны: то и пойдемте со мною въ кабинетъ мой, гдѣ и дамъ я намъ всѣ нужныя къ тому наставленія и крѣпости. Но это еще не все: какъ хочу я женить Вестфіельдскаго моего Графа на богатой невѣстѣ, то должно имѣть ему такой чинъ, чтобъ было мнѣ и вамъ не стыдно; и естьли вы захотите мнѣ въ томъ помочь, то можете безъ всякой траты нашего имѣнія учинить то очень легко.
А какъ молодые Лорды отвѣчали ему, что станутъ они помогать ему съ великою радостію, то и сказалъ онъ:
— Учтивость ваша весьма мнѣ пріятна; — а по томъ продолжалъ, — въ Девонскомъ Графствѣ живетъ Баронетъ хотя самой низкой породы и малаго достоинства, но весьма богатъ. Онъ имѣетъ у себя дочь, которую весьма хвалятъ; на которой и намѣренъ я его женить. но какъ не хочу я просить сего Баронета, да и вамъ въ томѣ никакой нужды нѣтъ; ибо онѣ почитатель друга вашего Лорда Галлифакса, повелѣнію коего никакъ не осмѣлится онъ противиться, и конечно въ томъ не откажетъ; требую же я только того, чтобы далъ онъ за нею приданаго ежегоднаго доходу съ недвижимаго по 6000 фунтовъ стерлинговъ. Вотъ мое намѣреніе вкратцѣ; подробнѣе же разскажу я вамъ въ моемъ кабинетѣ.
По томъ обратясь къ моему управителю, сказалъ ему:
— Капитанъ Сентри! имѣй попеченіе о твоемъ питомцѣ.
Когда же оба молодые Лорды вышли, то Капитанъ и повелъ Рихарда въ находящійся при замкѣ звѣринецъ.
Они шли оба въ молчаніи, и наконецъ достигли до покрытаго и темнаго отъ посаженныхъ вокругъ онаго безпорядочно деревьевъ мѣста. Сіе мѣсто, между различныхъ украшеній въ звѣринцѣ, оставлено было нарочно для того только, чтобы можно было тутъ укрыться отъ солнечнаго зною; а казавшійся поваленной вѣтромъ пѣнь былъ единымъ мѣстомъ, гдѣ можно было отдохнуть. Рихардъ на немъ сѣлъ, надвинулъ на глаза свои шляпу, и сложилъ руки наперекрестъ съ видомъ погруженнаго въ важныя размышленія человѣка.
— Малордъ! вы нѣчто печальны, — сказалъ Капитанъ.
— Не называйте меня Милордомъ, — отвѣтствовалъ Рихардъ; — ибо не могу я и не хочу быть онымъ. Какъ я здѣсь сіе названіе у кого нибудь похищаю, то и не хочу такимъ подлымъ поступкомъ возвыситься. Да хотя здѣсь меня всѣ ласкаютъ, да и даютъ пріятную надежду, могущую тронуть мое сердце; однако со всѣми сими обстоятельствами, кои могли бы меня обольстишь, какъ бы кто ни старался поколебать меня въ моемъ законѣ, но сего никогда не сдѣлается; Ты самъ, твердивши мнѣ всегда о добродѣтели, не могъ исцѣлить меня отъ моей недовѣрки; хотя нѣжное движеніе и влечетъ меня къ вамъ, но почитаю оное за самое для меня вредное. Однимъ словомъ, хочу, чтобъ ты мнѣ открылся, кто ты: волшебникъ ли, волшебница ли, духъ ли, Ангелъ ли, демонъ ли, или самой дьяволъ? Я не могу отъ васъ скрыть никакой тайны; потому что могли вы проникать въ самое мое сердце. Хотя и видѣли вы во мнѣ ласковаго, послушнаго и почтительнаго, но никогда на примѣчали ни трусости, ни страха отъ которыхъ можно бы было мнѣ застыдиться. И такъ оставьте сей, конечно для васъ чужой видъ, и покажитесь мнѣ въ истинномъ вашемъ образѣ, чего конечно я не испугаюсь; или нещастной Рихардъ, почитая себя вашею игрушкою, васъ оставитъ и употребить всѣ чрезвычайныя средства, дабы съ вами на вѣкъ разлучиться.
— Нѣтъ, сынъ мой, любезной мой сынъ, — сказалъ ему Сентри, обнимая его съ нѣжностію, — я никогда съ тобой не разстанусь; но ты меня узнаешь, кто я, и конечно будешь любить, да и учинишься утѣхою моею и радостію. Нѣтъ право, отнюдь я ни чародѣйка, ни волшебница, ни духъ, ни Ангелъ, ниже демонъ, но такой же человѣкъ, какъ и ты, и даже нѣсколько ниже человѣка, то есть женщина, да самая слабая женщина. Однимъ словомъ, ты теперь находиться въ объятіяхъ Ревекки Вестфіельдъ, родной сестры хозяина здѣшняго дома, вдовы Сиръ Патрики Обертона, и родившей тебя матери.
— Вы женщина! вы мать моя! — вскричалъ восхищенной Рихардъ… — Гдѣ я? что сдѣлалъ я? какъ могъ я сопротивляться тѣмъ нѣжнымъ чувствіямъ, которыя влекли меня къ вамъ непрестанно? Я затворялъ предъ вами мое сердце, и даже отъ васъ отрицался, и былъ столько нещастливъ что васъ нѣкогда и огорчалъ, въ чемъ, обнимая ваши колѣна, и прошу у васъ милостиваго прощенія.
— Ты не виноватъ, сынъ мой; а я сама была во всемъ томъ участницею…
— Но пожалуйте, матушка, скажите, — прервалъ рѣчь ея Обертонъ, — какъ могли вы дѣлать такія чудеса? отъ чего покоряется вамъ цѣлая Природа?
— Увы, любезной сынъ мой! — сказала ему мать его, — повиновалася мнѣ не Природа, а единое только твое воображеніе; ибо какъ примѣтила я, что удивила тебя въ первой разъ, будучи въ цыганскомъ платьѣ, въ которое нарядилась по случаю; для того что былъ ты тогда въ опасности, то и надобно было тебя отъ оной избавить. А понеже должно было мнѣ трудиться о полученіи надежнаго состоянія, которое было тогда еще неизвѣстно и колеблющееся, то имѣла я нужду въ твоей покорности и въ совершенной ко мнѣ довѣренности, для чего и захотѣла я тебя узнать и испытать. Когда же увидѣла я, что принялъ ты меня за волшебницу, то и вознамѣрилась уже тебя въ семъ мнѣніи утвердить; почему съ небольшимъ искусствомъ, и по причинѣ щастливой простоты твоей, и могла я получишь въ томъ желаемой мною успѣхъ. Что же всѣ намѣренія мои исполнились, то сіе уже можно почесть за прямое и отнюдь мною дожидаемое чудо. Но какъ нынѣ между нами не нужно всякое притворство, то уже и время, чтобъ узналъ ты о себѣ и обо мнѣ гораздо обстоятельнѣе.
— Ты со временемъ узнаешь исторію нашей фамиліи, которая хотя знатна и весьма древняя, но намъ ею хвалиться не надлежать; ибо должны мы за сіе нашимъ предкамъ; а надобно намъ гордиться одними только собственными своими достоинствами.
Я родилася отъ Вестфіельдскаго Графа Эдуарда и отъ супруги его Лэди Сарры Транкили. Небо благословило обѣихъ ихъ рожденіемъ шестерыхъ дѣтей, изъ которыхъ и знаешь ты старшаго, то есть Георга, нынѣшняго Вестфіельдскаго Графа; за нимъ слѣдуетъ Лэди Геатмооръ, которую ты увидишь, и по томъ Валліамъ, который нынѣ Линконскимъ Епископомъ, за нимъ другой братъ умершій въ самой юности, и послѣ того убитый на войнѣ Эдкортъ, котораго любила я чрезвычайно; а я уже была всѣмъ имъ младшая.
Старшему брату моему досталось все бывшее во владѣніи отца моего помѣстье нашего дома, приданое матери моей должно было раздѣлять между всѣми прочими ихъ дѣтьми; почему и получили мы самой посредственной достатокъ Родитель мой былъ при Дворѣ и занималъ при немъ знатное мѣсто, а мать моя по дряхлости своей удалилась очень скоро сюда; да и послала она старшаго моего брата учиться въ Лувской Университетъ, по изшествіи же изъ онаго путешествовалъ онъ по всей Германіи, и возвратился въ Англію, будучи 25 лѣтъ, а тогда-то и увидѣла я его еще въ первой разъ.
Со всемъ тѣмъ побылъ онъ въ замкѣ очень не долго; ибо отецъ мой захотѣлъ привязать его ко Двору я принудилъ жить въ Лондонѣ, съ котораго времени я его и не видала. Нынѣшній же Линконской Епископъ, будучи еще робенкомъ, посланъ былъ учиться въ Оксфортъ, а спустя нѣсколько, присватался къ старшей сестрѣ моей Лордѣ Геатмооръ и на оной женился.
Я была моложе сестры моей тринатцатью годами. Лордъ Геатмооръ, увидя меня, полюбилъ такъ, что чуть было не перемѣнилъ своихъ мыслей; но хитрости сестры моей возвращали его къ ней, ибо какъ была я еще молода и не имѣла никакихъ намѣреній, то и не старалась его къ себѣ привлечь; да и смотрѣла безъ всякаго сожалѣнія, что возобновилъ онъ прежнія свои обстоятельства. Но сестра моя почитала меня всегда своею соперницею, и что ею я была, она не хотѣла никогда въ томъ меня простить.
Младшій братъ нашъ умеръ въ Вестминстерѣ, гдѣ онъ учился. А какъ Эдвартъ былъ Порутчикомѣ въ гвардіи, то въ то время, когда былъ онъ въ своемъ полку, и оставалась я съ дряхлою моею матерью одна, снося съ печалію уединеніе здѣшняго мѣста.
Чтеніе Французскихъ Романовъ, ибо знаю я сей языкъ, было единое мое упражненіе, и привело оно мнѣ таковую на одномъ мѣстѣ жизнь мою въ великое омерзѣніе, да и вдыхало въ меня любопытство къ такимъ вещамъ, которыя знать было мнѣ безполезно; возбуждало во мнѣ пагубную покою моему страсть, и подавало совсѣмъ ложныя мысли о мущинахъ, о свѣтѣ и вообще о всей Природѣ.
Отъ шутки брата моего Эдвартв полюбила я гораздо опаснѣйшее для меня увеселеніе; ибо какъ была я станомъ ему равна и весьма на него похожа, то и вздумалося ему нѣкогда надѣть на меня свой мундиръ. Въ семъ платьѣ была я хороша, особливо же показалась я на глаза брата моего прелестною; а чтобъ имѣть въ томъ лучшій успѣхъ, то заказала я сшить себѣ мужское платье, которое очень скоро и поспѣло; въ одеждѣ же сей ѣздила во многіе сосѣдніе домы, гдѣ меня не узнавали, да и почитали за младшаго моего брата, о смерти коего они еще не знали. А какъ успѣхъ сей весьма меня ободрилъ, то продолжая употреблять мужское платье, стала я смѣла, получила мужской видъ, да и научилась у камердинера брата моего ѣздить искусно на лошадяхъ, а по томъ биться на шпагахъ. Я провождала все утро въ сихъ упражненіяхъ, и почти не надѣвала женскаго платья, кромѣ того времени, въ которое должна была я быть съ моею матерью, а какъ полюбила я еще и охоту, то и провождала я все свое время въ сихъ столь неприличныхъ къ состоянію моему упражненіяхъ.
Эдвартовъ отъѣздъ въ Лондонъ нѣсколько помѣшалъ онымъ, но склонность моя къ нимъ еще болѣе умножилась о почему ждала я его возвращенія съ нетерпѣливостію, для того чтобъ продолжать мои поѣздки, что и воспослѣдствовало въ скоромъ времени: ибо получа отпускъ, пріѣхалъ онъ чрезъ три мѣсяца съ однимъ его полку Офицеромъ, называемымъ Сиромъ Патрикомъ, которой былъ молодъ, изъ Ирландіи и меньшой сынъ хотя знатнаго, но самаго бѣднаго Лорда. Онъ имѣлъ себѣ отъ роду около 30 лѣтъ, и былъ собою очень прекрасенъ, благороденъ, учтивъ, разуменъ, пріятенъ, проворенъ, и какъ былъ онъ Эдварту другъ, то и приняли мы его во всѣ наши игры.