Какъ надлежало мнѣ дать отчетъ о моей ротѣ и о пріобрѣтенныхъ Эскадрою корыстяхъ, то я не могла я отлучиться изъ Лондона. А хотя я писала я въ Сутамъ, но не получила на то отвѣта; также на другое и на третіе письмо. А какъ сіе тревожило меня смертельно, то и просила я отпуску на недѣлю, для того чтобы съѣздить въ Сутамъ; но Адмиралтейскіе Коммисары, которымъ учинилася и весьма нужною, въ томъ мнѣ отказали. Тогда писала я къ другу моему Эстевану, чтобъ онъ ко мнѣ пріѣхалъ для того что имѣю я въ его помощи великую нужду; но онѣ отвѣтсвовалъ мнѣ, что не можетъ оставивъ своей чрезмѣрно больной матери. Состояніе мое учинилося тогда весьма тягостнымъ; ибо на что бы мнѣ было собранное толикими трудами и опасностями имѣніе, когда бы я тебя потеряла? Посреди сихъ огорченій желая, чтобъ въ будущее время получилъ ты приличное твоему роду достоинство, вознамѣрилась я увидѣться съ Лордомъ Вестфіельдомъ, которой былъ въ Лондонѣ, куда я и прибыла. Тамъ свѣдала я, что жилъ онѣ въ Сутгамтонской улицѣ въ прибранномъ домѣ; а какъ въ немъ находилися верьхніе покои безъ жильцовъ, то я ихъ и наняла. Я отнюдь не опасалась, чтобы братъ мой меня узналъ; ибо знала, что былъ онъ весьма задумчивъ, притомъ же мундиръ и тогдашнее мое состояніе весьма приводили меня въ безопасность отъ всѣхъ его подозрѣній. Я желала, чтобы онѣ по какому нибудь случаю меня увидѣлъ и полюбопытствовалъ обо мнѣ спросить; ибо любила я его и почитала, и еще кого больше боялася: и такъ естьлибъ пришла къ нему не въ, пору, или въ такое время, когда былъ онъ не веселъ, то бы не успѣла въ моемъ предпріятіи, да и лишилася бы надежды исполнить оное впредь. Онъ оплакивалъ тогда не давно умершаго своего сына, что и узналъ слуга мой отъ него; дочери же его были выданы за Лордовъ Мелфонта и Эштрегга, которые были Кавалеры Шотландскаго Ордена и Перы сего Королевства. Семейство Графаво посѣщало его очень рѣдко; почему и жилъ онъ весьма уединенно. я узнала также и то, въ чемъ онъ упражнялся. Кромѣ присудствія въ Парламентѣ, видался онѣ съ главными ростовщиками въ Лондонѣ, вечеромъ же смотрѣлъ въ Ковентгарденѣ дѣйствіе пантоминовъ, послѣ чего заходилъ онъ въ кофейной домъ, и просидѣвъ тамъ до 11 часу, возвращался домой. Узнавши сіе, ходила я за нимъ повсюду, когда только дѣла мои мнѣ то позволяли; но наблюдала великую осторожность, дабы не учиниться ему подозрительною.
Теперь должно мнѣ, дорогой мой Рихардъ, увѣдомить тебя о нравѣ твоего дяди, которой былъ изъ цѣлой Англіи самой почтенной, но притомъ и странной человѣкъ. Хотя дѣдъ твой Жордъ и хотѣлъ привязать онаго ко Двору, да я держалъ его тамъ, доколѣ былъ онъ живъ; но какъ только дядя твой сдѣлался самовластнымъ, то лишь вступя въ Перы и не захотя добиваться никакихъ чиновъ, уѣхалъ въ свои деревни, гдѣ старается онъ о хлѣбопашествѣ и домостроительствѣ; и чтобъ быть лучшимъ изъ всѣхъ господъ то награждаетъ даже до расточенія не только бѣдныхъ своихъ подданныхъ но и всякаго нещастнаго, кто бы онъ ни былъ. Когда пріѣжжаетъ онѣ въ Лондонѣ, то нагружаетъ корабли, старается о заведеніи рукодѣлій, мѣшается въ разсмотрѣніе государственныхъ доходовъ, и почитается корыстолюбивымъ человѣкомъ. Въ Камерѣ Перовъ, будучи весьма честенъ, не вступаетъ онъ некогда ни въ какіе заговоры, и не уступая ни въ чемъ Минстерству, никогда ему не мѣшаетъ, естьли только не подозрѣваетъ его какомъ нибудь предпріятіи противъ общаго блага. Онъ презираетъ Нижній Парламентъ, и не хочетъ имѣть съ нимъ никакого сообщества, чрезъ которую несклонность и учиняется безполезнымъ собственному своему присудствію. Сверьхъ же сего имѣетъ онъ много другихъ предразсудковъ, или лучше сказать бѣшенствъ, о которыхъ узнаешь ты изъ тѣхъ подробностей, кои должно мнѣ будетъ тебѣ разсказать. Впрочемъ дай Боже, чтобъ ты ему уподоблялся въ праводушіи, въ безкорыстіи и въ благотвореніи!
Уже ходила я за нимъ цѣлыя двѣ недѣли, не получая ни для него, ни для себя никакой пользы. Но въ нѣкоторой вечеръ, когда находился онъ въ Ковентгардскомъ кофейномъ домѣ сидѣла я не далеко отъ трехъ человѣкъ самаго худаго виду, коя говоря между собою тихо, выговорили его имя. Комедія уже началась; а я, не могши сыскать себѣ мѣста, опершись на мою руку находилася въ такой задумчивости, что всякой могъ почесть меня за спящую: но названіе Вестфіельдово привлекло все мое вниманіе; въ слѣдствіе чего, не перемѣняя ни мало моего положенія, зачала я слушать рѣчи ихъ съ великимъ вниманіемъ. Онъ обѣдалъ въ Кинзармсѣ, говорилъ одинъ изъ сихъ людей, съ такими-то и такими… У него одного было на биржѣ три маклейра, а Бридсгавъ мнѣ сказывалъ, что досталъ онъ для него торгомъ 2500 фунтовъ стерлинговъ…
— Будетъ ладно, — отвѣтствовалъ одинъ изъ его товарищей.
Конца разговора ихъ я уже не слыхала; ибо скоро они встали и пошли конечно для того, чтобы совѣтовать о предпринимаемомъ ими дѣлѣ въ другомъ не столь опасномъ для нихъ мѣстѣ.
Только что комедія кончилась, то Лордъ Вестфіельдской, будучи, по обыкновенію его, въ простомъ сюртукѣ, попросивъ теплаго лимонаду, сѣлъ въ той комнатѣ, изъ которой трое, бездѣльниковъ ушли уже прежде.
Въ 11 часовъ Милордъ, не имѣя при себѣ ни одного человѣка, велѣлъ, сыскать носилки. Когда же были онѣ принесены, то сѣлъ въ оныя; да и я слѣдовала за нимъ же. Только что, достигли онѣ до Сутгамтонской улицы, то услышала шумъ; почему вынявъ свою шпагу, побѣжала я къ нему на помощь, и увидѣла, что вышесказанные плуты, стояли уже у дверецъ. Хотя одинъ изъ нихъ, увидя меня, пошелъ на встрѣчу съ обнаженною шпагою; но я съ перваго удара повергла его на землю и побѣжала къ другимъ, но они уже услыша крикъ своего товарища, убѣжали. Я нашла Милорда бьющагося и кричащаго въ носилкахъ, оставленныхъ носильщиками, которые можетъ быть были участниками сего злодѣйства. Помогши ему вытти, взяла я его подъ руку и проводила уже пѣшкомъ до самого дому. Я держала еще въ рукахъ своихъ окровавленную щпагу, а вошедъ и приказала хозяину увѣдомить о случившемся намъ на съѣжжемъ дворѣ.
Лордъ Вестфіельдъ, потревоженной бывшею опасностію, не говорилъ со мною ни слова, а какъ пришли къ нему два его служителя со свѣчами, то онъ, облокотясь на нихъ пошелъ въ свою комнату, да и я также послѣдовала за нимъ.
Вступя въ оную и сѣвши, устремилъ онъ на меня глаза свои, и сказалъ:
— Это ты сосѣдъ мой, Г. Капитанъ, одолжилъ меня столь сильно? Воры хотѣли было отнять у меня записную мою книжку, въ коей находится 10000 фунтовъ стерлинговъ; но ты ихъ до того не допустилъ.
А хотя и сказала я ему, что почитаю себя щастливымъ, что могъ оказать ему столь малую услугу; но онъ мнѣ отвѣтствовалъ:
— Какъ старался ты обо мнѣ, равно какъ о самомъ себѣ, то и деньги сіи принадлежать уже не мнѣ одному, но обоимъ намъ вмѣстѣ! почему и можешь ты взять изъ нихъ столько, сколько тебѣ похочется, чемъ конечно ты меня не огорчишь, но утѣшишь.
Я и не взглянула на его записную книжку, радуяся, что находилась съ моимъ братомъ, коего дружбу желала бы я пріобрѣсть пролитіемъ всей моей крови. Опасность, въ коей онъ находился еще, меня удивляла; смущеніе тогдашнемъ моемъ состояніи, воспоминовеніе прошедшихъ постыдныхъ для него моихъ поступокъ, желаніе ему открыться, упасть къ его ногамъ, испросить ко мнѣ и къ тебѣ его милость; и словомъ, всѣ сія различныя мысли производили въ душѣ моей сильнѣйшее движеніе. Лордъ удивясь моему некорыстолюбію, помолчавши не много, сказалъ мнѣ:
— Не ужъ ли ты, Г. Капитанъ, сомнѣваешься, чтобъ былъ я не въ состояніи подаришь тебя тритцатью, четыредесятью, или пятидесятью тысячами фунтовъ стерлинговъ?
— Нѣтъ, — отвѣтствовала я Милорду, — хотя и знаю я вашу щедрость, но какъ побудили меня оказать вамъ сію малую услугу одна только ревность и мое къ вамъ почтеніе, которыхъ, причина вамъ еще не извѣстна: то и ожидаю я отъ васъ лестнѣйшей для меня награды, то есть вашей дружбы.
— Дружбы моей! — подхватилъ Лордъ; — да кто ты таковъ? Ты пріѣхалъ сюда изъ Индіи… Знавалъ ли я тебя гдѣ нибудь, хотя въ самомъ дѣлѣ лице твое кажется мнѣ нѣсколько и знакомымъ? Англичанинъ ли ты?
Я не знала, что мнѣ отвѣчать; и въ то время, когда онъ меня разсматривалъ, тряслася какъ древесной листъ; для того что оказывалъ онѣ тогда въ лицѣ своемъ нѣчто суровое и дикое.
— Отвѣчай же! — продолжалъ Лордъ.
— Нѣтъ, Милордъ, — отвѣтствовала я ему въ великомъ смятеніи, — я не Англичанинъ, но Французъ…
— Я уже по поступкамъ и по выговору твоему такъ и думалъ… Мнѣ быть другомъ съ Французомъ! съ непріятелемъ моего отечества! Со всемъ тѣмъ, естьли возмешь ты записную мою книжку, то я тебя прощу, изъ какой земли ты ни выѣхалъ.
— Нѣтъ, Милордъ, — отвѣтствовала я ему, — я не имѣю подлости, чтобы вздумалъ продавать услуги мои за деньги.
— Такъ ты, Г. Французъ, не хочешь брать денегъ? — сказалъ онъ будто бы съ гнѣвомъ, — да чегожъ ты желаешь? Кто выгналъ тебя изъ твоего отечества? Для чего служилъ ты у насъ? Отвѣчай мнѣ, не сдѣлалъ ли ты какой нибудь бѣды? Ежели это такъ, то я о тебѣ постараюсь, попрошу за тебя Французскихъ Министровъ, и даже самаго Короля; однимъ словомъ, извлеку я тебя изъ самаго ада.
— Нѣтъ, Милордъ, — отвѣтствовала я ему: — я служу Англіи изъ одного только моего къ ней почтенія и любви; да и никогда изъ оной выѣжжать не хочу, для того что ничто меня во Францію не привлекаетъ. А какъ не сдѣлалъ я ничего противнаго законамъ, то и прошу васъ употребить вашу довѣренность къ чему нибудь другому.
— Ты хочешь намъ служить, — подхватилъ Милордъ; — ты сдѣлалъ теперь достойное честнаго человѣка дѣло; ты также не любишь и денегъ, почему уже и увѣренъ я, что ты никакъ намъ не измѣнишь; въ слѣдствіе чего и попрошу я о твоемъ произвожденіи всѣхъ начальниковъ Адмиралтейства.
— Государь мой: — сказала я ему, — какъ сдѣлалъ я нѣкоторую нужную вамъ услугу, но и просилъ я уже за оную приличнаго награжденія, кромѣ же онаго не хочу я ничего другаго…
— Французъ! ты хочешь быть моимъ другомъ, да я имъ быть не хочу; потому что не люблю я и самыхъ моихъ дѣтей… Нѣтъ… нѣтъ… Ты выдешь изъ этой горницы прежде, доколѣ не скажешь, чего Ты отъ меня хочешь.