Наступила тишина, длительная и напряженная. Мерцалов не смотрел в лицо тестю, но чувствовал, что его выступление будет злым и ядовитым. Однако Дубков начал свою речь совершенно спокойно:
— Мне, конечно, характеризовать собственного зятя неудобно. Сами понимаете. Но сказать нужно. Человек он, хотя и сильно ершистый, но дело свое любит. Все-таки первым права на тепловоз получил. Без отрыва от производства добился. К тому же других за собой увлек. Опять плюс поставить нужно.
«Странно. Неужели решил взять под защиту? Нет, хитрит чего-то», — подумал Мерцалов.
— А теперь возникает вопрос, — продолжал Дубков, — почему же такого неплохого вроде человека и вдруг мы критикуем? Да потому, извините, что жар-птицей захотел сделаться. Сверкнуть захотел огненными перьями. Всех затмить собрался.
Из глубины комнаты кто-то крикнул:
— Может, сразу насчет тепловоза?
— А это как начальство! — сказал председательствующий.
— Стоп, стоп, — поднял руку Алтунин. Он обвел взглядом повернувшихся к нему людей и неожиданно для всех предложил: — Решайте сами. Не насчет ходатайства, нет. Это ни к чему. Ставьте вопрос прямо: дать Мерцалову тепловоз или не давать. Вы хозяева.
Никогда раньше с подобными предложениями начальник депо не обращался к машинистам. О его решении обычно узнавали из приказов.
«Ох, и лиса этот Алтунин, — подумал Мерцалов. — За коллектив прячется. Знает же наперед, какое будет решение. Завистники разве поддержат. Они затоптать меня готовы».
— Ну как, товарищи? — спросил Сазонов-младший.
— Ясно как, — за всех ответил Синицын. — Доверять и проверять — главный лозунг человечества.
Прошуршал смешок. Потом в комнате сделалось тесно от множества поднятых рук.
Мерцалов смотрел и не верил тому, что происходило. Голосовали все: и Роман Филиппович, и Миша Синицын, и даже Юрий Сазонов. «Что же получается? Выходит, они за меня? А, может, все это мне показалось, может… Нет, нет, не показалось». И рука его тяжелая, как молот, потянулась кверху медленно, медленно. И сам он вставал с табурета очень долго. Еще дольше не мог выговорить первого слова.
— Не знал я… Ну, не знал, что так вот получится. Правда, товарищи. А теперь не могу. Ну, сказать все не могу, как думаю. Трудно. То злость душила, а сейчас…
— А вы спокойнее, — сказал Алтунин. — Не в словах ведь дело. Душой понять нужно.
Мерцалов расстегнул шинель, тяжело, не прячась, вздохнул.
— Вот он я. Смотрите. Что было, постараюсь… Ну, как бы это выразиться…
— Ясно! — крикнул Синицын. — Все ясно!
Вдруг в дверях появился дежурный, высокий, узкоплечий, с румяным от волнения лицом. Он объявил, что Мерцалова вызывает начальник отделения.
Все посмотрели на дежурного удивленно, как бы спрашивая: «Так вот сейчас и вызывает?»
— Да, срочно, — подтвердил он. — Просил, чтобы не задерживали.
Тогда встал Роман Филиппович и мирно сказал:
— Что ж, пусть идет. Только мое слово тебе, Петр, такое: возвращайся домой. Ты уж не маленький, сына имеешь. Потому и понятие должно быть иное.
Растроганный Мерцалов посмотрел в усатое лицо тестя, виновато опустил голову и стал пробираться к двери.
18
В кабинете Кирюхина шел спор. Тонкий лысоватый начальник дистанции Черкашин, вызванный с планом только что построенного жилого дома, старательно доказывал:
— Нехорошо, Сергей Сергеевич. Невозможно этого делать.
— Почему невозможно? — сердился тот, поблескивая расширенными глазами.
— Потому, что квартиры все распределены, список семей, подлежащих вселению, утвержден.
— Так утверждали-то мы. И мы же внесем поправку. Кто нам помешает?
— Обстоятельства мешают, Сергей Сергеевич. Многие уже ордера получили.
— Экая беда! — махнул рукой Кирюхин. — Ордер, батенька, не квартира. И вообще меньше пугайте себя. Читайте-ка лучше, кто там еще из работников депо числится в списке?
Черкашин надвинул на нос очки и, неохотно склонившись над бумагой, прочитал:
— Белкина Тамара Васильевна.
— Кто такая? — Кирюхин повернулся к Сахарову, который сидел слева у стола, молчаливо следя за разговором двух начальников.
— Это же техник-расшифровщик, — ответил он.
— Ах, да! — вспомнил Сергей Сергеевич и снова устремил взгляд на человека со списком. — Какая квартира ей намечена?
— Тридцатая.
Упершись бородой в грудь, Кирюхин долго смотрел на развернутый перед ним план дома. Смотрел молча, сосредоточенно. Не поднимая головы, спросил:
— Ордер выдан?
— Пока нет, — ответил Черкашин.
— Вот и лады, — ободрился Кирюхин. — Запишите вместо Белкиной Петра Степановича Мерцалова. Смелей, смелей, батенька! Чего раздумываете?
— Да видите ли, — заколебался Черкашин, подняв очки. — У Белкиной двое малых детей. Мужа нет. Живет она в старом доме на десяти метрах.
— И еще дочь взрослая, — прибавил Сахаров. — И тоже работает в депо.
Кирюхин устало откинулся на спинку стула и сунул руку в бороду.
— Ну, ну, продолжайте, — произнес он с чуть приметной усмешкой. — Значит, десять метров, дети, мужа нет. Что еще?
— Еще я предполагаю, что начальник депо уже сообщил ей об этой квартире, — продолжал Черкашин, словно не замечая поведения Кирюхина. — Ведь он, как вы знаете, все время настаивал, чтобы вселили именно Белкину.
— Это верно, за Белкину он дрался по-рыцарски. А за Мерцалова, которого вся страна знает, не обмолвился даже словом. Явно скрыл, что человек ночует где-то у товарища. Хорошо вот он сообщил об этом безобразии. — Кирюхин снова повернулся к Сахарову.
— Такое мой долг, — с достоинством отозвался тот, приподнявшись на стуле. — Я полагаю, что, предоставляя квартиру Мерцалову, мы поощряем новаторство, подчеркиваем значение тяжеловесного движения. Больше того, мы даем, так сказать, новый толчок этому движению, что очень важно в современных условиях. Но я бы попросил вас, Сергей Сергеевич, не делать этого за счет Белкиной. Все-таки учесть нужно: дочь уже невеста.
— Да что там, дочь, дочь! И за кого вы, наконец, хлопочете, за Мерцалова или за Белкину? Нельзя же всех в одну квартиру.
В кабинет вошла женщина лет сорока с короной туго уложенных русых кос. Она сообщила, что Мерцалова разыскали и что минут через десять он будет здесь.
Кирюхин одобрительно мотнул головой.
— А я могу идти домой? — спросила женщина.
— Если вы торопитесь, — развел руками Кирюхин, — то идите.
— Как же не торопиться, Сергей Сергеевич. Я уже на два часа задержалась.
— И я задержался, — сказал он внушительным тоном. — Надеюсь, видите?
Смущенная женщина постояла еще немного и медленно вышла из кабинета.
— Обиделась, — посочувствовал ей начальник дистанции.
Кирюхин махнул рукой и опять склонился над планом дома. Минут пять водил он карандашом по клеткам, требуя зачитывать другие фамилии работников депо, зачисленных в список новоселов. Потом отбросил карандаш, ударил обеими ладонями по столу, сказал решительно:
— Все! Значит, Мерцалова на место Белкиной.
Сахаров болезненно поморщился.
— Слезы будут, Сергей Сергеевич.
— Да бросьте вы сердоболие выказывать, — раздраженно сказал Кирюхин. — От женских слез размокли. Мужчина тоже! Политиком надо быть в таких случаях. — Он свернул план в трубку, сунул его в руки Черкашину и вышел из-за стола. — Ну, хватит разговоров. Не смею больше задерживать.
Сахаров и Черкашин направились к выходу, явно недовольные тем, что произошло.
Проводив их взглядом, Кирюхин задумался: как все-таки тяжело ему держать свою твердую линию. На каждом шагу сопротивление. С одним Алтуниным сколько крови перепортил. А эти, видите ли, женских слез боятся. Смешно!
Кирюхин отодвинул стул и размашисто зашагал по кабинету.
В этот момент в дверях появился Мерцалов. Шинель, как всегда, полурасстегнутая, шапка сдвинута на затылок.
— Разрешите?
— Да, да, пожалуйста! — отозвался Кирюхин и сам двинулся навстречу машинисту. Стараясь казаться веселым, он крепко пожал вошедшему руку и тут же сообщил о новой квартире. Изумленный Петр не сразу понял.
— Квартиру, говорите? В новом доме?
Кирюхин улыбнулся:
— Конечно. А вы что, недовольны?
— Почему же. Я рад. Очень даже. Мне аккурат нужна квартира.
Широкое лицо Мерцалова горело. И весь он так волновался, что не мог найти места рукам: то по-мальчишески совал их в карманы, то вдруг закладывал за спину, потом снова совал в карманы.
Довольный Кирюхин отвел его к дивану и, усевшись рядом, сказал наставительно:
— Так вот, Петр Степанович. Выписывайте ордер на новую жилплощадь и вселяйтесь. Когда жену с сыном забирать будете, скажите, предоставлю машину.
— Спасибо, — ответил Петр, думая: «Какой он все-таки внимательный, Сергей Сергеевич. Знает, когда руку подать. Здорово получилось».
— А что касается тепловоза, — продолжал Кирюхин, покровительственно поглядывая на машиниста, — я уже дал команду. На днях получите.
Мерцалова осенила догадка: вот, оказывается, почему Алтунин проявил к нему на летучке такую неожиданную «щедрость»? И ведь как вопрос-то поставил перед машинистами: «Решайте сами»! Комедия, больше ничего.
На улицу машинист и начальник вышли вместе. Ветра уже не было. Но мороз усиливался. Грохот поезда на входных стрелках слышался так звонко, будто стрелки эти находились где-то совсем рядом.
19
Письмо начиналось необычно.
«Здравствуй, брат! Давно мы с тобой не видались. Конечно, дела, расстояние. Но все это чепуха. Оба мы медведи-лежебоки. Меня, кажется, вызывают уже на рогатину. Завтра шпарю в столицу на переговоры. Боюсь, как бы не утонуть в министерстве. Опасность есть. А моя берложья дурь кричит: не хочу»…
— Ничего, привыкнешь, — вслух сказал Сергей Сергеевич и посмотрел на жену, которая сидела напротив, облокотившись на стол. — В верха идет наш Андрей. Понимаешь, какое дело?
— Понимаю, понимаю, — покивала Нина Васильевна. — Хорошо, ничего не скажешь. — И мягко, заговорщически: — Ты не завидуешь?