— А я считаю, что это недопустимое зубоскальство, — послышался вдруг раздраженный голос подошедшего сзади Сахарова. — Нельзя так обращаться с человеком, который…
— А вы уже узнали? — поймал его на слове Шубин. — Э-э-э, тогда все правильно. Никакого зубоскальства. Как, Филиппыч, по-твоему?
— По-моему, еще кое-кого прописать бы следовало, — сказал Дубков. — Чтобы хвосты людям не приклеивали.
Подошел Зиненко, почитал и кивнул Дубкову.
— Правильно, Роман Филиппович. Нехай каждый знае, що вин таке!
К стенгазете подходили рабочие, машинисты и все читали вслух, подбрасывали шутки. У Сахарова лицо от злости то розовело, то бледнело. Дубков хорошо понимал его состояние. Не будь сейчас тут людей, исчез бы «Прожектор» в два счета и никто не узнал бы о существовании сатирического стихотворения. А теперь — поздно.
Перед Дубковым неотступно маячила упрямая фигура зятя, уходившего прочь по раскаленному солнцем междупутью. И в голове мучительно сверлило: «Неужели так и не удастся поговорить с ним до вторника? А ведь нужно, очень нужно».
Минут через тридцать Роман Филиппович снова вышел на пути, внимательно посмотрел во все стороны: «Авось человек одумается и придет?» Нет, напрасны были его ожидания.
Солнце тем временем продвинулось еще дальше, к западу. Появились тени от зданий и вагонов. А духота, казалось, давила пуще прежнего. И запах разогретого мазута неослабно бил в ноздри.
На краю неба все так же маячили бугристые облака. Только теперь они стали гуще. «Хорошо, — подумал Роман Филиппович, — может жары такой не будет».
Весь этот день Евдокии Ниловны дома не было. Она еще утром уехала к маленькому Сереже и задержалась там дольше обычного. В другое время Роман Филиппович, вернувшись с работы, непременно позвонил бы ей, напомнил о себе, пошутил бы, что соскучился. А на сей раз молчал: надеялся, что она уговорит молодых удостоить своим посещением Семафорную. Все же с ней Петр ни разу не ссорился.
Но приехала хозяйка одна. Приехала уже в сумерках, очень усталая и чем-то взволнованная. Наскоро сбросила косынку, отыскала шлепанцы и торопливо прошла в большую комнату. Роман Филиппович спросил ее сочувственно:
— Видно и тебя не балует зятек-то?
Евдокия Ниловна махнула рукой.
— Постой, Роман, не сбивай с толку.
Она распахнула дверцы шкафа и принялась что-то разыскивать.
— Да что случилось? Объясни!
Ответа не последовало. Хозяйка старательно искала что-то в своей старинной бархатной сумке, расшитой мелким бисером. И вдруг нашла, радостно всплеснула руками:
— Какие же мы, Роман, с тобой дурни! Внуку-то полгода завтра исполняется!
— Полгода? — переспросил Роман Филиппович. — А ну-ка, ну-ка?
— Так вот запись имеется! Ах нет, ошиблась, — притихла Евдокия Ниловна. — Не полгода, а пять месяцев.
— Ну все равно, — оживился Роман Филиппович, счастливо потирая ладонь о ладонь. Он радовался тому, что появился повод для нового разговора с зятем. Взяв у жены тетрадный листок с записью, он подошел с ним к висевшему на стене календарю, посчитал для верности на пальцах и заторопился к телефону.
— Слушайте, папаша с мамашей! — зашумел он в трубку. — Что же получается. У сына полугодие, а вы…
— Чего ты мелешь, — дернула его за рукав Евдокия Ниловна. — Не полугодие, а пять месяцев.
— Обожди, не мешай, — отмахнулся Роман Филиппович и снова в трубку: — Да, да, маленькое полугодие… Так даже в старинных святцах было записано: шесть месяцев — большое полугодие, а пять — малое.
— В каких таких святцах? Где ты их видел? — не переставала возмущаться Евдокия Ниловна. Но Роман Филиппович не обращал на нее внимания. Он за несколько минут столько наговорил Петру о значении маленького полугодия, что у того даже голос изменился.
— Тогда, что же, тогда я не знаю, — послышалось в трубке. — Вон Лида пусть думает.
Роману Филипповичу как раз этого и нужно было. Нисколько не раздумывая, он предложил забыть все обиды, выехать утром в Заречную рощу и там, на лоне природы, провести с внуком весь выходной день. Чтобы не беспокоить молодых слишком рано, он даже хлопоты о такси полностью взял на себя.
— Какой ты прыткий, — сказала Евдокия Ниловна, когда муж опустил трубку. — А может, Лида не захочет в Заречную? Или погода испортится?
— А ты не гадай на кофейной гуще, — сказал Роман Филиппович, браво подкручивая усы. — Сама ведь затеяла.
— Да разве я… Ох, а ну тебя к лешему!..
— Вот и правильно, — засмеялся Роман Филиппович.
13
Едва Дубковы успели подъехать к дому, где жили молодые, как те уже в полном сборе вышли навстречу машине. Маленький Сережа был одет по-праздничному, во все голубое. Веселые глаза его светились, будто он понимал, по какому поводу затеяна эта поездка.
«Победа» сперва неторопливо бежала по главному проспекту, потом, в конце города, свернула вправо на мост через реку. Евдокия Ниловна с малышом сидела впереди, остальные — в глубине кабины. Роман Филиппович время от времени заглядывал в лицо дочери. На щеках у нее играл румянец. Вольно трепетали на ветру светло-золотистые волосы. Только глаза почему-то были задумчивы. И это не нравилось Роману Филипповичу. У него уже в который раз возникло подозрение: «Не обижает ли ее Петр?» Но не было еще случая, чтобы она пожаловалась на него отцу или матери. «Значит, все в порядке», — попытался успокоить себя Роман Филиппович. И все же опять думал: «А может, скрывает, не хочет расстраивать? Ведь знает, что и без этого у меня с Петром отношения натянутые».
Остановились на берегу реки, под столетними вязами. Уснувшего в дороге Сережу осторожно уложили на капроновый матрасик. Быстро соорудили над ним шатер из палок и марли. Лида успела тем временем раздеться и, никого не дожидаясь, убежала к воде. Яркий сиреневый купальник, плотно облегавший ее красивую фигуру, мелькал теперь среди залитых солнцем таловых зарослей. Вот она весело помахала рукой.
— Петя-я-я!
А Петя сидел еще на траве и расшнуровывал ботинки. Евдокия Ниловна шутливо толкнула его в плечо:
— Не слышишь, что ли? — и сразу повернулась к Лиде, забеспокоилась: — Ты смотри, дочка, не очень раскупывайся. Освежись, да и хватит!..
Но Лида только улыбнулась и, отважно рассекая ладошками воду, легко поплыла к песчаному острову, желтым горбом торчавшему над синей гладью.
Петр, увлеченный спортивным азартом жены, не раздумывая, бросился в прохладные речные струи и забарахтался в них, довольно пофыркивая.
Евдокия Ниловна забеспокоилась еще сильнее:
— Ну, покричи ты им, Роман, чтобы не заплывали. Чего молчишь-то?
— Да пусть покупаются, — добродушно ответил тот. — Охота ведь.
— Так нельзя же Лиде. Кормит она. Застудиться может.
— Может, может, — недовольно заворчал Роман Филиппович. — Раньше нужно было думать об этом. А теперь, как я их верну? Катера у меня нет, глиссера тоже.
— Эй, папаша! — послышался вдруг чей-то незнакомый голос. — Для такого случая возьмите у нас лодочку. Свободная.
Только теперь Дубковы заметили, что неподалеку от них, за кустами шиповника, на солнцепеке, сидели два молодых парня с девушками. Парни были в трусах, девушки — в одинаковых полосатых купальниках и одинаковых желтых шляпах с широкими полями.
— Берите, берите, — настаивали они. — Вон там, у зеленого мысочка!
— Что ж, не возражаю, — сказал Роман Филиппович и, переглянувшись с Евдокией Ниловной, пошел к таловым зарослям, из-за которых виднелся зеленый мыс берега. Прежде чем столкнуть лодку с песчаной отмели, он сложил рупором ладони и крикнул в сторону острова:
— Ге-ге-ей! Ждите транспорт!
Лида недовольно замахала руками и хотела снова убежать в воду. Но Петр взял ее за руку, посадил на песок. Тем временем Роман Филиппович закатал рукава до локтей, вывел лодку на простор и нажал на весла.
Обратно перебирались неторопливо. Роман Филиппович сидел рядом с дочерью на корме и все время наблюдал за зятем. А тот, работая взятыми у тестя веслами, то блаженно улыбался, то хмурился, будто вспоминал вчерашнее. В мыслях Романа Филипповича тоже изредка всплывала картина того, что было у деповского домика. Но больше он думал о том, как продолжить этот разговор сегодня и где лучше выбрать для него место.
«Уйти куда-нибудь по берегу, что ли? — прикидывал Роман Филиппович. — А может, удалиться в глубь рощи? Главное, чтобы никто не мешал».
Когда приблизились к зеленому мысу, услышали плач Сережи. Лиду словно ветром сдуло с кормы. Она вспомнила, что подошло время кормить сына.
Из-за кустов показался высокий загорелый парень — един из обладателей лодки.
— Слушай, милый человек? — обратился к нему Роман Филиппович. — Услужи еще. Позволь побаловаться веслами? Если сомнение имеется, документ вручить можем.
— Да что вы, папаша, — замахал руками парень. — Катайтесь, пожалуйста. А мы пока в волейбол ударим.
— Спасибо, — сказал Роман Филиппович и кивнул Петру: — Не возражаешь?
— Нет, конечно!
«Не догадывается, — подумал Роман Филиппович. — Или догадывается, но хитрит». Все же весла на всякий случай взял в свои руки. Оттолкнувшись от берега, он пустил лодку вниз по течению, туда, где за ближним поворотом реки длинным рукавом отходил в сторону залив — старица. Когда-то, лет тридцать назад, здесь было основное русло реки; молодой Дубков приходил сюда вместе с Дусей купаться. Однажды в такой же вот жаркий день, сидя на песке, она шепнула ему по секрету: «А ведь у нас будет ребенок». Потом они стояли под развесистым дубом и тихо мечтали: «Если будет дочка, обязательно назовем Лидой или Катей». Дусе больше нравилось первое имя, и Роман пошел на уступку: «Хорошо, пусть будет Лида». Сейчас он мог бы, пожалуй, отыскать и тот дуб, под которым они тогда стояли. Но не до этого было сейчас Роману Филипповичу. Он выводил уже лодку на середину старицы и выбирал место подальше от рыболовов и купальщиков. К счастью, оба берега здесь скрывала густая навись ивняка и тальника. Всюду царила тишина. Лишь где-то в зарослях чуть слышно крякали утки да лениво пророчила кому-то долголетие разморенная жарой кукушка.