— Как это? — опять насторожился Сергей Сергеевич.
— Очень просто. Ликвидируется лишняя инстанция. Простор новая техника получает.
— А кого же кому подчинить хотят?
— Да вроде наше Широкино центром будет. Я тоже свои предложения по этому поводу представил.
— Ясно, — сказал Сергей Сергеевич, сердито блеснув глазами. — Губа у тебя не дура. Князьком хочешь стать. А куда же мне? Может, в приказчики к себе планируешь?
В это время за столом появился еще один человек. Это был тот самый щупленький горбоносый инженер, который приглашал Кирюхина когда-то в гости, обещая угостить плодами из собственного сада. И он действительно притащил целый чемодан яблок, свежих, крупных, с румяными бочками. Выкладывая на стол, спрашивал:
— Ну как, хороши?
Сергей Сергеевич ел энергично, с хрустом, так, что сок брызгал на руки. Было очень приятно утолить ими жажду после жгучей перцовки.
Увидав на столе газету с критической заметкой, инженер сказал, обращаясь к Сергею Сергеевичу:
— А это, собственно, из-за вас перепало нам. По соседству.
— Что значит из-за нас? — Сергей Сергеевич отложил надкусанное яблоко, помрачнел. Но инженер не смутился, продолжал объяснять:
— Вы же как работаете? То все узлы нам забьете, то поездов от вас не дождешься. Невозможно подладиться.
— Бросьте выдумывать! — махнул рукой Сергей Сергеевич. Но брат остановил его:
— Ты, Серега, не горячись. Он правильно тебе говорит. Нынче на одних тяжеловесах далеко не уедешь. Осваивать нужно новое.
Сергей Сергеевич сунул пальцы в бороду, насмешливо скривил губы.
— Ну и осваивай. У тебя старый талант на эти упражнения. А я ради экспериментов рисковать планом перевозок не буду.
— Ничего, будешь. Жизнь заставит.
Сергей Сергеевич промолчал, а про себя подумал: «Я подожду, когда ты освоишь это новое. А пока мне участок забрать нужно. Это поважнее».
От брата Кирюхин вернулся в понедельник утром. Настроение было неважное. А тут — новая неприятность. Ночью, на седьмом перегоне, перед станцией Маячная чуть было не произошло крушение из-за того, что оголовок цементной трубы под полотном разрушился и путь просел. Счастье, что машинист подходившего к месту аварии поезда оказался бдительным.
— А кто именно? — спросил Кирюхин у Галкина, который первым докладывал о происшествии.
— Сазонов Юрий.
— Молодец. Подготовьте благодарственный приказ. Немедленно.
Галкин согласно кивнул, но не ушел.
— Еще хочу сказать о Ракитиной.
— Чего, чего? — не понял его Кирюхин.
— О Ракитиной Римме Борисовне, — повторил Галкин. — Она хотела отстранить Сазонова от рейса за то, что он доказывал необоснованность увеличения веса поезда.
Кирюхин изменился в лице.
— Как то есть доказывал? Он кто, инспектор?
— Но Сазонов был прав, — сказал Галкин. — Он видел, что два локомотива идут резервом.
— А вы проверяли?
— Да, сам лично.
— И все равно… Кто командует движением, диспетчер или какой-то птенец без крыльев?
— Напрасно вы так говорите, — возразил Галкин. — Сазонов — лучший машинист. Он более двух лет работает без единого брака и по экономии топлива сейчас первое место держит.
— Интересно у вас получается, — скривил губы Кирюхин. — Лучший, первый, а с диспетчерами спорит.
— Так я же говорю, что Ракитина не должна была… И вообще с тяжеловесными не все у нас ладно. Один проведем, а десять задержим.
— Не задерживайте. От вас зависит.
— Когда от нас, а когда и нет. Порядок ведь. — Галкин повертел блокнот, сказал раздумчиво: — Давайте обсудим этот вопрос. Соберем диспетчеров, машинистов.
— Конечно, будем разговорами заниматься, людей отвлекать от дела.
— А как же? В Москву что ли предложения посылать?
— Вот туда и шлите, — сказал Кирюхин и выключил настольный вентилятор. — Там специально люди сидят, чтобы все эти штучки обдумывать. А у нас, батенька, план. Да, да. Можете считать меня зажимщиком, бюрократом. Как угодно. Только заниматься сомнительными экспериментами я не намерен.
— Почему же сомнительными?
У Галкина, как всегда, волосы спадали на гладкий мальчишеский лоб. И он легким движением головы отправлял их обратно. Кирюхин не выдержал, раздраженно крикнул:
— Берет бы что ли купили! И, пожалуйста, поменьше предлагайте! Предлагать каждый может! В дело вникать лучше надо. О тяжеловесных поездах болтаете, а сколько вы их провели на прошлой неделе? Молчите? А с машинистами-тяжеловесниками как работаете? Хоть одного к поощрению представили? Так-то вот, батенька!..
15
Взвалив на плечи тяжелый дубовый стол, Сазонов-младший неторопливо поднимался на второй этаж по широкой цементной лестнице. Расставив руки и подогнув голову, он глядел себе под ноги и потому не заметил спускавшегося навстречу Мерцалова:
— Отдохни, старатель! — сказал тот, грубо заступив дорогу.
Юрий опустил ношу на ступени, положил руку на крышку стола. Крышка была со старинной резьбой по бокам, единственная во всем депо. Да Юрий и не собирался утаивать того, что стол этот Лидин и что нес он его, желая помочь ей побыстрей перебраться на новое место.
— А ты чего же опоздал? — спросил он Мерцалова. — Не знал что ли?
— На тебя надеялся.
— Да я что… Я случайно… Зашел, а тут переселение. Вот и…
— Знаю. Ты и на мосту ее встречаешь случайно. И на квартиру визиты делаешь тоже случайно.
— Брось, Петр! — рассердился Юрий. — Не такая она, как ты считаешь.
— Ее не трожь, она ни при чем, — сказал Мерцалов, наливаясь гневом. — Это ты заходы делаешь.
— Когда-то делал, — признался Юрий. — А теперь ни к чему.
Мерцалов не понял его слов. Ему показалось, что Сазонов-младший намекнул на что-то очень оскорбительное. И большое лицо его перекосилось. Какую-то долю минуты стоял он в угрожающей позе, тяжело дыша и ворочая злыми глазами.
Юрий не вытерпел, чистосердечно выпалил:
— Ну, что ты смотришь? Ну любил я ее. Не скрываю. И никакой тут у тебя обиды, как я понимаю, не должно быть.
Мерцалов придвинулся вплотную.
— Не должно, говоришь? Так чего же ты, подлец, сатиру на меня сочиняешь? Доказать хочешь, что выше стоишь, а?
— А ты не громыхай, — повысил голос Юрий. — Побереги свои клавиши к вечеру. Вечером объяснимся.
— Вечером? А сейчас боишься?
Шаги и голоса внизу прервали ссору. Мерцалов сразу хотел уйти, но Юрий взял его за рукав.
— Обожди, Петр, не торопись… Теперь сам бери стол. Уступаю.
Мерцалов не ожидал этого и даже почувствовал некоторую неловкость. Однако рассуждать не было времени. Внизу на лестнице показались Лида и Тамара Васильевна Белкина. Обе со связками бумаг и чернильными приборами. Увидав Петра, Лида воскликнула:
— Вот чудо! Брал стол один, а несет другой. Когда это вы обменялись любезностями?
Петр промолчал, как будто не расслышал.
Новое помещение, куда перевели техников-расшифровщиков, было гораздо просторнее и светлее старого. Широкое окно глядело в сторону путей, где стояли составы. Правда, отсюда нельзя было увидеть, как выходят из деповских ворот готовые к рейсам локомотивы. Зато каждый грузовой поезд представлялся как на экране. Ни один пассажирский не мог теперь проскользнуть незамеченным из окна.
— А я, глупая, считала, что лучше, чем в домике, нигде не будет, — сказала Лида. А Петр все молчал. Он устанавливал стол и думал: «Ну и змея, этот Сазонов. Его, как видно, легко не приглушишь. Уж очень жало острое». Но Лида не знала, о чем он думает, и продолжала свое:
— Смотрите, товарищи, отсюда можно вполне сфотографировать весь вокзал!
— И даже дом, вот тот новый, что слева! — сказала Белкина. — Как быстро его построили! И, кажется, уже заселили. Квартиры, говорят, малогабаритные, но все отдельные, уютненькие.
— Ох, да!.. — вспомнила вдруг Лида и повернулась к мужу. — Послушай, Петя! Тамара Васильевна хочет посмотреть нашу квартиру.
— Зачем? — строго спросил Петр.
— Ну, просто посмотреть.
Тамара Васильевна смущенно объяснила:
— Видите ли, Петр Степанович, я слышала, что вы переезжать собираетесь обратно к Роману Филипповичу. Ну, мы с Лидочкой…
— Никуда мы не собираемся, — хмуро ответил Мерцалов.
— Тогда извините, — сказала Белкина и, тяжело вздохнув, принялась развязывать принесенные бумаги. А Лида стояла и недоуменно смотрела на мужа. Ведь он сам говорил ей, что на следующей неделе займется переселением. Почему же сейчас у него был такой вид, будто никакого разговора о переселении не вел.
— Ты не понял меня что ли? — спросила Лида. Но Петр так внушительно посмотрел на нее, что продолжать разговор она не решилась. Только подумала: «Это он перед собранием нервничает».
Когда Тамара Васильевна ушла в домик за своим стулом, Петр подсел к Лиде и, глядя в глаза ей, спросил:
— Ты что же, опять с Юрием играть начинаешь?
— Что ты, Петя. Я с ним даже словом не обмолвилась.
— А стол как же у него оказался?
— Просто, пришел, взял и, не разговаривая, понес. Ну, что с ним поделаешь?
— Вот хам.
Из-за двери кто-то крикнул:
— Мерцалов! Срочно к дежурному!
Первое, о чем подумал Мерцалов, сбегая с лестницы, это о поездке. Иначе зачем бы его вызывали к дежурному. Но в то же время он знал, что послать его в рейс перед собранием не должны. Тут уж Чибис работу соответствующую провела. Да и тесть его, наверняка, постарался. А сам он, конечно, не возражал бы сейчас уехать. Вообще после сегодняшней встречи на лестнице ему стало очень обидно за все свои уступки перед тестем.
Когда Мерцалов вошел к дежурному, тот сидел за столом и настойчиво убеждал кого-то по телефону:
— Да, нежелательно, понимаете, нежелательно!
Вошедший остановился, чтобы не мешать разговору.
— А, впрочем, вот он сам! — сказал дежурный и с явным неудовольствием протянул трубку Мерцалову. Мерцалов сразу же узнал голос Риммы. И не только узнал, но и уловил его дружеский тон: