легкость.
Наконец Марджори отступает, тяжело дыша.
– Здо́рово, Лу, но я умоталась. Мне нужно передохнуть.
– Спасибо, – говорю я.
Мы садимся бок о бок и шумно дышим. Я подстраиваю свои выдохи под ее. Это приятно.
Тут из раздевалки возвращается Дон с клинками в одной руке и маской в другой. Бросив на меня взгляд, напряженной походкой скрывается за домом. Том выходит следом, пожимая плечами и разводя руками.
– Я пытался его отговорить, – объясняет он Люсии. – Дон до сих пор считает, что я нарочно оскорбил его на турнире. Он занял двадцатое место, после Лу. Теперь я во всем виноват, а он уходит учиться к Гантеру.
– Скоро вернется, – говорит Люсия, вытягивая ноги. – Дисциплина ему не понравится.
– Это из-за меня? – спрашиваю я.
– Это из-за того, что мир не во всем подстраивается под его прихоти, – говорит Том. – Готов спорить, что через пару недель он вернется как ни в чем не бывало.
– А ты его пустишь? – недобро спрашивает Люсия.
Том вновь пожимает плечами.
– Да, если будет хорошо себя вести. Люди меняются, Люсия.
– Иногда не в лучшую сторону.
Потом приходят Макс, Сюзан и Синди разом, и все говорят со мной. Я не видел их на турнире, но они все наблюдали мои бои. Мне неловко, что я их не заметил, но Макс поясняет:
– Мы пытались не попадаться тебе на глаза, чтобы не отвлекать. Перед поединком одного-двух человек достаточно. Можно подумать, нормальным людям тоже трудно сосредотачивать внимание. Я об этом не знал, думал, им хочется, чтобы вокруг всегда было много зрителей.
Но если информация, которую говорили обо мне, не до конца верна, возможно, и в информации о нормальных людях есть неточности.
Фехтую с Максом, затем с Синди, потом сижу рядом с Марджори, пока она не говорит, что ей пора. Помогаю отнести сумку в машину. Мне хотелось бы провести с ней больше времени, но я не знаю, как это устроить. Если бы я встретил девушку, как Марджори – девушку, которая мне нравится, – на турнире и она не знала бы, что я аутист, было бы легче позвать ее на ужин? Что сказала бы эта девушка? Что сказала бы Марджори, пригласи я ее? Она садится в машину, я стою рядом, сожалея, что не произнес этих слов – сейчас я уже ждал бы ответа. В голове звучит сердитый голос Эмми. Она не права, не верю, что Марджори интересуется лишь моим диагнозом, видит во мне возможный объект исследования. Но все же я не верю недостаточно, чтобы пригласить ее на ужин. Открываю рот, но слова не идут: тишина быстрее звука, быстрее мысли.
Марджори смотрит на меня, меня сковывает смущение.
– Спокойной ночи, – говорю я.
– Пока! – отвечает она. – До следующей недели.
Заводит мотор. Я отхожу.
Вернувшись во двор, сажусь рядом с Люсией.
– Если приглашаешь кого-то на ужин, – начинаю я, – а тот, кого ты приглашаешь, не хочет, можно ли понять это заранее, до того, как спросишь?
Люсия долго молчит – секунд сорок или чуть больше. Потом произносит:
– Если человек ведет себя дружелюбно, то не обидится, что его пригласили, но все равно может не захотеть. Ну или иметь другие планы. – Люсия делает паузу, потом добавляет: – А ты когда-нибудь приглашал на ужин, Лу?
– Нет, – говорю. – Разве что ребят с работы. Они как я. Это другое…
– Верно, – говорит она. – Ты хочешь кого-то позвать на свиданье?
– Думаю позвать Марджори… – тихо говорю я, помолчав. – Но не хочу ей докучать.
– Думаю, она не будет возражать, Лу, – говорит Люсия. – Не знаю, пойдет ли, но точно не рассердится, если спросишь.
Весь вечер дома и уже лежа в постели пытаюсь представить, как Марджори сидит за столом напротив меня и ест. Я видел такие сцены в кино. Пожалуй, я еще не готов пригласить.
В четверг утром выхожу из дома и смотрю на свою машину в дальнем углу парковки. Она выглядит странно. Все четыре шины растеклись по мостовой. Не понимаю. Я купил эти шины всего несколько месяцев назад. Я всегда проверяю давление на заправке, а заправлялся я три дня назад. Не понимаю, почему они спустились. Запасное колесо только одно, ножным насосом три шины быстро не накачаешь. Я опоздаю. Мистер Крэншоу рассердится. По спине уже течет пот.
– Что случилось, приятель? – Это полицейский Дэнни Брайс, который живет в нашем доме.
– Шины сдулись, – говорю я. – Не знаю почему. Проверял давление вчера.
Дэнни Брайс подходит ближе. Одет в форму, от него пахнет мятой и лимоном, а от форменной одежды – чистотой. Ботинки начищены до блеска. На груди металлическая табличка, на которой маленькими черными буквами написано: «Дэнни Брайс».
– Проткнули, – говорит он.
Тон у него серьезный, но не сердитый.
– Проткнули? – Я читал о подобных происшествиях, но со мной такое впервые. – Зачем?
– Хулиганство, – отвечает он, наклоняясь, чтобы рассмотреть шины. – Хулиганство и есть!
Оглядывает остальные машины. Я тоже. Шины нигде не спущены, кроме одного колеса на прицепе владельца нашего дома – оно давно спущено. Уже посерело от времени.
– Кроме твоей, все целы! Кого ты разозлил?
– Никого… Я же еще никого сегодня не видел. Но мистер Крэншоу точно разозлится, – говорю я. – Я опоздаю на работу.
– Расскажи ему, что случилось.
Я думаю, что мистер Крэншоу все равно рассердится, но вслух не говорю. Нельзя спорить с полицейским.
– Давай я сам позвоню, – предлагает он. – Они пришлют человека.
– Мне нужно на работу, – говорю я.
Я потею все больше и больше. Не знаю, что сделать сначала. Я не знаю расписания общественного транспорта, хотя знаю, где остановка. Нужно найти расписание. Нужно позвонить в офис, но сейчас там, наверное, еще никого нет.
– Надо заявить о хулиганстве, – настаивает Дэнни Брайс, лицо у него еще более серьезное. – Просто предупреди начальника, что задержишься.
Я не знаю внутреннего номера мистера Крэншоу. Если я позвоню, он, скорее всего, просто накричит на меня.
– Потом, – говорю я.
Всего через шестнадцать минут приезжает полицейская машина. Дэнни Брайс не едет на работу, а ждет вместе со мной. Он по большей части молчит, но мне спокойней от его присутствия. Из подъехавшей полицейской машины вылезает мужчина в бежевых летних брюках и коричневых кроссовках. На нем нет таблички с именем. Мистер Брайс подходит к машине, и я слышу, как мужчина обращается к нему «Дэн».
Мистер Брайс и подъехавший полицейский разговаривают, изредка поглядывая на меня. Что сказал про меня Дэнни? Меня морозит, предметы расплываются перед глазами. Когда они идут ко мне, мне кажется, что они приближаются скачками, будто мигающий огонек.
– Лу, это следователь Стейси, – представляет мистер Брайс с улыбкой.
Я смотрю на второго мужчину. Он ниже мистера Брайса и более худой. Черные волосы блестят и пахнут чем-то сладко-масляным.
– Меня зовут Лу Арриндейл, – говорю я.
Голос звучит неестественно – как всегда, когда мне страшно.
– Когда вы в последний раз видели свою машину? – спрашивает следователь.
– Вчера вечером в девять сорок семь, – отвечаю я. – Я уверен, потому что посмотрел на часы.
Он смотрит на меня и печатает что-то на портативном компьютере.
– Вы всегда паркуете машину на одном и том же месте?
– Обычно да, – отвечаю я. – Парковочные места не пронумерованы, и иногда, когда я приезжаю с работы, место уже занято.
– Вы приехали домой в девять… – он бросает взгляд на экран, – сорок семь, верно?
– Нет, сэр, – говорю я. – Я приехал домой в пять часов пятьдесят две минуты, а потом поехал… – Не хочу говорить «на урок фехтования». Вдруг он подумает, что это плохо? Что мне нельзя фехтовать… – Поехал к другу, – наконец говорю я.
– Вы часто его навещаете?
– Да. Каждую неделю.
– Там был кто-то, кроме вас?
Конечно, был. Зачем мне ехать к другу, если никого нет дома?
– Мои друзья, которые там живут. И некоторые люди, которые там не живут.
Он моргает и бросает быстрый взгляд на мистера Брайса. Не знаю, что значит этот взгляд.
– Хм… другие люди вам знакомы? Которые не живут в том доме? Там была вечеринка?
Слишком много вопросов. Не знаю, на какой ответить первым. «Другие люди» – значит люди, которые не Том и не Люсия? «Которые не живут в том доме»… Большинство людей не живут в том доме. В мире миллиарды людей, и только двое из них живут в том доме, это… меньше одной миллионной процента…
– Нет, это не вечеринка, – отвечаю я на самый легкий вопрос.
– Я знаю, что ты выезжаешь каждую среду, – говорит мистер Брайс, – иногда берешь с собой спортивную сумку, я думал, ты посещаешь тренажерный зал.
Если они поговорят с Томом и Люсией, то узнают про фехтование. Придется рассказать сейчас.
– Это уроки… уроки фехтования, – говорю я.
Ненавижу заикаться от волнения.
– Фехтование? Я никогда не замечал тебя со шпагой! – восклицает мистер Брайс с нескрываемым удивлением и интересом.
– Я… я храню снаряжение у них. Они инструкторы. Я не хочу хранить оружие в машине или дома.
– Значит, вы поехали к другу домой на урок фехтования, – продолжает полицейский. – Вы занимаетесь… как долго?
– Пять лет, – говорю я.
– То есть тот, кто хотел проколоть шины, должен был знать, что вас не будет дома. Знать, где вы бываете по средам.
– Возможно…
На самом деле я так не думаю. Если злоумышленник хотел испортить машину, ему нужно было знать, где я живу, а не куда я езжу.
– Вы хорошо ладите с друзьями? – спрашивает полицейский.
– Да.
Глупый вопрос. Стал бы я к ним ездить пять лет, будь они неприятными людьми?
– Мне понадобится имя и контактный телефон.
Диктую имена Тома и Люсии и их домашний номер. Зачем ему это, ведь шины прокололи не у дома Тома и Люсии, а тут?
– Возможно, обычное хулиганство, – продолжает полицейский. – В этом районе довольно спокойно последнее время, однако по ту сторону Бродвея частенько прокалывают шины и бьют стекла. Какой-нибудь малолетний дебошир решил, что там слишком опасно, и пришел сюда. Наверное, его спугнули, и он не успел добраться до других машин. – Затем полицейский повернулся к мистеру Брайсу: – Дай знать, если что!