«Как и многое в жизни, – подумал Алдрин. – Крэншоу вообще не имеет понятия, что такое справедливость».
– Вот вы говорите: они обладают уникальным талантом и своей работой заслуживают всех благ, которыми мы их осыпаем. Пять лет назад это, возможно, было правдой, Пит, и даже два года назад, но теперь компьютеры догнали людей – чего и следовало ожидать! – Крэншоу протянул Алдрину лист бумаги. – Полагаю, вы не следите за новостями в мире искусственного интеллекта?
Алдрин, не глядя, взял листок.
– Компьютер не справится с их работой, – сказал он.
– Когда-то он не мог два и два сложить, – возразил Крэншоу. – А сейчас вы ведь не будете нанимать людей, чтобы они считали в столбик на бумажке, правда?
Многие небольшие компании нанимают только тех кассиров, которые умеют складывать два и два на бумаге – вдруг отключат электричество. Но говорить это бесполезно.
– Вы считаете, компьютеры могут их заменить? – спросил он.
– Запросто! – откликнулся Крэншоу. – Ну… возможно, не совсем запросто. Понадобятся самые современные компьютеры и мощное программное обеспечение… но им нужно лишь электричество. А не все эти глупости, которые мы покупаем для вашего отдела…
За электричество придется платить регулярно, а вещи, облегчающие работу его сотрудников, давно оплачены. Но и это Крэншоу не станет слушать.
– А если они все пройдут лечение и оно сработает, вы все равно захотите заменить их компьютерами?
– Я хочу процветания компании, Пит! Если они могут работать не хуже новых компьютеров, а стоить меньше, я никого не стану выгонять на улицу. Однако нам необходимо – мы просто обязаны! – сократить расходы. В условиях современного рынка единственный способ получить инвестиционную прибыль – доказать эффективность. Боюсь, наши акционеры посчитают собственную лабораторию и отдельные кабинеты непозволительной роскошью.
Спортзал и отдельную столовую для руководящих кадров некоторые акционеры также считают неразумной тратой денег, однако никто не собирается лишать привилегий начальство. Начальство, как всем не раз объясняли, нуждается в этих привилегиях, чтобы выполнять работу на высшем уровне. Они свои привилегии заслужили, а привилегии повысили их производительность. Так им объясняли, но Алдрин не верил. Об этом он тоже промолчал.
– Итак, если я правильно понял, Джин… – обращаться к Крэншоу по имени было страшно, но Алдрин был настроен отчаянно. – Или они соглашаются на лечение и, возможно, вы разрешите им остаться, или вы их выживаете. Законным путем или нет.
– Закон больше не обязывает компанию разоряться, – сказал Крэншоу. – Эта идея слишком уж далеко зашла в начале века. Мы потеряем налоговые каникулы, но это крохотная часть бюджета – пустяк. Ну если они согласятся расстаться с так называемыми «вспомогательными мерами» и работать, как обычные сотрудники, я не буду настаивать на лечении, хоть ума не приложу, зачем им упускать шанс.
– Что требуется от меня? – спросил Алдрин.
Крэншоу улыбнулся.
– Рад видеть, что вы включаетесь в процесс, Пит! Объясните им возможные варианты. Так или иначе пора перестать быть обузой: пусть откажутся от излишеств сейчас (или пройдут лечение и откажутся, если нуждаются в них из-за аутизма), или же… – Он провел ребром ладони по горлу. – Хватит шантажировать компанию! Нет такого закона, который мы не могли бы обойти или поменять. – Крэншоу отклонился на спинку, сцепив ладони на затылке. – Сила на нашей стороне!
Алдрину стало дурно. Всю взрослую жизнь он знал, что так устроен мир, но еще никогда не слышал, чтобы об этом говорили в открытую. Он умудрялся этого не замечать.
– Я постараюсь им объяснить, – пробормотал он. Язык его не слушался.
– Хватит уже «стараться», Пит, надо «делать»! – отрезал Крэншоу. – Вы не дурак и не лентяй – я же вижу. Вам нужно быть более… пробивным.
Кивнув, Алдрин выскользнул из кабинета Крэншоу. Пошел в ванную и долго мыл руки… Будто не мог отмыться. Подумал было уволиться, подать заявление об уходе. У Мии хорошая работа, детей они пока решили не заводить. При необходимости можно было бы пожить на ее зарплату какое-то время.
Но кто тогда позаботится о них? Точно не Крэншоу. Алдрин покачал головой, глядя на свое отражение. Он себя обманывает, когда думает, что может им помочь. Надо, конечно, попытаться, но кто, кроме него, оплатит лечение брату? Что, если он потеряет работу?
Стал перебирать знакомых: Бетти из отдела кадров, Ширли из бухгалтерии. Никого из юристов он не знал – не приходилось сталкиваться. Законами, касающимися сотрудников с особыми нуждами, занимались кадровики, они же связывались с юристами.
Мистер Алдрин пригласил весь отдел на ужин. Мы в нашей пиццерии, и поскольку за один стол мы не влезли, нам сдвинули два стола в другом конце зала.
Неловко оттого, что мистер Алдрин сидит с нами за столом, но что тут поделаешь. Он много улыбается и говорит. Теперь он считает, что лечение – прекрасная возможность. Он ни к чему не принуждает, но думает, что оно пойдет нам на пользу. Я стараюсь не слушать, а сосредоточиться на вкусе пиццы, но это трудно.
Постепенно он начинает говорить медленней. После второго бокала пива голос его становится мягче, будто уголок жареного хлеба, который окунули в горячий шоколад. Теперь он больше похож на мистера Алдрина, к которому я привык, более осторожного в выражениях.
– Не понимаю, почему они так торопятся, – продолжает он. – Траты на зал и остальное минимальны, правда. Эти помещения никому не нужны. Это капля в море по сравнению с прибылью, которую приносит отдел. К тому же в мире недостаточно аутистов вашего поколения, чтобы получить прибыль с лечения, даже если оно идеально подействует на всех вас.
– На сегодняшний день в Соединенных Штатах насчитывается несколько миллионов аутистов, – говорит Эрик.
– Да, но…
– Стоимость содержания этой социальной группы, включая психиатрические больницы для наименее приспособленных, обходится в несколько миллиардов в год. Если лечение сработает, эти деньги можно будет потратить на другие нужды.
– Рынок труда не справится с таким количеством новых работников, – возражает мистер Алдрин. – Хотя некоторым уже поздно. Например, Джереми… – Мистер Алдрин, покраснев, осекается на полуслове.
Не понимаю: он сердится или ему стыдно? Глубоко вздохнув, мистер Алдрин добавляет:
– Джереми, мой брат… в его возрасте уже не найти работу.
– У вашего брата аутизм? – спрашивает Линда, в первый раз взглянув мистеру Алдрину в лицо. – Вы не говорили.
Мне холодно, будто с меня сняли одежду. Я-то думал, что мистер Алдрин не знает, что у нас в голове, но, если у него брат с аутизмом, он, возможно, знает больше, чем я полагал.
– Я не думал, что вам интересно… – Лицо у мистера Алдрина по-прежнему красное и лоснится от пота, и мне кажется, он говорит неправду. – Джереми старше вас всех. Он живет в специальном учреждении.
Я стараюсь сопоставить новую информацию – наличие у мистера Алдрина брата-аутиста – с его отношением к нам, поэтому молчу.
– Вы нас обманули, – говорит Кэмерон.
Веки у него полуприкрыты, голос сердитый. Мистер Алдрин вскидывает голову, будто его дернули за нитку, привязанную к макушке.
– Я не обманывал!
– Есть два типа лжи, – продолжает Кэмерон (я понимаю по тону, что он цитирует). – Прямая ложь – когда собеседнику говорят заведомо ложную информацию, и косвенная ложь – по умолчанию, когда правдивую информацию не сообщают. Вы солгали, скрыв, что ваш брат страдает аутизмом.
– Я вам не друг, а начальник! – выпаливает мистер Алдрин.
Он краснеет еще больше. Раньше он называл себя другом. Он врал тогда или сейчас?
– Я имею в виду… это не относится к работе…
– Вы поэтому вызвались руководить нашим отделом! – говорит Кэмерон.
– Нет. Изначально я вообще не хотел!
– Изначально… – вставляет Линда, она все еще пристально смотрит в лицо мистеру Алдрину. – Почему передумали? Из-за брата?
– Нет. Вы совсем на него не похожи. Он очень… болен.
– Вы хотите, чтобы он тоже прошел лечение? – спрашивает Кэмерон.
– Я… не знаю.
Тоже мало похоже на правду. Пытаюсь представить брата мистера Алдрина, этого незнакомого мне человека с аутизмом. Если мистер Алдрин считает, что его брат очень болен, то что он на самом деле думает о нас? Каково было его детство?
– Еще как хотите! – продолжает Кэмерон. – Если вы советуете пройти лечение нам, то, наверное, думаете, что и ему поможет. Может быть, вы рассчитываете, что, если уговорите нас, они и вашему брату все оплатят? Скажут: молодец, держи конфетку!
– Вы несправедливы! – говорит мистер Алдрин, он тоже повышает голос.
На нас оборачиваются. Лучше бы мы были не в пиццерии.
– Он мой брат, разумеется, я хочу помочь ему, чем только могу, но…
– Мистер Крэншоу обещал вам, что предоставит лечение вашему брату, если вы нас уговорите?
– Нет… все не так… – Глаза бегают, он то краснеет, то бледнеет. На лице читается усилие – он придумывает достоверную ложь.
В учебниках пишут, что аутисты наивны и их легко обмануть, поскольку они не различают мелкие нюансы в общении. По-моему, ложь – это не мелкий нюанс. Лгать нехорошо. Жаль, что мистер Алдрин нам врет, но хорошо, что он врет плохо.
– Если на лечение для аутистов недостаточно спроса, зачем оно вообще нужно компании? – спрашивает Линда.
Зря она перевела тему, но уже слишком поздно. Лицо мистера Алдрина слегка расслабляется. У меня есть одна догадка, но нужно уточнить.
– Мистер Крэншоу сказал, что позволит нам не лечиться, если мы откажемся от привилегий, правда?
– Да, а что?
– То есть он хочет использовать наши сильные стороны, не имея дела со слабостями.
Мистер Алдрин морщит лоб. Это признак замешательства.
– В общем, да… – произносит он медленно. – Только не представляю, как это связано с лечением.
– Исследование, предложенное в статье, должно нести финансовую выгоду, – говорю я мистеру Алдрину. – Не думаю, что они собираются заработать на лечении аутизма – дети-аутисты больше не рождаются, по крайней мере в нашей стране. Аутистов нашего возраста недостаточно. Но у нас есть способности, приносящие прибыль, и, если это будут уметь нормальные люди, прибыль возрастет.