– Хорошо, – говорю я.
Мне хочется поговорить с Люсией об устройстве мозга, но я не знаю, как вежливо начать разговор. Начинаю с другой темы:
– На прошлой неделе мне прокололи шины.
– О нет! – восклицает Люсия. – Какой ужас!
У нее меняется лицо, думаю, оно выражает сочувствие.
– На стоянке перед домом, – продолжаю я. – Я встал на обычном месте. Все четыре шины.
Том присвистывает.
– Дорого! – замечает он. – У вас много хулиганов в округе? Ты заявил в полицию?
На первый вопрос я не знаю ответа.
– Заявил, – отвечаю я на второй. – В нашем доме живет полицейский. Он помог.
– Хорошо! – говорит Том.
Не понимаю, что, по его мнению, хорошо: что полицейский живет в нашем доме, что он мне помог или что я заявил, но это, вероятно, неважно.
– Мистер Крэншоу рассердился, что я опоздал на работу, – продолжаю я.
– Он твой новый начальник? – уточняет Том.
– Да. Ему не нравится наш отдел. Не нравятся аутисты.
– Перестань, он просто… – начинает Люсия.
Том смотрит на нее, и она замолкает.
– Почему ему не нравятся аутисты? Как тебе кажется? – спрашивает Том.
Я расслабляюсь. С Томом почему-то легко разговаривать.
– Он говорит: нам не нужны вспомогательные меры, – объясняю я. – Говорит, это слишком дорого и нам не нужен спортивный зал и… другие вещи.
Я никогда раньше не упоминал про все эти вещи, которые делают наш офис гораздо приятней. Вдруг Том с Люсией согласятся с мистером Крэншоу?
– Это… – Люсия переглядывается с Томом. – Это ерунда! Неважно, что он думает; компания по закону обязана создавать комфортные условия для работы.
На эту тему сложно разговаривать, слишком страшно. Горло сжимается, голос чужой и механический:
– Обязана, если сотрудник поддерживает производительность на нужном уровне и… его диагноз попадает в определенную категорию…
– Аутизм, разумеется, попадает! – говорит Люсия. – И я уверена, что вы производите сколько нужно, иначе они давно вас уволили бы.
– Лу, мистер Крэншоу угрожал тебе увольнением? – спрашивает Том.
– Нет… не совсем. Я рассказывал тебе про экспериментальное лечение. Они какое-то время молчали, но теперь мистер Крэншоу и руководство компании хотят, чтобы мы его прошли. Они прислали письмо. В нем говорилось, что те, кто участвует в эксперименте, не подлежат сокращениям. Мистер Алдрин поговорил с нашей командой, в субботу назначена специальная встреча. Я думал, они не могут нас заставить, но мистер Алдрин сказал, что мистер Крэншоу сказал, что они могут закрыть наш отдел и предложить нам другие должности, для которых мы не подойдем. Он говорит, если мы не согласимся на лечение, они так и сделают, и это даже не будет считаться увольнением – просто внутренние преобразования.
Том и Люсия выглядят сердитыми, мышцы на лицах напрягаются, на коже начинают проступать красные пятна. Не надо было это рассказывать сейчас – неудачное время, хотя вряд ли нашлось бы удачное.
– Вот сволочи! – говорит Люсия.
Она смотрит на меня, и гневные складки вокруг глаз расправляются.
– Лу, послушай, Лу… Я сержусь не на тебя. Я сержусь на людей, которые тебя обижают и плохо с тобой обращаются – уж кто-кто, а ты точно не заслужил!
– Зря я вам рассказал…
– Вовсе не зря! – говорит Люсия. – Мы твои друзья. Когда у тебя неприятности, мы должны знать, чтобы помочь.
– Люсия права! – подтверждает Том. – Друзья помогают друг другу – ты ведь помог мастерить стеллаж для масок.
– Им я тоже пользуюсь, – возражаю я. – А моя работа касается только меня.
– И да и нет, – говорит Том. – Да, потому что мы не работаем с тобой и не вовлечены напрямую. Нет, потому что эта проблема гораздо шире конкретного случая. Это касается не только тебя, Лу. Это может коснуться любого человека с особыми потребностями, работающего где угодно. Вдруг они решат, что людям в инвалидных колясках не нужны пандусы? Вам просто необходим адвокат! Ты, кажется, говорил, что центр найдет адвоката?
– Расскажи подробней о мистере Крэншоу и его планах, – просит Люсия.
Я сажусь на диван, но, хоть они и сказали, что хотят меня слушать, говорить тяжело. Я рассматриваю сине-кремовый ковер на полу (по краям широкая полоса, внутри разноцветные квадраты, по четыре в каждом ряду) и стараюсь говорить связно.
– Есть метод, который опробовали на взрослых приматах, – говорю я. – Я не знал, что у приматов бывает аутизм, но говорят – приматы стали более нормальными после лечения. И мистер Крэншоу хочет, чтобы мы тоже его прошли.
– А ты не хочешь? – спрашивает Том.
– Я не понимаю, как оно работает и каким образом устраняет дефекты, – говорю я.
– Очень разумно! – говорит Люсия. – Ты знаешь, кто автор исследования, Лу?
– Не помню имени. Ларс – он член международного общества взрослых с расстройством аутичного спектра – написал мне об этом методе несколько недель назад. Прислал ссылку на сайт журнала, я зашел и мало что там понял. Я не изучал нейробиологию.
– Ссылка сохранилась? – спрашивает Люсия. – Я могу взглянуть.
– Правда?
– Конечно! Поспрашиваю среди своих – на хорошем ли счету эти ученые.
– Мы подумали… – говорю я.
– Кто «мы»? – уточняет Том.
– Мы… те, с кем я работаю.
– Тоже аутисты?
– Да. – Я прикрываю глаза, чтобы немного успокоиться. – Мистер Алдрин угостил нас пиццей. Выпил пива. Он проговорился, что лечение аутизма у взрослых не принесет достаточно прибыли, поскольку сейчас расстройство лечится в утробе или младенчестве и мы последнее поколение аутистов. По крайней мере, в нашей стране. Поэтому мы задумались, почему они разрабатывают этот метод и как еще собираются его применять. Это похоже на анализ закономерностей, которым я занимаюсь. Есть некий алгоритм, возможно, несколько. Они будто бы разрабатывают технологию, возможно, не одну, и возможно, есть несколько областей применения.
Я смотрю на Тома, тот смотрит на меня со странным выражением. Рот слегка приоткрыт. Затем Том резко дергает головой.
– То есть… вы предполагаете, что у них есть другие цели, а вы лишь часть плана?
– Возможно… – осторожно отвечаю я.
Том смотрит на Люсию, она кивает.
– Очень вероятно! – говорит он. – Что бы они на вас ни опробовали, это даст дополнительную информацию, и тогда… дай-ка подумать…
– Думаю, это связано с управлением вниманием, – говорю я. – Люди воспринимают сенсорную информацию по-разному… и выделяют наиболее важные стимулы.
Я сомневаюсь, что подобрал правильные слова, однако Люсия энергично кивает:
– Конечно! Контроль внимания! Если его могли бы программировать, а не настраивать с помощью медикаментов, было бы гораздо легче создавать целеустремленный штат сотрудников.
– Космос! – вставляет Том.
Я озадачен, а Люсия, удивленно моргнув, кивает:
– Да! Космическая область отбирает людей, способных сосредотачиваться, не отвлекаясь на посторонние вещи. В космосе сенсорные ощущения совершенно другие, не те, к которым люди привыкли эволюционно.
Не знаю, как она поняла, о чем думает Том. Я бы тоже хотел уметь читать мысли. Люсия улыбается мне.
– Лу, я думаю, ты на пороге большого открытия. Пришли мне ссылку, я поспрашиваю.
– Нам нельзя говорить о работе вне офиса, – говорю я смущенно.
– Ты и не говоришь о работе, – отвечает она. – Ты говоришь о рабочей среде. Это разные вещи.
Интересно, согласился бы с этим мистер Алдрин.
В дверь стучат, и мы прерываем разговор. Я вспотел, хоть и не фехтовал. Первыми приходят Дейв и Сюзан. Мы проходим в раздевалку, берем снаряжение и начинаем растягиваться во дворе.
Следующей приходит Марджори, улыбается мне. Я опять ощущаю себя легче воздуха. Я помню слова Эмми, но при виде Марджори совершенно не верю в них. Может быть, сегодня я приглашу ее на ужин. Дон не приехал. Полагаю, он еще сердится на Тома и Люсию за то, что они повели себя не по-дружески; надеюсь, они не будут сердиться на меня и не перестанут со мной дружить.
Я фехтую с Дейвом, когда с улицы раздается звон, а затем резкий звук трения шин об асфальт быстро удаляющейся машины. Я не обращаю внимания и не прерываю атаку, а Дейв останавливается, и я слишком сильно колю его в грудь.
– Прости! – говорю я.
– Ничего, – отвечает он. – Ты слышал? Это совсем рядом.
– Да, что-то слышал, – говорю я и пытаюсь вспомнить звуки.
Бах-дыщ-дзынь – визг тормозов, шины чиркают по асфальту. Что бы это могло быть? Кто-то выбросил из окна стеклянную банку?
– Пойдем посмотрим! – предлагает Дейв.
Еще несколько человек хотят посмотреть. Я иду за всеми к главному выходу. В свете уличного фонаря на углу вижу, как что-то поблескивает на дороге.
– Твоя машина, Лу… – говорит Сюзан. – Лобовое стекло.
Мне становится холодно.
– На прошлой неделе шины… В какой день это произошло, Лу?
– В четверг, – говорю я.
Голос слегка дрожит и звучит резко.
– В четверг… а сейчас это…
Том переглядывается с остальными. Я вижу, что они думают об одном и том же, но не знаю о чем. Том качает головой.
– Надо позвонить в полицию. Жаль прерывать тренировку, но ничего не поделаешь.
– Я отвезу тебя домой, Лу, – говорит Марджори.
Оказывается, она прямо за спиной. Я подпрыгиваю от звука ее голоса.
В полицию звонит Том – потому что машина была у его дома, как он сказал. Потом передает трубку мне, и дежурный скучающим голосом спрашивает имя, адрес, домашний телефон и номер машины. Я слышу шум на другом конце провода, и в гостиной разговаривают; мне тяжело понимать, что мне говорят. Хорошо, что вопросы стандартные. С ними я справлюсь.
Затем дежурный спрашивает что-то еще, слова сливаются, и я не могу разобрать.
– Простите… – говорю я.
Он повышает голос, слова становятся разборчивей. Том шикает на ребят в гостиной. На этот раз я понимаю.
– Вы кого-нибудь подозреваете? – спрашивают меня.
– Нет, – говорю я. – Но на прошлой неделе мне прокололи шины.