же нельзя было остановить. Рита была еврейкой, а это смертельный приговор. Однако Карел чувствовал, что женщина жива.
Как? Каким образом ей удалось уцелеть в аду немецкой оккупации? Разве что каким-то чудом. Но в чудеса он давно уже не верил.
И тогда Валдек стал искать. Хуже всего было то, что немцы не регистрировали имена заключённых-смертников, а присваивали им порядковые номера.
Но майор нашёл свою одесскую несостоявшуюся любовь. Опытный оперативник, по кличке Ворон, прошёл по «цепочке» заключённых в различных лагерях Аненербе, в каждом из которых были «доноры» - спящие агенты Шестнадцатого Отдела.
Карел показал ему фотографию. Рита прислала её в своём последнем письме перед самой войной. Это была уже не шестнадцатилетняя немного нескладная чернявая еврейская девочка, а красивая темноволосая женщина. Но для него она, по-прежнему, оставалась всё той же одесской беззаботной смешливой девчонкой, какой он её запомнил в их последнюю встречу.
Побывав в «Тойфельханде» Ворон сказал, что видел похожую женщину. Больше он ничего не смог добавить, так как его «донора» почти сразу же ликвидировали. Псы-псионики быстро вынюхали поселившегося в немощном заключённом «чужака».
Так что полной уверенности не было, та ли это женщина или нет. Тем не менее руководство дало добро на временную отлучку, они даже разрешили использовать нейрооборудование. Ничего удивительного. Карела ценили, ведь он был одним из лучших агентов.
В принципе он ничем особо не рисковал, ну разве что довольно ценным «донором». Если «носитель» погибнет, майор автоматически вернётся в родное тело, покоящееся сейчас в ТИЭР-ванне московской секретной лаборатории Шестнадцатого отдела, либо его потащит далее по «цепочке» выбросив в ближайшего свободного «донора» и так до того самого момента пока он не окажется в теле человека на безопасной российской территории. Такие досадные сбои бывали и они очень пагубно сказывались на психике. Однако Валдек был всегда уверен в своих силах зная, что он легко перенесёт такой дикий прыжок в отличие от многих прочих агентов. Именно в этой его феноменальной нейро выносливости и была главная уникальность в своё время выявленная сложными тестами знаменитого профессора МГУ Артура Салевски.
Пасмурное небо стало темнеть. Карел остановился, чтобы свериться с компасом. Ещё немного и прибор станет бесполезен. Вблизи концлагеря стрелки обязательно сбесятся. Впрочем в любом случае он отыщет нужное место, главное, успеть. Время, пожалуй, пока что единственная область пока ещё неподвластная основателям Шестнадцатого Отдела НКВД. Ничего, управятся и со временем, вот только бы немцы не обогнали. Пока спецслужбы обеих сторон шли чётко в ногу. Но долго ли это продлится?
Рита жива, он был уверен в этом. Где бы она не находилась, он неким шестым чувством пеленговал источник её хрупкой как замерзший цветок жизни. В любом случае он найдёт её. Цена не имела особого значения. Это был его старый долг.
Сумерки опускались на облетевший, умерший до весны лес. За деревьями тут же затаились смутные тени и воображение принялось рисовать довольно жуткие картины, вытаскивая из подсознания самые древние животные страхи. С темнотой лес оживал преображаясь. Мёртвое становилось живым, а живое вполне могло стать мёртвым. Зло вполне вольготно чувствовало себя в этом неуютном сыром месте. Майор ускорил шаг, чтобы поспеть к «исходу призраков». Об этом его предупредили заранее. Возможно, он сможет что-нибудь разузнать.
***
«Призраки» покидали лагерь ежедневно на самом закате.
Освобождённые от бренных тел души медленно брели сквозь лес, словно потерявшиеся толпы немых утративших память слепцов. Опускающаяся с небес тьма открывала невидимую живым дорогу. Но вот дорогу куда? Узнать это можно было одним единственным способом, но мало кто рискнул бы на подобный эксперимент.
Зрелище завораживало. Первые полупрозрачные фигуры, бесшумно возникшие среди деревьев, Карел принял за сгустки клубящегося тумана, но, присмотревшись, разглядел светящиеся человеческие силуэты. Шли души тех, кто погиб в концлагере за прошедшие сутки. Призраков было много. Адская машина смерти сатанинского Третьего Рейха работала без перебоев. Повеяло холодом. По земле следом за призраками побежала синеватая изморозь, захватывая стволы ближайших деревьев. Влажная кора трещала, покрываясь блестящей ледяной коркой. На это было страшно смотреть, хотя майор видел вещи во много раз более жуткие…
Карел инстинктивно отпрянул в сторону, но высокая болезненно худощавая женщина, ведущая за руку маленькую едва видимую девочку, прошла сквозь него. Одежда тут же покрылась инеем, дыхание сперло, будто вокруг на мгновение возник разряжённый воздух. Что-то медленно угасающее, осторожно коснулось сознания, но лишь на короткое мгновение. Обрывки хаотичных мыслей, равнодушие и пустота. Майор вытер обмороженное лицо, вовремя отшатнувшись от очередной группы полупрозрачных теней. Он больше не желал слышать их посмертное эхо.
Карел искал «призрак» с осмысленным взглядом. Попадались и такие. Они до конца цеплялись за свою постепенно исчезающую человеческую сущность. Как правило, при жизни их не удавалось полностью сломить изощрённым нацистским палачам, так же было и после смерти. В каждом лагере находились такие люди и жадно пожираемый беспросветной тьмой свет всё ещё мог за что-то держаться. Наверное это было нечто сродни древним христианским великомученикам, когда святые ещё при жизни своими душами прокладывали дорогу новой вере идущей на смену яростно сопротивляющемуся тёмному язычеству.
***
Бредущий сквозь лес старик сильно отличался от прочих «призраков». Его зыбкая фигура сохраняла чёткие контуры некогда жившего человека, черты лица, по-прежнему, хранили живую яркость, глаза светились жизнью.
Майор тихонько окликнул. Старик обернулся, в прозрачных глазах сквозило безграничное удивление.
- Да, я отлично вас вижу, - подтвердил Карел, подойдя к остановившемуся посреди леса фантому.
Затем он достал фотографию.
- Скажите, вы знаете её? Вы встречали эту женщину? То место, откуда вы идёте, ведь это концлагерь «Тойфельханд»?
Старик едва заметно кивнул.
- Она всё ещё там?
Повторный кивок.
Всё, больше от него ничего не добиться, дневной свет стремительно уходил, сумерки растворяли колеблющуюся, лёгкую как невесомый дым фигуру. Майор спрятал фотографию, отступая с дороги полурастаявшего призрака. «Исход» подходил к концу, солнце окончательно село за горизонт, духи ушли, переместившись на иную неведомую живым реальность.
«А ведь и я рано или поздно там окажусь», - совершенно спокойно подумал майор, разводя в небольшом овраге маленький костёр.
Место он выбрал удачное, лес был буквально изрыт огромными воронками. Не то постаралась союзная авиация, не то сами наци здесь что-то активно испытывали. Во всяком случае следы от взрывов казались давними.
Когда огонь стал лизать заранее извлечённые из заплечного рюкзака сухие головешки, Карел решил что самое время брать «языка». Ему был необходим кто-нибудь из самого лагеря, желательно кто-то из его охраны, которая сплошь состояла из солдат СС.
«Обряд вызова» требовал долгих приготовлений, но майор решил всё-таки поспешить. Сперва он нарисовал на земле у костра пятиконечную звезду. Рисовал особой заострённой палочкой, выструганной из столетнего дуба. Затем Карел осторожно вписал в центр звезды две нацистские руны: соулу - символ Старшего Футарка и зиг.
Заклятье начало «работать». Пламя в костре приобрело кровавый оттенок. Слегка надрезав ножом левую ладонь, майор скормил несколько багровых капель огню, затем слегка окропил начертанный на земле рисунок. Формула вызова была почти готова. Остался последний штрих.
Снова взяв заострённую палочку, Карел вписал в пятиконечную звезду ещё один символ – семнадцатую руну Старшего Футарка Тейваз, знак бога войны Тюра. Затем добавил руну «Вольфсангель» - знаменитый «волчий крюк» дающий власть над оборотнями. Теперь, оказавшемуся ближе всего к костру эсэсовцу, не отвертеться.
Майор с интересом вглядывался в обступившую костёр промозглую тьму. Несколько минут ничего не происходило. Но вот он ощутил некое движение. В глубине леса сверкнули два маленьких багровых огонька. Карел привстал, до рези в глазах вглядываясь в ночную мглу.
Мрак у костра зашевелился и в круг света неуверенно шагнул крупный чёрный волк.
***
Оберштурмбанфюрер СС Гельмут Ридель был назначен комендантом концлагеря «Тойфельханд» сравнительно недавно. Не то чтобы новая должность не пришлась Гельмуту по душе, нет, в этом плане всё вроде было в полном порядке. Просто в последнее время Ридель стал необратимо и, главное, совершенно необъяснимо меняться.
Возможно всему виною была отрицательная некро энергетика самого лагеря расположенного на месте древнего высушенного болота где по слухам в древности располагалось языческое капище культа Фенрира.
В любом случае Гельмут сразу понял, что для этой должности он совершенно не подходит. Где-то в сложных недрах безупречного механизма СС всё-таки произошла досадная ошибка и комендантом одного из самых крупных немецких концлагерей сделали совсем неподходящего для этого места офицера.
Изменения пугали. Всё началось с необъяснимого влечения к одной заключённой еврейке. Ридель увидел её совершенно случайно во время очередной внештатной проверки узников, среди которых псионики лагеря почувствовали явное присутствие подсаженного «чужака». Скорее всего это был очередной советский нейроразведчик, с которыми Третий Рейх уже на протяжении двух лет вёл беспощадную и совершенно безрезультатную борьбу.
Нейроразведчики были неуловимы. Они словно призраки мгновенно переселялись из одного человеческого тела в другое и их было невозможно уничтожить. Рейх пока что не обладал подобными технологиями, хотя разработки в этом плане уже активно велись.
Центр всей этой мерзости располагался где-то в Москве, следовательно, тело «блуждающего» русского находилось в полной недосягаемости. Радовало одно, по какой-то необъяснимой причине вражеские лазутчики могли переселяться лишь в определённых людей, благодаря чему было возможно защитить первых лиц страны. Аненербе уже разработало таблицы с особыми внешними параметрами потенциальных «доноров» что давало возможность уничтожать их заранее. Но, к сожалению, эти таблицы всё ещё были далеки от идеала. Как правило «донорами» становились члены тайной антифашистской организации «Das weisse Licht», не до конца уничтоженной в Германии и всё ещё способной к сопротивлению. Хотя геббельсовская пропаганда, конечно же, упорно утверждала обратное.