- У вас имеется некий секретный пакет для фюрера? - наконец нарушил короткое молчание Хёниц, бесцеремонно и с некоторой насмешкой разглядывая оцепеневшего от страха фон Шлабрендорфа.
- Срочная депеша с фронта от генерала Эрвина Роммеля, - подтвердил лейтенант. – Доложите обо мне фюреру.
Хёниц коротко кивнул и, немного помедлив, вернулся в главный салон.
«Сейчас это произойдёт» - нервно подумал Фабиан, сжимая вспотевшие чуть дрожащие руки в кулаки. К горлу подкатила тошнота, зрение слегка помутилось, неприятно покалывающее онемение побежало от шеи к запястьям. Закружилась голова, но Фабиан всё-таки взял себя в руки не позволив случиться позорному обмороку. Проклятая бутылка под одеждой буквально «прожигала» тело. Он словно чувствовал каждую секунду неумолимо приближающейся смерти. Маленькая пружина хитрого устройства медленно разжималась, подбираясь к детонатору.
Лейтенанта ни на секунду не оставляли без присмотра, в кресле напротив ровно выпрямив спину сидел тот самый вервольф, который сопровождал его к самолёту.
- Офицер, вам плохо? – участливо спросил он. – Может принести воды?
- Не переношу любые перелёты, - с трудом выдавил сквозь зубы Шлабрендорф дрожащий рукой снимая запотевшие очки.
- Люфтваффе явно не для вас, - попытался пошутить вервольф. – Но вы наверняка приносите огромную пользу Третьему Рейху в других не менее важных родах войск. Вы ведь, если я не ошибаюсь, адъютант генерала Хеннинга фон Трескова? Так принести вам воды?
- Спасибо. Не надо. Сейчас отпустит. Уже почти…
Дверь, ведущая в салон, снова открылась и на пороге возник личный адъютант Гитлера.
- Ну что там у вас? – с нетерпением спросил он. – Давайте скорее, через несколько минут мы садимся.
Этих нескольких минут у них уже не было. Стараясь внешне оставаться спокойным, Фабиан передал адъютанту запечатанный пакет.
«Скорее бы уже…» - мысленно простонал фон Шлабрендорф и тут же отчётливо представил, как его разрывает взрывом на мелкие куски. Как огненный сжигающий всё на своём пути шар зарождается прямо под его одеждой, как лопается тонкая плоть, как испаряется закипевшая кровь, ломаются кости и рвутся сухожилия, обуглившееся мясо пузырится и чернеет оставляя после себя вместо живого мыслящего человека нелепую бесформенную тряпичную куклу.
Это было уже слишком. Желудок яростно взбунтовался.
- Извините, где здесь у вас туалет?
- Идёмте, - вервольф услужливо встал со своего места, указывая в хвост самолёта.
- Надо умыться, - смущённо оправдываясь, добавил Фабиан, снимая кожаное пальто и кладя его на кресло. – Я почти уже пришёл в себя.
Затем он ловко подсунул под пальто плоскую жгущую бок бутылку с готовой взорваться в любую секунду бомбой. Вервольф, похоже, так ничего и не заметил. Действия лейтенанта выглядели вполне естественно, ибо в салоне самолёта было достаточно жарко. Охранник фюрера провёл Фабиана в хвостовую часть Фокке-Вульфа, где располагалась тесная кабинка одного из туалетов. Захлопнув дверь, офицер дрожащими пальцами попытался запереть её изнутри и лишь нервно рассмеялся потому что крохотная блестящая защёлка предательски выскальзывали из его онемевших пальцев. Кого он пытался сейчас обмануть? Саму смерть? Но ведь её нельзя обмануть? Никогда не получается сделать это. Не желавшая навсегда исчезать жалкая душонка упорно цеплялась за ускользающую реальность, во всю глотку вопя лишь одно короткое слово: «Жить!».
Лейтенант достал из-под одежды маленький серебряный крест и, поцеловав его, быстро перекрестился и в этот самый момент бомба сдетонировала. Он ошибочно полагал, что смерть наступит мгновенно, но этого к его ужасу не произошло. Время замедлилось. Хлипкая дверца туалета сама собой провалилась куда-то вниз и Фабиан узрел перед собой совершенно фантасмагорическую картину.
Самолёт разваливался на куски прямо в воздухе, всё падая и падая в разверзшуюся бездонную пропасть. Рёв ветра, и неистовое грохотание лопающейся обшивки оглушали. Крутились лопасти отпадающих двигателей. Связками по две штуки кувыркались в воздухе кожаные кресла.
«Почему он так медленно падает?» – с недоумением думал лейтенант, мёртвой хваткой вцепившись в деревянную переборку туалетного отсека, который по совершенно необъяснимой причине пока не распался на составные части. Происходящее противоречило здравому смыслу.
Из серой, разрываемой на части воющими ветрами воздушной бездны вдруг выскользнуло судорожно извивающееся чёрное блестящее щупальце с двойным рядом белёсых присосок. Проткнув насквозь распадающийся на куски самолёт, оно принялось с остервенением шарить в крутящихся в воздухе обломках. Вот кошмарное щупальце, наконец, нашло то, что искало. Среди бесформенных кусков тёмно-зелёной обшивки промелькнула человеческая фигура, обвитая судорожно сокращающейся живой субстанцией. Человек промелькнул лишь на несколько мгновений и тут же исчез в заворачивающемся в воронку сером тумане.
Со временем творилось что-то противоестественное. Но вот оно, наконец, сдвинулась с мёртвой точки, и обломки самолёта продолжили своё стремительное падение. Странный смерч сотканный из облаков исчез, но время всё ещё не восстановило свой привычный ход. Зачарованный невиданным зрелищем лейтенант всё смотрел и смотрел на один из вращающихся трёхлопастных винтов, отвалившихся от одного из четырех двигателей. Казалось, двигатели обрели отдельную от погибающей воздушной машины жизнь, продолжая исправно работать, хотя топливопроводы были разорваны.
Время всё ускорялось. Фабиан уже мог различить приближающуюся сквозь бреши в облаках тёмную землю. И тут кто-то крепко схватил его за плечи. От неожиданности лейтенант закричал. Чьи-то крепкие руки легко выдернули его из всё быстрее и быстрее несущихся к земле обломков. Мгновение и вот он уже летит сквозь облака отдельно от самолёта…
Наверное, Шлабрендорф потерял на пару минут сознание, потому что очнулся он лишь тогда, когда его ноги мягко коснулись промерзшей земли. Крепкая хватка за плечами тут же ослабла. Рухнув на колени, лейтенант резко обернулся, успев рассмотреть спасшего его человека.
Хотя нет, не человека потому что за спиной устремившейся в небо белоснежной фигуры раскрылись огромные белые крылья.
Глава 8 Схватка
У Карела всё не шли из головы слова Ворона о Рите. Чем она так важна для Шестнадцатого Отдела? Почему немцы так легко её отпустили? Может попросту не знали, кто именно к ним случайно попал. Или всё-таки неслучайно? Что если эта женщина представляет серьёзную опасность для всех кто её окружает? Поэтому ей и позволили беспрепятственно сбежать прямо в Россию. Ведь коварство нацистских спецслужб недооценивать нельзя. Работать они умеют и делают это очень хорошо. Немецкая дотошность, помноженная на идеальную исполнительность, всегда давала наивысший результат.
Опытный оперативник что-то явно почуял, но, по всей видимости, и сам не знал, с чем именно столкнулся. Ещё чего доброго примет решение о ликвидации «опасного объекта». С него станется. Не в состоянии логически решить сложную задачу, он может просто обрезать все концы, путём устранения возможной угрозы. Разрубить гордиев узел мечом ведь тоже своего рода решение. Своего рода «Бритва Оккама». Самый простой вариант действий из всех. Валдек не мог этого допустить. Если перед ним вдруг станет выбор Рита или Ворон, он примет решение не в пользу давнего сослуживца. И рука не дрогнет, потому что майор чувствовал, что должен оберегать эту женщину любой ценой, даже ценой собственной жизни. Но как её оберегать, когда не знаешь где она находится и чем так важна?
Карел вспомнил одну жуткую историю с похищенными у немцев чертежами новой секретной ракеты. Проект назывался «Наковальня богов» и предполагал создание баллистической ракеты огромной мощности и дальности способной даже выйти на околоземную орбиту. Разумеется такой разработкой не могла не заинтересоваться советская разведка, хотя этот проект и выглядел абсолютно фантастичным. Настораживало то, что секретную нацистскую разработку курировало само Аненербе. «Наследие Предков» никогда раньше не было замечено в подобных делах. Научные технические изыскания лежали вне их компетенции и тут вдруг такой поворот. Разведка стала буквально рыть носом землю в конце концов задействовав Шестнадцатый Отдел. Нейроразведчикам удалось внедриться в нескольких немецких инженеров следствием чего стало похищение секретных чертежей новой ракеты оказавшейся отнюдь не фантастическим мифом.
Но вот дальше началась настоящая чертовщина. Все кто в той или иной степени пытался изучить эти бумаги, умирали при очень странных обстоятельствах. Даже одного беглого взгляда на замысловатые чертежи с пометками на немецком языке сделанными готическим шрифтом было достаточно, чтобы вынести себе страшный приговор. Кто-то задохнулся во сне, кого-то убил оторвавшийся тромб, кто-то совершил внезапное самоубийство. Так погибло несколько учёных из Шестнадцатого Отдела и один опытный конструктор из засекреченного военного НИИ. Когда, наконец, стало ясно что с этими бумагами что-то неладно, умерло по крайней мере семеро опытных специалистов.
Без сомнения это была хитрая диверсия Аненербе. Магическая смертельная защита, наложенная на возможно фальшивые военные чертежи. Во всяком случае их подлинность так и не удалось установить. Опасные бумаги были уничтожены и само дело закрыто и засекречено, но осадок поле этого остался очень неприятный. А что если таинственная история с Ритой примерно такого же рода? Мина замедленного действия. Туго скрученная до поры до времени спусковая пружина, ждущая определённого момента разжаться. И что делать в такой ситуации абсолютно непонятно. Откуда ждать неожиданный удар? Кого и ради чего защищать?
Из Москвы по логике вещей следовало убрать сейчас не самого Карела, а именно Риту. Но руководство Шестнадцатого Отдела делало абсолютно противоположное. Вместо того чтобы купировать возможную опасность, они упорно её игнорировали убирая из города того, кто должен был оберегать вырванную из лап нацистских изуверов женщину. А что если именно для этого они и убирают Валдека из Москвы? Чтобы физически устранить Риту? Нет. Что-то здесь не сходится. Она явно нужна отделу живой и невредимой. Тогда что же? Снова решили изучить опасный вражеский артефакт? Артефакт в виде живого человека. Возможно ли такое? Ведь именно про это намекал ему по телефону Ворон. Голова шла кругом от всех этих загадок и недоговорённостей, а время стремительно уходило.