– Ольгины подопечные, – хмыкнул Егор, – тоже, нашла исполнителей. Хотя для нас это не имеет никакого значения, а вот для нее… Поэтому мы и должны съехать.
– Не понимаю. Сам же говорил: члены троек знают только Ольгу. Да и то чисто визуально.
– Думаешь, на Лубянке дураки сидят? Ошибаешься. Допросят этих олухов, уже кое-какая информация. Маскируйся не маскируйся, все равно, в мелочах да проколешься. Где Ольга их подбирала? На митингах! Там полно стукачей и агентов в штатском. Ее наверняка приметили. Каждый, кто бывает на подобных сборищах больше трех раз, берется на заметку. Кто-нибудь вспомнит, с кем она общалась. Выйдут на вторую тройку… Арестуют любого из оставшихся…
– А с Ольгой как же?
Егор пожал плечами.
– Но ведь эти двое видели и нас.
– Вот именно, мой друг, вот именно! Тебя и меня. Поэтому нужно принять превентивные меры. И одновременно дать властям понять – события только начинаются и нужно готовиться к худшему.
– Зачем?
– Я же объяснил: для нагнетания обстановки, страха и паники.
– Ты имеешь в виду чеченский след?
– Вот именно.
– Но арестованные вовсе не похожи на кавказцев.
– Да какое это имеет значение! За чечена может сойти любой. В конце концов дали им денег, собственно, это недалеко от правды.
– Да ведь они – члены какой-то боевой группы… Армии, или как ее там?
– Ты слышал хоть слово об этой армии? – Егор кивнул на экран телевизора, где какой уж раз крупным планом демонстрировался остов сгоревшего троллейбуса. – Обществу в данный момент неинтересны террористы-красноармейцы. Ему интересны террористы-чеченцы. Въехал?
– А эти… телевизионщики… Они разве не должны говорить правду?
– Ну ты даешь! Они должны говорить то, что им прикажут их хозяева.
– Значит, и тут все схвачено?
– Конечно, мой друг, конечно! Ты прикинь. Извини, употребляю этот дурацкий жаргон. Мерзкие террористы встали на тропу войны, мира с Чечней не предвидится. И вот в таких условиях появляется человек, который наперекор всему, не боясь, заметь, трудностей, отправляется в край абреков и кунаков и договаривается с ними. Как будут воспринимать данную персону? Как национального спасителя! Его станут носить на руках, а тем, кто за ним стоит, только это и нужно.
– Хитро!
– Вот именно. Конечно, можно бы организовать теракты и с привлечением настоящих чеченцев, но это сложнее и опаснее. На любого кавказца нынче смотрят с подозрением. А такой вот инвалид пролезет в любую дыру.
– Их же посадят.
– Само собой.
– И на Ольгу выйдут.
– Не исключено.
– А через нее на нас.
– Не успеют. Сейчас главное – продолжать работать как ни в чем не бывало. Ты правильно говоришь: эти парни из первой тройки крайне трусливы и продажны. Как и инвалид, и его мать, которых Ольга подобрала на митингах. Значит, на кого-то из них или даже на обоих уже вышли.
– И что тогда?
– Да ничего. ФСБ сейчас главное найти организаторов терактов, то есть меня, Проша, Ольгу…
– И нас арестовывают.
– Погоди. Не все так просто. Допустим, нас действительно арестовывают, но где гарантия, что мы раскроем свои планы? Поэтому парней посылают вместе с нами в надежде узнать наши истинные намерения.
– И как же ты проверишь, завербованы они или не завербованы?
– Увидишь. Итак, завтра мы снова спускаемся под землю.
– В том же месте?
– Не совсем, хотя район тот же.
– Я только одного не понимаю, – заметил Костя, – зачем нам с ними связываться, если они засвечены?
– А если нет?
– И в таком случае от них никакого проку не будет. Они ничего не умеют, наверное, даже стрелять толком не могут. Если только в качестве носильщиков…
– Оба парня могут пригодиться. Но, главное, как я уже тебе сказал, нужно заставить ФСБ поверить, что мы ничего не подозреваем. Больше всего я опасаюсь, что вычислят Проша. Личность он известная, и, хотя получил приказ не высовываться и лечь на дно, его вполне могут вычислить, тем более что его братец – весьма заметная фигура в мире московского бизнеса. Сейчас все решает время, у нас запас есть, у них нет. Поэтому они, я имею в виду ФСБ, не будут особенно изощряться. Им важна каждая минута, а в такой ситуации все средства хороши.
Сборы заняли считанные минуты. Егор отдал короткое распоряжение по телефону, и они покинули гостеприимную и такую уютную квартиру на Крутицкой набережной. С собой, кроме носильных вещей, прихватили телевизор «Sony». У подъезда их уже ждала «Волга». Немолодой шофер коротко поздоровался и, не спрашивая, куда ехать, завел двигатель. Всю дорогу спутники молчали. Костя смотрел в окно на пролетающие мимо улицы, Егор, казалось, о чем-то глубоко задумался. Ехали довольно долго, наверное, часа полтора, а может, и больше. Наконец остановились возле дома в каком-то дачном поселке.
– Поживем пока здесь, – сказал Егор, толкая калитку. Они очутились в небольшом, заросшем травой дворике. Двухэтажный, довольно ветхий дом с застекленной верандой и высоким деревянным крыльцом, с которого давным давно слезла краска, выглядел крайне запущенным.
– Трущоба, – заметил Костя.
– А ты дворец ожидал увидеть?
– Н-да, – засмеялся Костя, – типичное прибежище для террористов-профессионалов. Где мы спать будем? Уж не на этой ли развалюхе? – Костя кивнул на древний диван с валиками и высокой спинкой, украшенной полочкой с семью слонами и помутневшим зеркалом.
– Ты, я смотрю, быстро привык к комфорту, – иронически заметил Егор. – Пойдем наверх.
По скрипучей, готовой вот-вот развалиться лестнице они поднялись на второй этаж. Надстройка над основной частью дома представляла собой нечто вроде башни. Из просторного холла вели три двери, на одной из которых на гвоздике висел маленький плюшевый медвежонок.
– Нам сюда, – уверенно сказал Егор и толкнул дверь.
Комната, в которой они очутились, представляла полный контраст с остальной обстановкой. Здесь стояли две большие отличные кровати, застланные хорошими покрывалами, стол с двумя стульями, на полу лежал мягкий дорогой ковер. В углу – небольшой холодильник. Костя отворил дверцу. Различные напитки, разноцветные упаковки и банки.
– В соседней комнате нечто вроде кухни. Есть посуда, портативная газовая плита и прочие причиндалы. Всегда можно сготовить легкий завтра или обед.
В комнате царила идеальная чистота. Все было вылизано до зеркального блеска.
Егор первым делом включил телевизор, потом распахнул окно и выглянул наружу.
– Ты посмотри, Костя, какая красота. Вот она, идиллия. Сейчас отыщем самовар, спустимся вниз и будем пить чай.
– Тут и самовар есть?
– Шучу. Гляди, сосны-то какие! А запах, запах… Нет, Подмосковье – лучшее место в мире. Куда там каким-то Карибам или Ривьере. Вокруг все свое, родное. Даже воробьи чирикают по-русски. Жить бы да радоваться…
– А не взрывать троллейбусы, – добавил Костя.
– Вот именно, мой друг, вот именно. Когда обитаешь в подобном месте, забываешь, что есть продажные политики, банкиры-кровососы и международные террористы. Выключи телевизор, и связь с внешним миром исчезнет.
– А сотовый телефон?
– Его в колодец. По утрам – на речку. На воде еще лежит туман, вспорхнет, хлопая крылами, дикая утка, повиснет над цветком кувшинки стрекоза. С разбега в прохладную воду… И, разрезая плечом поверхность, триста метров вольным стилем… А! Каково?! Слушай, Костя, не пойти ли нам действительно искупаться? Поблизости пруд…
Костя не возражал.
Начинало темнеть. В кустах щелкали соловьи, вечерняя прохлада нежно касалась разгоряченных за день лиц, в отдалении квакали лягушки, в лиловых небесах загорались первые звездочки. Они прошли переулком и очутились на берегу пруда с бетонными берегами. Несмотря на довольно поздний час, здесь оказалось людно, раздавался смех, приглушенно играла музыка, визг купальщиков вполне естественно сочетался с грубой руганью подвыпившей компании.
– Праздник жизни, именины сердца! – воскликнул Егор, на ходу стаскивая рубашку и брюки. Он с разбегу плюхнулся в пруд, подняв столб брызг. – Иди сюда, Костярин. Вода как парное молоко.
Разделся и Костя. Он несмело вошел в пруд, как делал всегда, купаясь в незнакомом месте. Вода действительно оказалась очень теплой. Костя поплыл брассом, потом развернулся, раскинул руки и ушел под воду. Здесь было неглубоко. Он коснулся пальцами ног дна, оттолкнулся и, выскочив по пояс из воды, плюхнулся животом на ее поверхность.
И вдруг ему стало так легко, как он не чувствовал себя уже очень давно. Радость переполняла его душу, тревоги и печали отошли куда-то в сторону, сейчас он остался один на один с начавшимся летом. Рядом вынырнул Егор.
– Резвишься, – одобрительно заметил он. – Отличная погодка, браток. И все кругом дышит негой и покоем, как выражались классики. Выходим на берег? Жаль, полотенца не захватили. Ты посмотри, все кругом ликует, даже вон те матерщинники ругаются как-то ласково, почти без злобы. Так же лирически сейчас начнут бить друг другу морды. Они просто по-другому не могут передать свой восторг от переполняющей их радости бытия.
Егор вылез из воды и начал одеваться.
– Этим-то и хороша наша работа, – заметил он, – сегодня ты плескаешься в какой-нибудь Пахре, завтра в Эгейском море, а послезавтра в Ганге. Весь мир у твоих ног. Тебе доступны любые кушанья, любые женщины… Ты царь и бог…
– Но при этом в любой момент можешь получить пулю в лоб.
– Увы, мой юный резонер. Все это так, но от присутствия опасности жизнь становится еще слаще. Ты не киснешь, не смотришь утомленно на бредущую по двору все ту же собаку. Ты живешь!
– Очень красиво выражаешься!
– А почему нет? Мой слог соответствует настроению момента. Вернемся на дачу, приготовим ужин, выпьем легкого вина. К тому времени наступит ночь. Мы выйдем во двор нашего нового обиталища, возьмем с собой бутылки и стаканы и будем сидеть на нагретом за день крыльце, смотреть на звезды и вести неспешное повествование.