— Херувим, твоя вторая твоя задача — останавливать кровь.
— Так не умею же! — отшатнулся лекарь и спрятался за спину Егора.
— Зажимами, вот этими, четыре раза показывал. А хочешь, руками или любой частью тела.
Руки, кстати, вымыть еще раз, коньяк не жалеть. Только на руки, шкуру спущу. Двери закрыть, никого не пускать. Стоп, Егор, разбей Буке нос, мне надо убедиться, что никто не дуреет от вида крови.
…
Я сбросил остатки одежды, потянулся, развернувшись во всей красе.
— Эй, я женщина, вообще-то.
— Язва, ты не женщина, а участник боевое группы. А еще художник. Значит что? Берем в руки зеленку и начинаем рисовать.
— Чего рисовать то?
— Линии разреза. От боковой стенки живота, до такой же стенки слева. Но так, чтобы края раны можно было бы свести без натяжения.
Ну всё, поехали!
…
Сложнее всего было начать, просто сделать первый шаг, первый надрез. Как пилот перед командой к старту, последний раз ощупал стол с инструментами. Боря, ты готов? Я тоже нет, но, когда это нас останавливало?
— Егор, отсчет времени, сигнал каждые пять минут.
Гепарин введен, строго под кожу в нужных местах. Новокаина Егор не нашел, зараза. Похоже его тут не изобрели. Припер какаю-то неведомую мазь.
— Средство проверенное. Прямо в бою на рану плеснул, и вперед, оторванной ногой врага крушить.
— Если это твое средство хваленое не обезболит, как меня похороните, вернись и аптекарю его в зад запихай.
До последнего команда не верила, что все приготовления всерьез. До последнего, пока на руки Буке не упал первый жировой мешок. Хороший мешок, килограммов сорок. Придавил щуплого подростка прямо на полу.
Самый крупный фартук срезан удачно, но он самый простой, считай снаружи висел. Обезболивание работает, хвала Вечному ученику. Ощущение — как рубаху на пузе распорол. Запах повис тяжелый, недобрый. Не розами пахнет кровь и плоть человеческая.
— Зажим, обходим артерию передней брюшной стенки.
— Пинцет.
Первый сигнал, пять минут прошло. Прикрыл глаза и короткий отдых. Механически отметил начинающуюся слабость. Предсказуемо и терпимо.
— Обходим наружную косую мышцу живота.
— Тампон.
Сигнал. Подозрительно быстро. Теряю ощущение времени.
— Ланцет.
К слабости и ускорению времени добавилось головокружение. Комната сделала несколько оборотов и остановилась только от неимоверного напряжения. Рано, еще же толком не начали.
— Отсос. Это не тампон, а груша резиновая.
Сигнал, отдых, дышим, глубже, еще. Сбой сердечного ритма не вовремя, не сейчас.
— Начинаем иссечение передней брюшной стенки. Нижнесрединный разрез.
— Зажим. Промакивай и крепче держи.
Автоматически продолжил комментировать каждое действие, хотя чувствую, что лучше бы молчал. Надо беречь силы потому, начинает приходить БОЛЬ.
— Разрез в эпигастрии.
— Зажим. Крючок для разведения раны. Это не клизма, а вот эта штука, на вилку похожая.
Боль от сворачивания желудка была такая, что пришлось закусить ремень. Заботливый дядька, вовремя в зубы сунул. На секунду отвлекся от созерцания собственных потрохов и обвел взглядом комнату. Буки не видно, похоже в отключке. Остальные бледные, по цвету не отличимые от побеленных стен.
— Не столбенеть, окаянные. Зажим. Егор, зеркало левее, от меня левее, света больше.
— Кривую иглу.
— Шелк номер три.
В какой-то момент я автоматически переключился в режим оперирования, и перестал замечать что-то вокруг. Добраться до желудка было непросто, даже с помощью зеркал. Делать все приходилось в основном на ощупь. Зрелище со стороны не простое — Боря с руками по локоть в собственном брюхе. Валики жира, большие и малые, по очереди отделялись и падали на пол.
— Прямую бритву. Промокните лоб.
Сквозь пелену удалось расслышать комариный писк.
— Боря, это что, это что это?
— Проход по Ниссену — разновидность гастропластики, с элементами фундо… тьфу, не отвлекай. Думаешь придумана Ниссеном? Не угадала, разработана французским профессором Давидом Нокка.
— Боря, ты же руками, руками полез.
— Мои пальцы — лучшие и безопаснейшие инструменты.
Стоп, это я куда эту штуку потянул? Нарушение координации. Не порядок. Сигнал, срочно короткий отдых. Каждые пять минут отдых на десять ударов сердца.
— Рассечение париетальной брюшины.
Звон в ушах. Света, почему мало света.
— Язва хватай, не трясись. Выше. Диагностирую достаточное обнажение органа для свободного оперирования.
— Больше света. Егор, отсчет три минуты.
Жжение в лице, откуда?
— Малый ланцет.
Стоп, это уже было. Сознание терял, похоже не первый раз. Слабость такая, что рука, кажется, держит свинцовую гирю.
— Скобу. Да, вот эту скрепку из черной проволоки.
— Линию скобок укрепляем рядом одиночных ламберовских швов.
Тщательно остановив кровотечение, я начал ушивать сначала нижний слой раны за оставшуюся на краях жировую клетчатку, затем второй слой. Шею пришлось вывернуть под таким углом, что позвонки звенели и потрескивали.
— Зашивание лапаротомного разреза.
— Прямая игла, шелк номер один.
Трясущимися руками, нет, только кончиками пальцев. Почему опять мало света? Почему нечем дышать?
Третий ряд швов накладывал у самой кожи, добавился тремор рук и одышка. В таких местах я всегда накладывал подкожный косметический шов, ни рубцов тебе впоследствии, ни поди сам шов разгляди. Но здесь совсем не до косметики. Весь мир сузился не просто до пальцев, до мышц этих самых пальцев, которым пришлось отдавать персональные команды.
Кожа ложилась без натяжения, края плотно соединились и пролегли от правой боковой стенки до левой. Неужели все?
— Пить.
У, неучи, я просил на команду пить не тыкать в морду стакан, а смочить губы тампоном. Блин — это не стакан, а горлышко вонючей бутылки. Чижик сует, побледневший, злой, с остекленевшими глазами.
— Чижик, а ты не смотрел, внутри ничего лишнего не осталось?
Не привык тут народ к врачебному юмору.
— Егор, время?
— Три часа, семнадцать минут.
— Всем спасибо, представление на сегодня завершается. Егор вези первого лекаря, делай все как описано в инструкции, меня надо просто полечить от потери крови. Все остальные немедленно убрать все следы, верните зеркало соседу и вести себя тихо.
Слеза 15
Лекарь ввалился вальяжный, ухоженный, с мордой, просящей кирпича. В добротном кожаном плаще, сапогах по последнему писку моды. Брезгливо повел носом и подозрительно огляделся. Для антуража в комнату занесли стол с закусками, храпящий и мычащий реквизит уложили лицами в холодные блюда.
— Диагностика семьдесят пять рублев.
— Диагностика, скажешь тоже. Я и так знаю, чего и как. От желудочного кровотечения полечи. Сколько возьмешь?
— Малая исцеляющая волна десять рублев. Большая — двадцать пять. Но если волну без диагностики — она же может и мимо пойти. Вдруг у вас и не кровотечение вовсе, а камни, или еще какая хворь.
Лучший способ усыпить бдительность — казаться и быть тупым избалованным аристократом.
— Умный больно и говорливый. Мой папаня таких как ты возжами порол. Держи двадцать пять и пускай свою волну большую. Чтобы так — чтобы пыль столбом.
— Э… предупреждаю, э-э-э, дело конечно ваше, но волна на кровотечение — это на сосуды только. Если сосуды повреждены кро-ве-нос-ны-е.
— У меня носные в полном порядке. Из носа кровь сроду не шла, но пустить могу. Давай свою волну и катись к нерадивому.
Одна ладонь легла на шею, а вторая на лоб. Лекарь сосредоточился, наморщил нос и… рухнул как подкошенный. В голове прояснилось, как после здорового крепкого сна.
— Херувим, оживляй.
— Да как же, да коле? Всю анаму одной волной. Караул, ограбили.
— Чего голосишь, уговор какой был — одна волна двадцать пять рублей.
Лекарь завопил, размахивая руками.
— Да досуха весь резерв. Это что за кровотечение такое-то? Не меньше полтыщи прием такой! Я буду жаловаться!
— Давай, не шибко тут. Егор следующего вези.
…
— Брат Коля меня вилкой в пузо ткнул. Опасаюсь инфекций и микробов всяких, можете инфекции пуза полечить без диагностики и чепухи прочей.
Повторил, заметив взгляд, каким бараны смотрят на новые ворота.
— Сводный брат Коля в пузико меня ткнул, вилкой. А от этого всякие микробы могут прицепиться, и столбняк и ста-фи-ло… Короче, с самого детства микробов боюсь.
Этот лекарь оказался тверже, пол часа пришлось уговаривать, что не нужна мне никакая диагностика. Большая волна и двадцать пять рублей в кармане.
— Вилка, она же инфекция — смех один. Тут и малой волны хватит, — настаивал доктор.
Я заявил важно:
— У моего брата зубы плохие, и прыщи по всей морде. Поэтому большая, ежу понятно, что большая нужна. Я и сам большой!
Доктор повторил судьбу первого, только не просто рухнул, взяв меня за виски, сложился в три погибели, забрызгав половину комнаты из прокушенной губы.
Херувим сработал без напоминания.
— Ограбили, душегубы окаянные. Убили. Как есть обманули и ограбили.
— Договор дороже денег. Четвертак взял, волну пустил — какие претензии?
— Да я всем скажу, я всех запомнил. Вас лечить ни один столичный лекарь не возьмется. В гильдию сообщу и обер-исправнику. Я писать, я трубить буду!
Третьего лекаря Егор привез глубокой ночью. Точнее молодую девку сонную и нечесанную. Похоже издалека, всех ближних первый успел обзвонить и предупредить. Профсоюзная артель — страшная сила.
— Меня зовут целительница Ванесса Игоревна. Где пациент, которому понадобилась помощь среди ночи?
— Уважаемая, я тут на спор орех крупный проглотил, но вот чувствую, что он мне желудок изнутри поцарапал. Плачу за большую волну заживления в желудок.
Деваха в медицинской мантии третьего курса, молодая дурочка. Видно, недавно практику начала, гордится профессией и удавшейся жизнью. А еще у нее недавно был хороший секс. Следы на лице не так просто спрятать.