Поговорил с парой мужиков, у которых взгляд осмысленный более-менее.
Один человек, знающий куда и как правильно писать жалобы, добивается больше, чем сотня кричащих беспредельщиков. Нарушения режима содержания, превышения полномочий. Начал помогать составлять жалобы и обращения. В прокуратуру, в инквизорий, в общественные организации. Сначала двоим самым смелым, потом начали подтягиваться остальные.
Через час око не выдержало, приблизилось, снимая свежие бумаги. Через минуту дверь распахнулась, охранники влетели еще скорее, чем для спасения своих агентов.
…
— Борис, ну что с вами не так?
— Не понял вопроса, Валерий Давыдович.
— Я для чего вас в камеру поместил — чтобы осознали вы, поняли, что ждет, если не будете сотрудничать. А вы что устроили?
— Валерий Давыдович, — хлопнул я себя по лбу, — так бы и сказали сразу. А то я подумал это игра такая.
— Игра, издеваешься? Ты моих лучших агентов разоблачил? Не отпирайся.
Ну вот, на ты перешел, а так все хорошо начиналось.
— Ябедничать нехорошо.
— Это признание, да? Ты нарошно⁈
— Это поговорка такая, папа в детстве учил.
…
— Борис, нам доставили еще одного подследственного, из твоего клана. Тараканов и тоже несовершеннолетний. Клановый представитель, представь себе, нашелся и уже выехал. Пока доберется и оформятся все бумаги, вам придется посидеть вместе.
…
Картина, открывшаяся в новой камере, ошеломила. Протер глаза на всякий случай. Потом еще раз. Потому что на железной койке сидел Паша.
Лицо зареванное, руки дрожат. Вокруг глаза здоровенный серебряный фингал.
— Боря, Боря. Хорошо. Что ты тут? Как, ты тоже. Откуда?
— Это не совсем интересно, я откуда. Гораздо веселее узнать — ты тут каким боком?
— Стихи про Таню. Про Таню, это ты виноват, виноват.
— Про Таню помню. Хорошие же стихи. Про трудолюбие и взаимовыручку.
— Ага, хорошие. Там же фраза такая есть — «Уронила в речку мячик». Помнишь? Ты же сам писал. Ты специально, нарошно.
— Э-э-э, нормальная фраза. Чего с ней не так?
— Ага, нормальная. Я тоже так думал. А ты знал, что есть такие люди страшные — наркоманы. Я вот раньше не знал. А теперь знаю, но лучше бы не знал. «Реки» — это вены, на их языке. «Уронить» это означает инъекция. Такая штука в руку, не понял зачем, но прямо в руку иглой. Короче — «Уронить в речку мячик» — это как раз сделать эту инъекцию, внутривенную. Мне уже все объяснили. Таня плачет потому, что продавцы подсунули ей товар некачественный. Сахар в виде белого порошка, соль или соду. А ее друзья не просто за водой поедут, это так готовятся и идут на преступления. Вот, пообещали для Тани достать новую дозу.
Дальше слова Паши превратились в завывания:
— Получается у меня в детских стихах явная пропаганда употребления запрещенных веществ. Мне так и объяснили. Понимаешь? А я-то думал ты мне друг. А ты меня значит в тюрьму, а сам на квартире с Юлей… Ненавижу.
Да-а-а, нехорошо получилось. В очередной раз. Стишок не в тему оказался.
За окном стемнело. Пока успокаивал Пашу набросал основной текст для бота. Но стихи — это последнее, что Паша был в состоянии обсуждать. Слишком живое впечатление на него произвела мрачная камера. Не располагает тут атмосфера к поэзии.
Видя неприкрытый ужас перед злыми зеками, оберами и всем, связанным с заключением, приступил к искоренению страха иррационального. Заменой его на контролируемый. Сначала берем под контроль, а потом ставим себе на службу. Анализ и синтез, ага.
Сначала подогрел интерес, потом начал посвящать подростка в особенности арестантской жизни. Насколько понимал сам. Насколько это было уместно и подходило к этому миру.
— Не смотри на свою фигуру и не парься. Физическая сила тут очень мало стоит, практически ничего. Главное — это внутренняя сила. Страх, или его отсутствие. Кто по натуре своей свободу любит — тому и за решеткой свобода.
— Бывалым, опытным притвориться, да?
— Очень распространенная ошибка. Если ты мастью не вышел, значит, сухаришься. Башку оторвут.
— Шнифты выдавлю, чичи протараню, моргалы выколю — это значит нейтрализую противника посредством отключения основного органа чувств — зрения. Боря, зачем три фразы для одного? Это потому, что часто, постоянно всех подряд зрения лишают?
— Повтори еще раз. Говорить — «пищу я принимаю ложкой из тарелки» — несолидно, не говорят тут так. Правильно — «закидываешься хавчиком веслом из шметки».
Паша вяло шевелил губами:
— «Черт по жизни» — низкий уровень общей культуры, понятно.
— А вот зачем кружку для чифиря мылом мазать?
— Чтобы сажа не налипала, Паша. Повесить над унитазом и кипятить воду факелом. Заварки не жалеть и запаривать правильно. Руки освободят — дам четкую инструкцию.
— А зачем вообще этот чифирь пить?
— Ну, как тебе сказать, вот зачем поэту веко серебряное? Вот примерно для этого.
Впитывал Паша как губка, все и полезное, и очень полезное. Рецепты хлебного клея, чернил для наколок. Как прикурить с помощью тапка или лезвие во рту прятать.
…
— Слушай, Боря, что взаправду мне твоим способом второе имя дадут? Крутое?
— А ты попробуй. Только смотри — от такой имени уже не отмажешься, останется она с тобой на всю жизнь.
Паша подошел к окошку, как мог оттянул железную ставню. Набрался смелости и выкрикнул во все легкие: «Тюрьма-старушка дай погремушку, да не простую, а воровскую».
Управа центральная, камер достаточно, под следствием с полтысячи человек. Во внутреннем дворе крик хорошо разнесется.
Затяжное молчание. Никто не решился, даже статью не спросили. А может не принято тут так. Пришлось самому брякнуть то, что на языке крутилось — «Шкилет».
— Канает.
Помни Паша главную науку — Всякий, кто хоть раз сталкивался с тюрьмой, уже связан с ней навечно.
…
Беседа прервалась на самом интересном месте. Прибыл представитель клановый. Меня первого вызвали. Вежливо. Подмигнул Паше и отправился на встречу.
…
Представитель Таракановых, который влетел как вихрь, подивил снова.
— Анна Львовна, вот уж не ожидал.
— Не могу сказать, что рада теб видеть, Борис. Что-то зачастил ты в управу попадать. На скользкую дорожку становишься.
— Анна Львовна, всего второй раз попался, и опять по недоразумению. А вы меня уже в матерые уголовники. Кстати, если память не изменяем совсем — вы же в канцелярии Собакина работали. А мы Таракановы вроде.
— Нечего язвить. Хороший юрист никогда не пропадет и на дороге не валяется.
…
Обер-капинан приступил к моему опросу, пошли стандарты, про день недели, время года и прочее. Старательно выводил каждое слово чернильной ручкой. Любовался завитушками, выслушивал мой ответ и фиксировал, наклонив голову набок.
Убедившись в адекватности, наконец, приступил к основному действу. Голос полился мягкий, успокаивающий.
— Поверь, Боря, я на твоей стороне. Если ты все расскажешь честно, я похлопочу, чтобы тебя не наказывали строго.
Я покосился на представителя. Старуха и бровью не повела. А не должна ли она сейчас про давление на мальчика ляпнуть? Нет? Значит самому придется.
— Это хорошо, это прямо реально успокаивает, — начал я, — Расскажите, что меня ждет? Насколько наказание может быть строгим?
— Ты молодой аристократ, студент и попался первый раз. В твоем случае назначают штраф от сотни до тысячи рублей. Для простых людей тоже штраф или замена — несколько дней общественных работ. Вот если бы ты попался повторно тогда да, можно получить реальный срок до двух лет. Или, не приведи Вечный ученик, стал бы все отрицать.
— Ой хорошо, просто как камень с плеч. Давай те напишем в протоколе, что вы мне объяснили про сумму штрафа и необходимость со всем соглашаться, чтобы не получить срок до до этих лет двух.
— Нет, Борис, этого мы писать не будет. И про штраф, и про… А вдруг судья решить заменить штраф?
— Как же так, выходит вы меня обманываете. Вы мне сказали говорить правду. А сами не упомянули, что судья может штраф на что-то изменить. И на что его поменять можно — тоже не сказали. Я слышал, что похлопочете и наказание уменьшится. А давайте напишем, что вы обещали похлопотать.
— Не буду я ничего хлопотать, и не собирался.
— Вот как получается, выходит вы меня снова обманули. Получается вам можно обманывать, а мне нельзя. Про это вы тоже писать не будете?
Пропала из голоса мягкость, нотки раздражения прорезались. Старуха отвлеклась от чтения и начала посматривать с интересом.
— Вы присутствовали в молодежном клубе Сокольники сегодня с десяти семнадцати до двенадцати часов дня?
— Я не могу ответить на ваш вопрос.
— Так и запишем, подозреваемый на вопрос отвечать отказался.
— Вы неправильно записали мои слова. Дайте, пожалуйста, мне лист бумаги. Я сам буду записывать свои ответы. Мы потом эту бумагу к вашему протоколу приложим.
— И что же, по-твоему, я написал неверно?
— Я не говорил, что отказываюсь отвечать. Я не могу ответить ни да, ни нет. Не фиксировал время начала и окончания, поэтому не уверен. Вы же сами сказали, что врать или что-то утаивать ни в коем случае нельзя. А вдруг я на самом деле прибыл на минуту раньше? Тогда получится что я соврал. Вам, Валерий Давыдович, надо поучиться задавать вопросы правильно, например, так: 'где вы были сегодня с…
— Не смей поучать меня вести дознание. Вы принимали участие в турнире сатранга?
— Вы знаете. У меня начинает болеть голова. Я не помню точно, но обязательно вспомню в другой раз. Очень хочется помочь следствию.
— К чему этот цирк. Нам полностью все известно.
— Господин обер-капитан, совершенно согласен с вами. Если вам все известно, то мы просто теряем время. Скорее передавайте дело судье, к чему этот цирк?
…
— Нам доподлинно известно, что ты участвовал в решающей партии в качестве балбоя Симы Карпова. Есть записи с четырех разных глаз. Ты сделал семнадцать ходов. На четырнадцатом ходу ты поставил фигуру не на ту клетку.