Максимке так и хотелось крикнуть по Станиславски, по Немирович-Данчески: "не верю, долой со сцены".
И когда вдруг вспомнив про Максима, Зураб Ахметович обратился к нему и спросил, что он – Максим думает по поводу обсуждаемого вопроса, Тушников, хотя и не был в теме, потому как замечтался и прослушал о чем говорили, но тем не менее сказал, как по нотам, как по написанному спичрайтером, – я вообще восхищаюсь вашим умом, Зураб Ахметович, – без запинки, с пафосом исполненным искреннего достоинства, сказал Максим, – восхищаюсь и вашим удивительно тонким вкусом с каким вы обставили этот дом. Я достаточно много интересовался архитектурой питерских дворцов и их внутренним убранством, даже немного изучал искусство дворцового интерьера, и поэтому я теперь могу с уверенностью сказать, что ваш дом не уступает по изяществу и красоте убранства лучшим памятникам дворцовой архитектуры, таким как восстановленный теперь Строгановский дворец, или дворец Юсуповых на Мойке, или дворец Белосельских-Белозерских.
– Я дам денег на это новое шоу, – сказал Зураб Ахметович, подводя итоги его вчерашней встречи с Лагутиным и Золотниковым.
Племянники Магомет, Тимур, Аслан и Аджинджал с подобающим почтением внимали дяде.
– Вы приглядите за этим, за новым моим компаньоном, за Гришей Золотниковым, пусть Аджинджал с Магометом поедут в Питер и там присмотрятся к его бизнесу, нам надо знать, чем располагает этот человек.
Дядя перебирал четки и глядел поверх племянников в окно, где в сером осеннем небе летала серо-черная ворона.
– А Аслан с Тимуром помогите этой нашей новой телезвезде, этому Максиму Тушникову устроиться здесь на Москве, квартиру ему снимите, мебель там, машина-дрезина, шашлык-машлык, сами понимаете.
Племянники молча кивали.
– Он мне понравился этот Максим, из него толк будет, хороший парень, – подытожил Зураб Ахметович. Он хорошо в архитектуре и в людях разбирается.
Ворона за окном сделала еще один круг в сером небе и скрылась из виду.
Кира Моритс три недели ходила с загипсованной челюстью. Жизнь её на эти три недели превратилась в пытку. Ни покушать, ни попить. Говорить получалось тоже с огромным трудом, а особенно невозможно было смеяться. А не смеяться по жизни Кира вообще не могла. Жизнь без смеха, без улыбки у нее просто не вытанцовывалась.
Потому что Кира была хорошей девушкой.
На отделение лицевой хирургии Кира попала по скорой.
Просто ужас, и страшно и смешно было вспоминать. Избитая едва стоя на ногах, доползла до квартиры, три раза ключи на пол роняла, никак не могла двери открыть.
Бедненький, больше хозяйки своей напуганный пес Мультик без конца лаял и терся, суетился под ногами, мешая подбирать все выпадавшие и выпадавшие из Кириных рук ключи.
Ввалилась в квартиру, добралась до телефона, стала набирать "ноль один", а сказать то в трубку ничего и не может, только мычит…
Это уже потом, когда переломы стали срастаться, Кира смеялась, рассказывая, а тогда? А тогда страх и ужас чего натерпелась.
Вышла снова на лестницу, принялась в соседние по площадке квартиры звонить, тут не открывают, и тут не открывают… Наконец, открыли в шестьдесят четвертой, открывает старушка, увидала лицо Кирочки все в синяках, да в ссадинах, да перекошенное начинающимся отёком, и тут же захлопнула дверь, испугавшись, что это бомжиха какая-то…
Кира на другую площадку, звонит в квартиры, там из-за двери спрашивают, чего мол надо, да кто такая, а Кира только мычит в ответ сказать не может ничего, ей и не открывают…
Кира и не помнила уже, сколько времени прошло, пока спускавшийся по лестнице мужчина – сосед не узнал ее, да быстро поняв, что с ней произошло, не дошел с нею до квартиры и не вызвал скорую.
Скорая отвезла Киру в больницу на Авангардной в отделение лицевой хирургии. Вот тут-то насмотрелась Кира на все те стороны жизни, которые до этого, покуда миловал Бог, были скрыты от ее глаз и сознания.
Бомжи, уличные драчуны-хулиганы и несчастные жены-жертвы изуверов-супругов, вот контингент отделения, на которое угодила домашняя интеллигентная девочка. Ну, разве что разбавляли эту веселую компанию еще и аварийщицы, водительши и пассажирки, попавшие в ДТП, которые тоже поломали себе носы и челюсти от ударов об рули или о жестко надувшиеся подушки безопасности.
Кстати, добрая сердцем дежурившая в тот день старшая медсестра не стала определять бедную Киру в палату к бомжихам и к избитым их сутенерами проституткам, а разобравшись в том, что Кира – девушка порядочная, положила ее в палату к аварийщицам. Но и тут, лежала у них одна деваха совсем не из благополучных. Палата была шестиместной, и кроме Киры, тут лежала молодая предпринимательница, которая разбила свое красивое лицо об руль своей тойоты, домохозяйка, упавшая со стремянки и ударившаяся подбородком прямо о край плиты, девушка-спортсменка- гребчиха, которой на тренировке так въехали по зубам вальком весла, что челюсть ее раскололась на шесть мелких частей и ее пришлось буквально собирать на титановых штырях.
Тем для обсуждений и для ночных бдений, что корнями были как бы из давно забытого школьного пионерлагерного, было более чем достаточно. Кругом и вокруг, в коридоре отделения и в курилке – везде клубки страстей и судеб с цветными иллюстрациями на фэйсах лиц, с преобладанием фиолетового и темно-синего, переходящего в черный.
В тот же день, что и Киру, привезли на отделение двух женщин – бомжиху пьяницу Катю тоже с переломанной челюстью и с заплывшими от побоев обоими глазами. Может, даже и красивыми некогда глазами, про которые иной одноклассник и стихи мучился ночами сочинял, типа, – ах, эти глаза напротив… А теперь у Кати ни левого, ни правого органа зрения разлепить было невозможно – сплошной кровавый синяк.
Вот тема… Такое Кира только разве что в телевизоре видала, когда криминальную хронику показывали.
И еще одну девчонку привезли, эта со скейт-борда упала. Или врала, что со скейт-борда…
Хотя, доверчивая Кира всегда априори готова была верить всем и всему что ей скажут, но скептически настроенные соседки по палате были склонны сомневаться в правдивости тех безобидных версий того или иного бито-разбитого женского лица.
– Ольке из седьмой палаты? – хмыкала соседка, – ей муж отоварил, чтобы за мужиками не бегала. А Таньке, той, что мелированная и в синем халате ходит, ей сутенер надавал битой для бейсбола…
К Кире приходил милиционер, брал у нее показания, как на нее напали, что отняли, а может, мстили за что или пугали, вымогая долг?
Кира мычала в ответ, что ничего не знает.
Ее только волновала судьба песика Мультика, которого на время, покуда Кира лежала в больнице, взял к себе тот сосед сверху, что вызвал ей скорую.
Того соседа, что жил сверху, звали Сережа.
А полностью, как Королёва – Сергеем Павловичем.
Только фамилия была у него не королевская, и не царская, а очень простая – Фролов.
Сережа дал Кире номер своего мобильного, и Кира теперь звонила ему по два раза на дню, беспокоилась, интересовалась, как там живет ее Мультик, накормлен ли?
Не скучает ли? Хорошо ли себя ведет? Не писает ли в прихожей? Не грызет ли мебель? Не лает ли по ночам?
Фролов заверял Киру, что все хорошо, что Мультик ему не обременителен, что он даже рад поводу два раза в день лишний раз выходить на двор подышать.
На самом то деле, Кира понимала, что Сереже не очень нужен этот ее песик, Сережа жил в такой же, как у Киры квартире-однушке, прямо над нею, на шестом этаже.
Только у Киры квартира была своей, от бабушки в наследство досталась, а Сережа свою снимал у каких-то хозяев, что здесь не жили, а вообще обитали где-то в Финляндии.
Засыпая и наболтавшись с соседками по палате о том, что все мужики – козлы, Кира думала… Думала о Максиме Тушникове, которым, как ей показалось, она была так сильно увлечена, а потом думала о Сереже Фролове. О том, какой он хороший.
– Каждому человеку, каждая его болезнь дается ему за его грехи, – назидательно сказала на прощанье Ира – аварийщица. Она выписывалась и за ней приехал ее не то муж, не то сожитель.
– Выздоравливайте, девочки, и подумайте, чтобы такого с вами больше никогда не происходило, подумайте и проанализируйте, за что у вас с вами это произошло.
– А сама то анализировала? – насколько ей позволило перекошенное загипсованное лицо, иронично фыркнула бомжиха Нина.
– Да, представь себе, анализировала, – ответила Ира, выгребая последние свои шмотки из освобождаемой ею тумбочки.
– И за что тебе Бог твою аварию послал? – проныла Нина.
– А это мое дело за что, не скажу, каждому надо знать свои грехи, а не чужие.
Ира ушла, подарив девчонкам остатки конфет, фруктов и шоколадок, что всю неделю носил ей не то муж, не то любовник. Ушла, а Кира, задумавшись над словами Ирины, стала размышлять, – за что ей такое? Неужто она прогневила небеса тем, что переспала с Максимом Тушниковым? Неужели это не понравилось там?
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Глава первая
– Больше тусуйся, вливайся в жизнь, братан! – напутствовал Максима Гриша Золотников, – в тебя такие деньги вложены, мы с Зурабом Ахметовичем ожидаем, что ты оправдаешь наши надежды, так что, готовь печень к напрягу.
И Максим, напрягая печень, начал вовсю тусоваться.
– Если журналюги-папарацци не проплачены твоими продюсерами или спонсорами, они могут всю ночь напролет тебя фоткать во всех видах и позах, но никогда ты не увидишь своего фэйса-лица на странице глянца, – поучал Максима приставленный к нему племянник по имени Тимур, – видишь, вон, сидит Лёва из "Хомо", а с ним вертлявая такая в шелковых брюках, это Тина Демарская, она королева всех скандальных светских репортажей, сейчас я с ней поговорю, потом она с тобой поговорит, и на следующей неделе ты будешь материалом первой полосы всех таблоидов.