– Помнишь, – "на ты" обращаясь к журналисту, задавшему этот вопрос, оживившись и сбросив с себя вуаль рутинного безразличия Алиса блеснула глазами, – помнишь, знаменитую фразу Кота Матроскина, телевизор мне природу заменил? Так вот у них,
– Алиса выразительно махнула рукой в сторону воображаемых телезрителей, – у них телевизор это заменитель жизни. Мы живем, а они смотрят, как мы живем.
– Означает ли эта ваша философская позиция, что если бы в блокадном Ленинграде зимой сорок второго года было бы телевидение, вы бы показывали зрителям, как вы сытно и обильно едите?
– Если у подобной программы был бы хороший рейтинг и хороший бюджет, то непременно.
Журналистская публика в зале возбужденно зашуршала.
– Последний вопрос, господа, – объявил Дима Розен, – госпожа Хованская должна ехать на съемки, последний вопрос.
Журналисты задвигались, словно муравьи, когда в их муравьиную кучу тыкают палкой.
– Алиса, скажите, скажите, Алиса, а как вы относитесь к тем слухам, что Матвей Гольдман на благотворительном аукционе в московском Меркьюри центре выставлял на продажу презерватив, с которым он якобы переспал с вами?
– А за сколько он его выставлял?
– Говорят, что за три тысячи евро…
– Всё, господа, пресс-конференция закончена, – категорически скрестив над головою руки, объявил Дима Розен, – госпожа Хованская еще раз приносит вам свои извинения, всего доброго, господа…
И снова, словно палка, словно шест, на котором церковные служки выносят на Крестный ход свои хоругви, она вышла из зала, громко шурша на ходу надеваемым модным плащом.
– С блокадным Питером по-моему получился перебор, – подводя итоги пресс-конференции, уже в машине, сказал Дима.
– Нет, в самый раз, – закуривая, ответила Алиса.
– Могут в суд подать.
– Навряд, блокадники, те кто еще остался, наш канал не смотрят, а если и подадут, я в Хельсинки к маме с папой уеду.
Алина засмеялась своим обычным для нее ненатуральным смехом, какой бывает у нервных девушек и наркоманок.
– Нас на открытие нового элитного клуба приглашают, – сказал Розен, откидываясь на сиденье лимузина.
– Что за клуб? – без особого интереса откликнулась Алиса.
– Называется Максим Деголяс.
– Это фамилия у него такая? – усмехнувшись, спросила Алиса, – нерусский что ли ?
– Нет, это по французски означает "непристойный Максим".
– Ну и что? Почему я должна им рекламу делать? – фыркнула Алиса, – клуб не раскрученный, пускай денег дадут.
– Так они и дали, – улыбнулся Дима.
– С этого и надо было начинать, – назидательно заметила Алиса и отвернулась, глядя в тонированное окно.
– Удивляюсь, как сегодня без разбитых журналистских морд обошлось и без разбитых фото и видеокамер, – вздохнул Дима, обращаясь скорее к телохранителю Володе, чем к Алисе.
– А это плохо, – откликнулась Алиса, – я хочу, чтобы скандалы были каждый наш выход, это поддерживает имидж и популярность.
– Ну, тогда обязательно сегодня ехать надо, – Дима развел руками, насколько позволяло ему пространство лимузина, – там и поскандалим.
– В неприличном Максиме что ли? – хмыкнула Алиса.
– В нём, – хрюкнул Дима Розен.
На презентацию клуба Сева с Золотниковым денег не пожалели.
Всех вип-гостей, а иных, если не считать журналистов, и не приглашали, всех вип-гостей предупредили, что будет беспроигрышная лотерея с ценными выигрышами.
Сева Карпов был на нерве.
Да и Максим Тушников уже не мог припомнить такого дня и случая, чтобы он так волновался, как сегодня.
Идя каждую ночь на свой прямой эфир, он привык уже к тому, что он всегда по-американски "cool", и что когда в студии загораются лампы софитов, и над камерой "бетакам" зажигается красная лампочка, говорящая о том, что эфир включен, когда скося глаз, он видел себя в экране контрольного монитора, ни грамма дополнительного адреналина не выбрасывалось в его привыкшую к популярности кровь. Но те времена уже прошли.
И вот снова мандраж, как в первый раз, когда он сказал на камеру "здрасьте"…
– Будет Митя Чубарский, будут Гиви Большой, Гиви Маленький, Гоги Мисрадзе, будут от Индекс-Банка либо сам управляющий, либо исполнительный директор, из департамента управления госимуществом человечек будет, – теребя лист со списком гостей, в который уже раз сам себе повторял Сева, – ты этим гостям, что за столиками от первого номера до четвертого, все самое свое внимание оказываешь, понял?
– Да понял я, – устало улыбался Тушников, – я только в толк никак не возьму, зачем Алису Хованскую пригласили? Она же может запросто скандал устроить, с нее станется.
– Во-первых, за нее грузины попросили, – исподлобья, как на недоумка, поглядев на своего арт-директора, сказал Сева, – а во-вторых, нам хороший скандал в первый день работы не помешает.
– В первую ночь, – уточнил Тушников и улыбнулся своему шефу.
– В первую ночь, – тихо согласился Сева.
– Так если скандал нужен, так давай платную драку закажем, как на одесских свадьбах бывало заказывали, – ухмыльнулся Максим.
– Так и давай, заказывай, – неожиданно нервно заорал Сева, – кто у нас тут арт-директор ? Я что, зазря тебе три штукаря грюнов плачу? Если надо драку по сценарию, так давно бы и заказал, твою мать!
Первые гости начали прибывать к десяти вечера, а в пол-одиннадцатого, просто повалили залпом и уже в без-четверти одиннадцать, и фуршетное пространство фойе, и бар, и большой зал, где была сцена и столики, были заполнены по- выпендрёжному нарядной публикой, источавшей запахи самодовольства и самолюбования.
Модный художник-шарлотан в красном комбинезоне и от этого похожий на узбекского рабочего, раскрашивал по живому телу совершенно двух совершенно голых девиц.
– Этот "стоун" у них бодиартом зовется, – на некрасовский манер пошутил славившийся остроумием Моня Левинштейн – друг Севы и Золотникова, большой балабол и известный проходимец на тему где можно "срубить" легких денег.
Левинштейн и Сева с Золотниковым стояли у входа в фойе, встречали почетных гостей, принимали поздравления с открытием заведения, перекидывались остротами, обсуждая наряды некоторых дам и мадмуазелек.
– Это на ней гофли – Не гофли, а гольфы, это модно – Дурак, это не для моды, а чтобы трусики снимать, не снимая туфель – Не понял.
– Чего не понять, дурак, так бы надо было бы сперва колготки снимать…
– Ну – Баранки-гну! А колготки снять, надо и туфли скидывать, а с гофлями, тьфу, с гольфами можно трусики не вылезая из туфель снять…
– Слушай, а нахрена ей трусики снимать не вылезая из туфель?
– Ну, ты вообще дурак, а как же она без каблуков стоя трахаться с ним с таким с высоким будет?
– А-а-а, понял!
За светской беседой Сева успевал еще и подавать незаметные для посетителей знаки своим подчиненным – администратору Лене Веселовской, чтобы та подгоняла официантов и следила бы за поддержанием относительного порядка на фуршетных столах, но главное, Сева корча выразительные рожи, мигал и подмигивал своему арт-директору Максиму, чтобы тот веселил и занимал гостей, не давал бы им скучать.
– Дамы и господа, впереди у нас длинная ночь полная самых интересных приключений, – в бескордовый радио-микрофон вещал одетый в черный фрак Максим Тушников, – подкрепляйтесь шампанским, подкрепляйтесь икрою и готовьтесь к долгой ночи удовольствий.
– От икры стояны хорошие, – беря уже шестое канапе, осклабился один из стоявших рядом с Максимом гостей, – от икры стоит потом как Карбышев на морозе.
Музыканты – небольшого ждаз-оркестра с духовой секцией, потихохоньку занимали свои места и девочки из кардебалета нетерпеливо выглядывали из-за бархатного, украшенного блестками занавеса.
– Дамы и господа, – не унимался Максим. Ему предстояла длинная и нервная ночь, и он поэтому уже глотнул немного коньяку, но не закусывая, натощак, чтобы голова варила пошустрее и чтобы при этом не хотелось спать.
– Дамы и господа, сегодняшняя программа открытия нашего клуба Непристойный и неприличный Максим, будет отмечена не только беспроигрышной лотереей и беспрецедентным секс-аукционом, где будут выставлены лучшие секс-лоты Санкт-Петербурга, гвоздем нашей сегодняшней программы станет выдача и презентация супер-пупер приза, который обязательно будет вручен одному из счастливчиков или одной из счастливиц…
Максим улыбчиво балаболил в свой микрофон, а глазами трезво рыскал по лицам гостей, ища среди них свою опасную врагиню, Алису Хованскую, которую боялся пуще огня.
– Подсидела меня на телевидении, так она и здесь мне всю малину испортит.
Но Алисы, слава Богу, пока не было видно.
– Чтоб она в пробке застряла, чтоб она каблук сломала или с моста в Неву вместе со своим "майбахом" свалилась, – мысленно пришептывал Максим.
Примерно в пол-двенадцатого, уже хорошо накаченную шампанским, водкой, текилой и всем тем, чем бесплатно угощал сегодня местный бар, публику, стали приглашать в зал.
Раскрашенные художником-бодигардистом сисястые девочки, тряся вибрирующими молочными железками затрусили на своих высоких каблучках в туалет – смывать грим, а Максим, как сегодняшний конферансье и ведущий, не мог себе отказать в удовольствии, приглашая и ласково провожая гостей в главное зало – потной ладошкой, плашмя трогал дам и мадмуазелек за обнаженные спинки, благословляя Кардена и Нину Риччи за то, что те еще не разучились делать настоящие вечерние платья.
– А что будет за супер сексуальный приз? – поинтересовалась одна из облапанных Максимом блондинок, что шла, держась за плечо высокого и пузатого господина в классическом английском смокинге.
– Потерпите, мадмуазель, эйе ву пасьянс*, – с улыбкой ответил Максим, – я непременно об этом расскажу, прежде чем начнется наше шоу.
Хованская ввалилась незаметно.
Где-то в пол-второго ночи, вместе со своим менеджером и антерпренером Димой Розаном и высоким бодигардом Володей, хоть и разоруженным при входе охраной, что по инструкции забрала и положила в сейф его служебный пистолет, но остававшимся при своих ста килограммах натренированного в спортивных залах тела.