«Верно, — подумала она. — У войны свой этикет, в котором неумение дать врагу возможность выставить себя дураком само по себе уже неудача. Челефи просто забросил мне, как говорится, „пустой крючок“, рассчитывая, что я вдруг проглочу его».
В конце концов, она же женщина.
Однако тот факт, что он прибыл лично… Это меняло всё. Теперь получалось, что Челефи предоставил ей возможность сделать то же самое. А это означало, что приглашение не рассчитано на то, чтобы убить её. И в свой черёд указывало, что сам он едет не для того, чтобы погибнуть, то есть визирь Имасьял Чандар Челефи, прославленный кашмирский полководец и самозваный лорд, действительно хочет о чём-то договориться.
«Но зачем?»
— Приготовьтесь, — сказала Милена генералу Летречу. — Мы убьём его после того, как выслушаем.
Мысль о необходимости убийства смутила её лишь на мгновение — не больше.
«Там, за холмами, спрятались тысячи кашмирцев, — подумала императрица. — Какие мерзости они готовят? Какую тактику разработали? Какое место в ней занимает их предводитель?»
Это уже не важно. Мирадель решила, что убьёт Челефи — здесь и сейчас, а потом разобьёт всё его войско, сбросив обратно в море, откуда они и приплыли.
Она сделает это. Милена ощущала это с беспощадной уверенностью. После стольких лет кровопролитий, устроенных её мужем, она имела право на собственную меру чужой крови.
Женщина вспомнила Лотти и её веки затрепетали.
«За Челефи последует и Кашмир. Но на него обрушится не вода, а кровь, в которой захлебнутся они все — до последнего, — прикинула императрица. Она не намеревалась более сталкиваться с такой угрозой. Тем более когда она повторялась раз за разом. — Не верю, что даже думаю о таком, но Дэсарандес обошёлся с ними слишком мягко. Кашмир следовало наказать не убийством знати, а уничтожением всех и вся».
Аристократию, как осознала Милена, наказывать нужно иначе.
«Я займусь этим после войны. А лучше оставлю на попечение мужа», — подумала она. Однако, будь у неё возможность, она провела бы чистку знати, разгребая эту помойную яму, которая сказывалась на всех направлениях: от её министров, до армейских офицеров.
Знатные лорды легко и непринуждённо покупали должности для своих сыновей — третьих, четвёртых и далее по списку. Почти все из них были сионами, а потому пользовались властью, не особо заморачиваясь наличием или отсутствием командирских умений.
Мирадель мотнула головой. Рано думать о чистках (не зря её прозвали «Кровавой»), следует сосредоточиться на текущей ситуации.
— Когда я скажу: «Благослови нас, Хорес»… — обратилась она к генералу и посмотрела на кашмирцев, как бы ожидая с их стороны некоего мистического подтверждения. Дыхание её, всё это время чудесным образом остававшееся непринуждённым, напряглось, так как всадники уже почти завершили свой путь, — … тогда убейте его.
Уже через пару минут кавалеристы преодолели последние участки пути и замедлились. Милена отметила, что одеты они были разнородно и не имели единой формы. Более того, всадники казались дикарями, будто варвары из Тразца. Часть конных могла похвастать трофейными доспехами Империи, чужими плащами, элементами экипировки и даже сёдлами. Имелись среди их амуниции и чисто кашмирские, покрашенные в светлые цвета, традиционные для жаркого климата. Жилистые кони явно изголодались, рёбра тигриными полосами проступали на их боках.
«Они гнали коней, — припомнила Мирадель слова Дэбельбафа, — это значит, животные утомлены и ещё не в должной мере пришли в себя, даже несмотря на тот факт, что осада длится не первый день».
Сомнения читались на лицах новоприбывших. Милена легко разглядела их под притворными ухмылками победителей. Восставшие не были уверены, что сумеют взять Таскол.
Кашмирцы доехали до маленького столика, стоящего в тени величественных стен. Копыта их коней окружала поднятая пыль. Мирадель, отчего-то уверенная, что кто-то из всадников непременно перевернёт столик, даже опешила, когда все они дисциплинированно остановились.
Огромное, но неплотное облако пыли поднялось перед кавалерией, угрожая перехлестнуть через бойницы, у которых стояла императрица, однако вечный ветер, дующий от Аметистового залива, немедленно утащил его в глубь суши.
Перед глазами Милена предстали кашмирцы, превратившиеся из тонких силуэтов в живых людей. Женщина внимательно разглядывала их, разыскивая лидера.
Вот он. Челефи. Смуглая кожа, большой нос, аккуратная бородка клинышком, успевшая слегка запылиться. Этот человек не производил впечатление опасности. Он казался простым. Обычным.
И всё же, украшения, осанка, надменность во взгляде, рунный плащ, тонкая кольчуга и изысканные ножны, в которых торчал его клинок, не дали бы ошибиться.
«Мой враг».
— Возмутители спокойствия! — громко прокричала Милена, поддавшись припадку ярости. — Убирайтесь обратно, в свои нищие дома и скудную землю! Или я засыплю окрестности костями ваших соплеменников!
Настало мгновение полной изумления тишины, а следом и смех. Вначале самого Челефи, а потом его всадников.
— Ох, прошу прости меня и моих людей, — спустя несколько секунд проговорил великий визирь, поправляя исписанный рунами шлем. — Женщины Кашмира обычно не ведут себя подобным образом, хоть мы и позволяем им властвовать в наших сердцах, — он с насмешкой покрутил рукой, подбирая слова, — и в наших постелях.
Вокруг и позади него послышались новые смешки. Челефи огляделся по сторонам с лукавой и по-мальчишески открытой улыбкой.
— Оттого твои слова показались нам забавными, — закончил он.
Милена ощутила, как напряглись её придворные. Каждый из них был готов с пеной у рта защищать свою императрицу. Жаль, что далеко не все были в этом искренни. Большинство хотело лишь получить её благодарность, используя его, как монеты, ради собственного блага.
Впрочем, чужой смех не задевал Мирадель ещё со времён, когда она носила другую фамилию. Будучи бедной аристократкой, вынужденной проживать жизнь среди нищих горожан, она в должной мере сталкивалась с презрением, которое источали даже те, кто не был этого достоин. Однако и такие находили в себе силы поизгаляться над превратностями судьбы, закинувшими некогда богатую и знатную семью на самое дно.
Из своего прошлого Милена вынесла одно важное правило: чем сильней смех, тем горше слёзы.
— А что говорит бог-хранитель Аримандиус? — припомнила императрица религию своего врага. — Разве не прóкляты будут те, кто осмеивает собственных матерей?
В наступившей тишине какой-то дурак заржал с высоты на восточной башне, пока под звуки далёких сигналов кашмирских горнов, руководящих то ли учениями, то ли построением, Челефи обдумывал ответ.
— Ты мне не мать, — наконец произнёс он.
— Но ты, тем не менее, ведёшь себя как мой сын, — вдохновенно продолжила Милена, — непослушный и приносящий одни лишь несчастья.
На лице визиря появилась настороженность.
— Подозреваю, что ты привыкла к несчастьям, — бросил он. — Ты — крепкая и стойкая женщина, умеющая держать удар. Но ты не из нас, кровавая императрица. И Кашмир никогда не покорится ни тебе, ни таким как ты, даже если это будет сам Дэсарандес.
Мирадель прищурилась.
— Тогда зачем ты пришёл сюда, Челефи? — напрямую спросила она.
Лидер мятежников закатил глаза, словно проявленное по отношению к ней терпение уже утомило его.
— Из-за твоего мужа, бессмертного императора, Господина Вечности, Дарственного Отца и попросту демона, который возлежит с тобой, склоняя Империю и весь мир одной лишь своей волей. Ты даже не представляешь, что он делал в Кашмире и что делает прямо сейчас. Планы внутри планов, двойное дно в каждом слове, хитрость и просчёт во всём — даже в поражении.
Он покачал головой.
— Боюсь, что твой муж был недугом моей души…
Произнося эти слова, он направил своего великолепного белого скакуна к другой стороне столика с золотыми предметами, однако коротким движением поводьев развернул коня обратно.
— Каждый его урок, увы, причинял нам боль! Но мы научились, императрица, научились делать как он: прятать уловки в уловки, всегда думать о том, как это воспримут, прежде чем вообще начинать думать!
Милена нахмурилась и посмотрела на Косто Лоринсона, совет которого читался в полном напряжения взгляде.
«Отдай приказ, моя госпожа, — будто бы умолял он. — Прикажи убить этого змея».
Но она медлила.
— Ты всё ещё не ответил на мой вопрос, — вместо этого произнесла Мирадель.
Челефи широко ухмыльнулся.
— Напротив. Я ответил на всё, императрица.
Милена моргнула. Странная тяжесть обрушилась на неё. Лицо Челефи словно бы исказилось, а его тень дрогнула, начав жить собственной жизнью.
«Колдовство?» — прикинула женщина.
Лидер восстания поднял кулак, который застыл напротив его рта. Разжав его, он продемонстрировал небесно-голубую жемчужину, диаметром не более сантиметра. Короткое мгновение визирь смотрел на неё, а потом дунул.
Вспышка синевы. Жемчужина обратилась потоком, который стремительным облаком окутал стену — её вершину. А в следующий миг облако соединилось во множество фигур.
— «Куклы»! — выкрикнул генерал Летреч, сдавая назад.
Раздались ружейные выстрелы, а ещё звуки, слишком порывистые, слишком короткие, чтобы быть криками, свист выходящего из плоти воздуха.
«Маги? Челефи привёл колдунов⁈»
Фраус Гарбсон, новый капитан её гвардии, обхватил женщину широкими руками и заставил пригнуться.
Ветер закружился, влекомый могучей магией. В его потоках над стеной появилась она — Йишил, дочь Челефи. Лицо девушки демонстрировало Стигматы, а руки стремительно скрестились, создав воздушный взрыв, разметавший спешно собиравшихся солдат.
«Куклы» формировались будто бы из ничего. Каждая такая обладала телосложением и силой обычного, не улучшенного алхимией и магией бойца, но их было много, а нападение оказалось внезапным.
Снизу, от других всадников, среди которых находились замаскированные волшебники-кашмирцы, полетели стихийные чары, начавшие истязать камень стены́ и защищающих её солдат.