Он, словно родной дед, попенял мне за излишне резкое поведение.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — влез Бейес. — Но лейтенант никогда не отличался кротким и всепрощающим нравом, а в бою, как волшебник, стóит пятерых колдунов, ведь не просто так носит титул Сокрушающего Меча Кохрана. Травма руки не играет для такого мага никакой роли, а вот злости добавляет изрядно. Поверьте, только высочайшая выдержка позволила лейтенанту ограничиться пощёчиной, а не разорвать тело советника Илазия Монтнара на куски своим излюбленным потоком кипятка под бешеным давлением. Тогда с неба до сих пор падали бы кусочки варёного фарша — на радость всем окрестным псам.
Нородон задумался и плотнее закутался в длинный плащ.
Бейес ехидно мне подмигнул.
— Лучше поспешим, сэр, — произнёс он.
Толпа на площадке сохраняла гробовое молчание и взорвалась криками лишь когда мы оба скрылись в проходе между шатрами.
Мы быстро перебирали ногами — нужно было дотащить бедолагу-слугу до лекарей, а потом ещё успеть на собрание Логвуда.
— Всё-таки меня поражает, как они упорствуют — верят, что мы переживём этот поход, — внезапно произнёс Бейес.
О, как. А я думал, что один сомневаюсь в успехе. Однако одно дело — обсуждать подобное с Маутнером или Логвудом, другое — с парнем, ниже меня по званию. Не положено вышестоящим сомневаться в успехе. Ой не положено!
— А в тебе нет такой веры, боец? — поинтересовался я.
— Нам не дойти до Магбура, сэр, — шмыгнул он носом и натянул на лицо дурацкую лыбу. — А эти кретины пишут петиции, жалобы — на тех самых людей, которые спасают им жизнь.
— Очень нужно поддерживать иллюзию порядка, Бейес. Во всех нас, — отвернулся я.
Соратник насмешливо скривился.
— Не заметил, как ты там проявлял сочувствие, лейтенант.
— Само собой, — хмыкнул я.
Мы покинули лагерь знати и вошли в хаос тропок между повозками с ранеными. Голоса вокруг сливались в немолчном хоре боли. Нутро болезненно сжало. Даже без регулярных налётов сайнадов ситуация не стала сильно лучше. Походный госпиталь — пусть и на колёсах — нёс в себе глубокое чувство страха, вопли отчаянной борьбы за жизнь и молчание смирения, поражения. Многочисленные утешительные покровы жизни здесь были сорваны, а под ними — раздробленные кости, внезапное осознание смерти, пульсирующее, как обнажённый нерв.
Эти понимание и откровение создавали посреди промёрзшей земли такую густую атмосферу, о какой жрецы могли только мечтать в своих храмах. Страх божий — это страх смерти. Там, где люди умирают, боги уже не стоя́т между ними и смертью. Там заканчивается благословенное заступничество. Они отступают назад, и ждут с другой стороны. Смотрят и ждут.
— Нужно было другой дорогой идти, — пробормотал Бейес.
— Даже если бы у нас не было раненого на лошади, боец, — заметил я, — было бы правильно пройти здесь.
— Зачем? Я уже выучил этот урок, — напряжённым тоном ответил он.
— Судя по сказанному сегодня, я бы предположил, что урок, который ты выучил, отличается от моего.
Парень вздрогнул, а потом поправил потёртую форму, пестрящую заплатками.
— Неужто тебя это место бодрит, Изен? — откровенно спросил он. — Ты, конечно, сам из категории целителей, но…
— Я бы сказал, что оно делает сильнее, хоть это и холодная сила, признаю. Забудь о жрецах, королях и богах. Вот что мы есть. Бесконечная борьба без прикрас. Исчезают идиллия, обман собственной важности, ложная скромность собственной незначительности. Даже когда мы сражаемся в глубоко личных битвах, мы едины. Здесь все равны, солдат. Это урок, и мне кажется, не случайно безумной толпе в золоте и бархате приходится идти вслед за этими повозками.
— Однако немного же этих кровоточащих откровений запятнали умы знати, — проворчал Бейес.
— Да ну? А я вот ощутил в них отчаяние.
Парень приметил проходящих целителей, отчего удалось передать бессознательное тело в их окровавленные руки.
— Изен, сегодня поможешь? — спросил один из них.
— Наплыв? — приподнял я бровь.
— Отравление — восемь человек, драки — пятеро, одно падение с лошади, одному мужику перебило пальцы тележным колесом. Двенадцать с ножевыми ранами. Двое с пулевыми. Разведчики притащили раненого — ужалила змея. Где они её откопали — хороший вопрос, ведь к холодам местные гадюки впадают в спячку.
— И это не считая тех, кто уже у нас лежал, — прервала его усталая женщина.
— Если на собрании не надают задач, то приду, — кивнул я. — В любом случае нужно будет культёй заняться.
На этом и порешили.
Солнце коснулось горизонта прямо перед нами, когда удалось наконец добраться до главного лагеря Первой армии. Лёгкий дымок от горящих костров позолоченной вуалью висел над строгими рядами палаток. Рядом два взвода выплёскивали незнамо откуда взявшуюся энергию, решив сыграть в мяч, где в роли последнего выступал кожаный подшлемник. Вокруг столпились крикливые болельщики. В воздухе звенел смех.
Мне вспомнились слова Маутнера, который говорил их ещё в Фирнадане: «Иногда нужно просто ухмыльнуться и плюнуть смерти в рожу». Солдаты сейчас делали именно это, выкладывались в пику собственной усталости, прекрасно зная, что издали, с многочисленных холмов, на них смотрят разведчики сайнадов.
До Дахабских гор оставался день пути, и закат полнился обещанием грядущей битвы.
У входа в командный шатёр Логвуда стояли на страже два пехотинца, и одного из стражей я узнал сразу.
Безымянная воительница, с которой я столкнулся ещё в Фирнадане, в решающем бою против генерала Иставальда, кивнула.
— Сокрушающий Меч, — произнесла женщина.
Было во взгляде её бесцветных глаз что-то такое — словно невидимая рука коснулась груди, — и я вдруг онемел, кивнул ей, а потом прошёл мимо.
— Ай да лейтенант, ещё одна попалась в твои сети, — пробормотал Бейес, как только мы оказались внутри шатра.
— Ни слова, солдат, — буркнул я, но не обернулся, чтобы суровым взглядом пронзить ухмылявшегося парня, несмотря на сильное желание. Нет уж, с той воительницей мы… всё уже решили. И вообще, что-то многовато женщин внезапно собралось вокруг. Даника, Силана, теперь вот эта… Я что, не среди отступающей колонны, которую регулярно терзают враги, а на балу, среди скучающей процессии имперских дворян?
— Неужто? — нашёл меня глазами капитан. — Хорошая работа Бейес, а теперь более не задерживаю.
Намёк прозвучал весьма явно, отчего боец заворчал и выбрался наружу.
Я шагнул к собранию ближе, осматривая народ.
Логвуд стоял у центральной опоры шатра, выглядел он мрачно. Эдли и Лодж с одинаково хмурыми лицами сидели рядом на походных стульях. Маутнер стоял неподалёку, скрестив руки на груди. Рядом с ним возвышался Гаюс. Вождь Торкон и маг Вешлер — закутавшийся в меховой плащ, — стояли в тени у дальней стенки шатра. Гралкий Дуф, как бедный родственник, примостился с краю. Атмосфера была напряжённая и давящая.
Бригадир Райнаб Лодж откашлялся.
— Вешлер рассказал, что Зилгард применил ритуал «чтения земли», что бы это ни значило, — поведал он. — Благодаря ему маг узнал, что сион, который помог на вылазке против ожившего сайнадского мертвеца, всё ещё где-то неподалёку. Зилгард вывел нашу разведку на его следы. Патруль всадников врага был вырезан подчистую: имперские ножи. Часть демонстративно оставили, потому что если бы убийцу спугнули, то тела достались бы сайнадам, которые раздели бы своих, забрав всё имущество. Но нет, трупы продолжили лежать во всём великолепии на поживу падальщикам. С ножами внутри. Выходит, либо их огромный запас, либо это знак. Для нас.
— Но к нам этот «союзник» не вышел, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс я.
— Именно, — Лодж пожал плечами.
— Этот ритуал требует очень большой практики. Получить ответы — как читать следы на земле. Нужен опыт и знания, — слабо шевельнулся Вешлер, похожий в своём плаще на чёрную ворону, сидящую на заборе. — Та же Империя или Сайнадское царство не обучают такому своих колдунов — что-то получаться начинает только к концу их жизни. Очень непрактично.
Я посмотрел на него более пристально. Парень улыбнулся.
— Мало точной информации, — поведал клановый волшебник. — Или Зилгард не сумел в должной мере её интерпретировать.
Очередной тычок мне по носу. Напоминание, что мир сложнее, чем я думал. Ритуал чтения земли! Что это? Ответы появляются в голове? Или нечто, похожее на некромантию с её возможностью изучить память недавно умерших?
— Если этот сион не выходит на связь, значит есть резоны, — сказал Гаюс. — Если судить по имперским ножам, то скорее всего это кто-то из выживших после фирнаданской бойни.
— Тогда почему он не сбежал с остальными? — спросил генерал Эдли. — В чём логика?
— Есть что-то, чего мы не знаем, — громко вздохнул Маутнер. — И имперский сион, причём весьма умелый, который бродит рядом, тому свидетель. Может у него индивидуальное задание от Дэсарандеса?
Теперь понятно, почему Логвуд столь мрачен.
На долгое время шатёр погрузился в тишину.
— Ну хорошо, а теперь давайте о серьёзном, — прервал молчание Лодж, вытянув ноги. — Младший воевода Пилекс Зарни нагонит нас возле Дахабских гор. Это факт. Слишком крутой подъём и слишком узкие тропы. Безусловно мы сможем хорошо закрепиться и попробовать отбросить его, но в таком случае беженцев нужно будет бросить им на поживу.
— Не вариант, — буркнул бородатый вождь Торкон. — Слишком много мы с ними провозились, чтобы бросать теперь.
— Никто и не собирается, — фыркнул Гаюс. — Так… прикидываем возможности.
— А возможность одна — закрепиться у подножия и ждать, пока беженцы взберутся в гору по единственной нормальной дороге, — отрезал Эдли. — Понятно, что нужно будет каким-то чудом сдержать превосходящую нас по меньшей мере в пять раз армию, но выбора всё равно нет.
— Там должен подойти генерал Хельмуд Дэйчер. Он давно опередил нас, собирая людей по крупицам — то тут, то там, — пояснил Лодж. — Связь мы держали регулярно, а потому о нашем положении он знает. А вот сайнады о нём — вряд ли. Слишком уж далеко Дэйчер успел уйти.