Проход окончательно закроют ближе к утру, когда будет решительно понятно, что больше никто не придёт. Только враги. А мне, похоже, к этому времени нужно будет ещё успеть нанести руны на собранные укрепления, добавляя им прочности…
Рядом со мной встал Крамер Моллиган. Глава артиллеристов кивнул, наблюдая за тем, как я наносил последнюю рунную цепочку, после чего пушку взваливали на хлипкую телегу и легко втаскивали на гору — к ровному ряду других таких же. Артиллерию разместили на подъёме, с полным обзором на происходящее место будущей схватки.
— Пристреливать не стали, пусть будет сюрпризом для этих тварей, — проговорил Моллиган. — К тому же, ядер и пороха маловато.
— А если кто-то из сайнадских колдунов попробует уничтожить их одной стремительной атакой? — кивнул я на открыто стоящие пушки. — Может лучше было спрятать их поглубже? Пусть место будет не столь удобным…
— Я уже приказал расставить подле них людей с антимагическими амулетами, — улыбнулся Крамер. — Не идеально, но на какое-то время нас точно защитит.
— Что же, рад, что подобный момент не был упущен.
Какое-то время Моллиган молчал, а я просто отдыхал, отряхивая руки. Скопившееся тепло было даже приятно, но я знал, что если оно продолжит набираться, то подобное не приведёт ни к чему хорошему.
— Я слышал, — спустя пару минут заговорил артиллерист, — что многие кочевые племена, проживающие на территории Сайнадского царства, живьём снимают кожу с каждого человека, у которого найдут коловорот. Но говорят уж о том, что если перед битвой десятку-другому солдат пройтись перед нашими линиями — то никто уже не отважится на конную атаку. Лошади ломают ноги. Скверная штука эти ямы.
— Зарни не столь глуп, чтобы купиться на такую уловку, — вздохнул я, провожая взглядом колдуна, летевшего сверху вниз. — Он прикажет своим волшебникам поднять бурю, засыпав нас землёй…
— И тогда наши маги отразят их колдовство, — хмыкнул Крамер. — Одни чары уравновешивают другие чары, а потому судьба сражения окажется в руках простых солдат. Так всегда и бывает.
— Так и бывает, — снова вздохнул я.
— Эй! — артиллерист махнул разведчику-оборотню рукой. — Ты их видела?
Обернувшись, я понял, что это Даника. Девушка отряхнула мокрые от снега волосы. Отчего-то, глядя на неё, мне стало стыдно. Я… хм… изменил ей? Нет, ведь мы так и не начали отношения. По сути, я вернулся к своей… жене? Пожалуй. И пусть брак у нас не был заключён, но совместный ребёнок значит многое.
— Десять километров, — кивнула волшебница. — Чуть замедлились. Но это основное войско. Разведка ближе — около километра.
— Идут ровно, даже не пытаются как-то обмануть нас, — проговорил я.
— Зарни отлично знает, что мы здесь застряли, — с лёгким раздражением сказала Даника. — Он даже не особо спешит. Считает, что просто придёт и заберёт своё. Более того, уверена, даст ратникам как следует отдохнуть перед утренней бойней.
С вершины гор, небось, уже видно его войско, — подумалось мне. Но смотреть самому не хотелось. И так дел полно.
— Уверенность в победе — это нормально, но… — Моллиган замялся. — Я слышал, что комендант Логвуд уже успел как следует прищемить младшему воеводе хвост. С чего ты взяла, что сайнады рассчитывают на победу сейчас?
— Потому что они поют. — Чародейка пожала плечами. — Я подлетела ближе и услышала их. Сайнадский акцент здорово мешал понять суть, но это весёлые, боевые песни, те, что звучат на победоносной войне. — Глаза её потемнели. — Когда человек слышит такое пение из уст вражеской армии, он знает, что его страна гибнет. Они идут сюда ради добычи и убийства.
Никто ничего не сказал. Возражать не было смысла.
Глава 7
«События, в грандиозности своей подобные облакам, зачастую низвергают в прах даже тех, кто сумел устоять перед величием гор».
Святитель Холгук, «Откровение о небе».
Малая Гаодия, взгляд со стороны
Приходили сны, тёмными тоннелями под усталой землёй…
Горный хребет на фоне ночного неба казался плавным и похожим на бедро спящей женщины. На нём расположились два силуэта, чёрные на фоне невозможно яркого облака звёзд. Мужчина, сидящий скрестив ноги, подобно жрецу, и по-обезьяньи склонившийся вперёд и неведомый силуэт, облачивший его, словно мантия.
Правитель Империи Пяти Солнц смотрел на мужской силуэт, но не мог пошевелиться. Казалось, вращалась сама земля — как колесо свалившейся набок телеги.
Неведомый силуэт Хореса постепенно расширялся во все стороны, поглощал пространство вокруг. Его голос слышался, но исходил отовсюду:
— Я воюю не с людьми, а с их Богиней, — промолвил он.
— Однако погибают одни только люди, — ответил Дэсарандес.
— Поля должны гореть, чтобы оторвать Её от земли.
— Но я возделываю эти поля.
Тёмная фигура императора поднялась на ноги и оказалась укутана во мрак. Мирадель шагнул по направлению к центру окружившей его тьмы. Сделал он это уверенно, подобно сути железа — непроницаемо и твёрдо. И посмотрел прямо на бога.
Силуэт Хореса застыл перед ним, созерцая Дэсарандеса в ответ — как случалось не раз — его собственными глазами с его собственного лица, хоть и без золотящего львиную гриву его волос ореола.
— Тогда кому, как не тебе, и сжигать их?
Окрестности Таскола, взгляд со стороны
— Не-е-ет!.. — взвыл визирь Имасьял Чандар Челефи.
Кальпур, второй посол Сайнадского царства, застыл, вглядываясь в тесное сумрачное нутро большого шатра, сделав лишь три шага внутрь, как того требовал протокол. Челефи стоял возле собственного ложа, взирая на предсмертные судороги своей дочери, Йишил — или Кукольницы, как её звали кашмирцы и бахианцы.
«А он разжирел, — подумал Кальпур, глядя на лидера мятежа, всегда казавшегося стройным и моложавым, хоть перешагнул за полсотни лет. — Возможно из-за стресса».
Фира устроилась неподалёку на обитом парчой диванчике. Её тёмные глаза поблёскивали золотом на самом краю полумрака. Взгляд жрицы Амманиэль не разлучался со скорбящим визирем, отвернувшимся от женщины — похоже, что преднамеренно. Она смотрела и смотрела, сохраняя на лице выражение неподдельного ожидания и наполненного лукавством пренебрежения, с каким ждут продолжения прекрасно известного сказания о самом презренном из негодяев. Выражение это помогало ей выглядеть молодой, какой она и должна была казаться.
Блестящие края и поверхности проступали сквозь всеохватывающие тени, напоминая о доле добычи, награбленной лордом Челефи по пути. Фарфоровая посуда, серебряные столовые приборы, множество украшенной рунами одежды, артефактная мебель…
Послу казалось, что огромный шатёр был завален ценностями, будто мусором. По ним ходили, на них плевали и не обращали внимания — будто камни на мостовой.
Такова была сцена, посреди которой прославленный Имасьял Чандар Челефи обозревал собственную судьбу.
— Не-е-ет! — снова и снова кричал он, обращаясь к распростёртому на ложе телу.
Кашмирские всадники успели подобрать тело Йишил, прежде чем окончательно отступить от неприступных стен Таскола. Рискованное нападение, на которое Челефи делал ставку, провалилось. Теперь ему оставалось лишь клясть богов.
Перекрещённые кривые сабли, герб Кашмира, чёрно-золотое знамя его народа и веры, было сброшено на пол и в полном пренебрежении стелилось под ноги ещё одним ковром. Белый конь на золотой ткани, знаменитый стяг прославленной в прошлом кашмирской кавалерии, которым Челефи пользовался как личным штандартом, свисал с древка потрёпанным и обгоревшим — после той самой битвы, где пала Йишил.
Кальпур уже слышал негромкие голоса диких пустынных кочевников, бормотавших и перешептывавшихся между собой. Они говорили, что дело это совершила кровавая императрица. Женщина Господина Вечности, прокля́того демона, сразила последнюю надежду Кашмира на независимость.
— Что они скажут? — со своего дивана проворковала глава культа Аммы, не отводившая глаз от визиря. — Насколько ты можешь доверять им?
— Придержи свой язык, — буркнул Челефи, неловко, словно повиснув на незримых нитях, склонившийся над павшей дочерью. Лидер мятежа поставил всё на девушку, чьё мёртвое тело сейчас лежало на шёлковых покрывалах — последняя милость, которую даровал ей Триединый.
Неясным пока оставалось лишь то, что случится дальше.
Кальпур был знаком с подобными Челефи душами, полагавшимися скорее на предметы незримые, чем на видимые, творившими идолов по своему невежеству, дабы возжелать и назвать своими те пустяки, которыми почему-то стремились обладать. С самого начала своего восстания — уже больше восьми лет! — Имасьял Чандар Челефи противостоял Дэсарандесу Мираделю. Человек не может не мерить себя мерой своего врага, тогда как император в любом случае был соперником никак не менее чем… внушительным. И чтобы соответствовать, Челефи подавал себя в качестве священного противника, избранного героя, назначенного судьбой стать убийцей жуткого демона, распространяющего веру в ложного бога и дурачащего весь свой народ. Челефи поставил перед собой цель, которой можно было добиться только с помощью удивительной силы его обрётшей ультиму дочери — что он и осознал два года назад.
Невзирая на его тщеславие, великий визирь и в самом деле оказался вдохновляющим вождём. Однако Йишил была его чудом, второй посол Сайнадского царства понимал это. Её способности были буквально созданы, чтобы сокрушать и подчинять. Без неё Челефи и его пустынное воинство едва ли было способно на нечто большее, чем осыпать ругательствами циклопические стены, защищавшие его врагов. Это Йишил покорила Ханг-Ван, Щуво и Сайбас, а не Челефи. Воинственный визирь мог взять штурмом лишь не защищённый стенами город.
Оставшись без столь могучей чародейки — её Стигматы, конечно, ограничивали Челефи по времени, но он ожидал, что план сработает, и сейчас они бы уже захватывали Таскол, а не торчали рядом в бессмысленной пародии на осаду — надежды на успех стремительно таяли.