Целое мгновение казалось, что Гаюс начнёт спорить. Но он только злобно сплюнул.
— Мне пришлось бы занимать место в слишком длинной очереди. Что теперь? Войска…
Слово взял Логвуд, отчего остальные тут же замолчали:
— По моему плану элитные подразделения, которые сохранили бóльшую часть силы и численности, сейчас должны были удерживать дорогу наверх. Сайнады, прорвавшись через пехоту, полезут к Алербо со скоростью, не сильно превышающей беженцев. И тут они столкнутся с очередным препятствием. Уставшие ратники, весь день пытавшиеся проломиться вперёд, уже надеялись на оглушительный успех — и тут новое разочарование.
— Боевой дух окажется подорван, — кивнул Маутнер. — Они отступят. На время.
— Да, — согласился Логвуд. — Даже офицеры не смогут заставить людей слепо и яростно бросаться вперёд, особенно когда пойдут потери. Они будут вынуждены встать тут. Вынуждены дать нам уйти, чтобы продолжить погоню снова.
— Ещё не все беженцы взошли наверх, осталось несколько тысяч, — произнёс я. — Два-три часа и…
Райнаб Лодж прервал меня, вскинув ладонь.
— Мы дадим вам эти два часа. Два — наверняка, больше не смогу обещать, оттого, господа, вам стóит поторопить оставшихся. Те, кто останутся, могут винить только себя. Приступить!
Приподняв бровь, я бросил взгляд на Логвуда. Аналогично поступили и остальные, после чего широко раскрыли глаза. Комендант вытянулся и отдал честь. А потом развернулся и направился в сторону склона, на ходу раздавая новые приказы.
С ним потянулись и мы.
— Чёрные Полосы прикроют отступление, — бросил мне Маутнер. На его лице виднелось раздражение. Похоже капитан был зол на Лоджа и его самоубийственный план. Не удивлён. Они дружили.
Армия снова начала перестраиваться. В живых всё ещё оставалось более трёх тысяч человек, но никаких укреплений или баррикад уже не имелось. Пороха и пуль — тоже. Тащить артиллерию наверх — не́кому и не́чем, да и нет уже для неё, считай, никаких зарядов. Истощённые маги точно не были теми, кто мог бы взяться за подобный трюк.
Резкое и быстрое распределение войск не заняло много времени, хотя Чёрные Полосы и ворчали, дескать, вся их роль свелась к короткой стрельбе из ружей и необходимости загнать пятьдесят тысяч человек на Алербо.
Безусловно всё было не так, но это не мешало людям наговаривать, злиться и желать крови сайнадов не меньше, чем противник желал нашей смерти.
Ответить на это я мог немногое:
— Так было надо, — глухо сказал я. — Открытый бой привёл бы к смерти Первой армии. Всей и полностью. Логвуд правильно сделал, что распределил нас. Он заранее предвидел именно такое развитие событий.
Если сумеем спастись и забрать хотя бы часть солдат… Ну, всё будет не так уж и плохо. Главное, чтобы нам дали на это время.
— Но при этом молчал, — безэмоционально произнёс Ворсгол.
Я пожал плечами.
— Комендант редко делится планами. Это и не важно, пока они приносят победу…
— Громкое слово, лейтенант, — вздохнул Грайс. Сапёр явно ощущал себя не в своей тарелке. Ещё бы, после такого провала с шатром Зарни! А ведь все так радовались, когда его подорвали!
— Победа не всегда кроется в демонстративном разгроме войск противника, солдат, — возразил я. — Иной раз она прячется в успешном выполнении целей армии. Наша же цель…
— Клятые беженцы, — сплюнула Килара. — Да, Изен, если смотреть с этой стороны, то случившееся можно назвать победой.
— Может ли победа быть сразу у всех? — философски протянул Ворсгол. — Зарни ведь тоже прорвётся.
— Лодж уверен, что нет. А Логвуд не зря поставил на дорогу вверх относительно свежих солдат. Мы не дадим сайнадам прорваться в горы. Не позволим ему пройти вперёд и резать людей в спину. Не сейчас.
— Не сегодня, это точно, — кивнул Ворсгол. — Но что насчёт завтра?
— Хочется ответить «это будет завтра», но я не столь жесток, — хмуро фыркнул я. — Думаю, соорудим преград, оставим небольшой заслон, который замедлит врага — в общем, выиграем побольше времени. Потом нагонять армию.
— И? — не отступал он. — Дальше?
— Ты сам знаешь, — подключилась Килара. — К чему это? Не нравится? Не доволен⁈ Иди и пожалуйся Логвуду!
— Тише, женщина, — отмахнулся Ворсгол. — Я общаюсь с лейтенантом.
— Мы идём к Магбуру, Ворсгол, — посмотрел я на него. — И попытаемся разбить врага, прячась за его стенами. Ходят слухи, что нам может прийти внезапная помощь. Подкрепление. Может от Великих Марок, может от кого-то другого. Может сайнады и вовсе вынужденно сдадут назад? Магбур — крепкий орешек, к тому же прибрежный. Голодом его не взять.
— Вот здесь ты ошибаешься, — усмехнулся Ворсгол. — Мы ведём почти полсотни тысяч беженцев, а ведь в Магбур УЖЕ набились все остальные: крестьяне ближних и дальних деревень, горожане Сауды и Олсмоса, разная знать и прочие люди. Город переполнен, но подвоз припасов возможен лишь морем. Но морем откуда? Ближайшее место — Кашмир, захваченный Империей. Остальные поставки идут издалека и отнюдь не бесплатны. На одной же рыбе мы не выживем. Её будет слишком мало.
— Намекаешь, что нам придётся лечь под Империю?
— Намекаю, что люди ещё припомнят практику «перебежчиков» — жрать друг друга. Помяни моё слово.
— Продолжим позже, — посмотрев вниз, бросил я Ворсголу. — Капитан! — дождавшись, пока Маутнер обернётся, я добавил: — Осмотрюсь.
— В бой не вступай, — нахмурился он. — Ты нужен здесь, Сокрушающий Меч.
— Почему ты вспоминаешь об этом нелепом прозвище каждый раз, когда думаешь, что я затеял какую-то дурь?
— Потому что это тебя от неё отваживает, — хмыкнул капитан. — Иди, делай, что ты там хочешь, но найди меня на обратном пути. Я буду с Торконом. Он наверняка уже в курсе о разделении армии и отступлении наверх, всё-таки не слепой. Вот только мужика не было на собрании командующих, так что правильно будет расписать ему наши планы.
Кивнув, я обернулся вороном и отправился в осторожный полёт. Первое, что я увидел, как артиллеристы рубили подставки своих пушек, потом облили их остатками зажигательной смеси и подожгли. А следом — взяли щиты и мечи у мёртвых, и встали в строй.
То, что они готовились к смерти, стало очевидно и очень неприятно.
Всего, считая с остатками роты стрелков, удерживать баррикады осталось две тысячи человек. И, пожалуй, ни один из них не вышел из предыдущих схваток без ран. Я видел их очень чётко: порванные кольчуги, гнутые шлемы, кое-как затянутая перевязь, пропитанные красным повязки, кровь, сочащаяся из ран. Они не обращали на это внимания. Щиты их были так утыканы пулями и наконечниками стрел, что наверняка весили вдвое больше обычного. Но и это им совершенно не мешало. Когда солдаты становились напротив прогорающей баррикады, в глазах их вспыхивало пламя и гордость. И нет, глупостью подобное не казалось. Пламя и гордость.
Гора мёртвых по ту сторону догорающих повозок достигала в вышину роста высокого мужчины, предполье же так густо усеивали тела людей и лошадей, что можно было пройти по трупам метров сто, прежде чем человек ступил бы на землю. В углублениях и канавах вдоль дороги кровь стояла по щиколотку. Мёрзлая земля уже не желала её пить. И всё это — их работа. Они защитили вход в долину, выстояв против атак целой армии — и дали всем время. Никто на их месте не сумел бы сделать большего.
Они удерживали позиции целый день, и я знал, что эти люди ещё не показали всё, что могли.
А на стороне сайнадов вновь шла перегруппировка. На передний план начали выезжать люди в знакомой уже форме. Гвардия Велеса.
Дахабские горы, взгляд со стороны
— Один из моих… — Галентос сделал рукой сложноуловимый жест, — предшественников, чья память передалась дальше, считал, что бог войны, Маахес, был далеко не первым носителем этого имени. Были другие. Много-много других.
— Не такая уж и невозможная теория, — Даника пожала плечами. — Боги войны популярны. Некоторые называют Хореса одним из таких. Не забывай про Кохрана из Триединства. Чего уж, иные считают, что даже Амма, богиня красоты и плодородия, не чужда резне.
— Война… — парень сжал зубы. Он, как и прочие маги, оказался распределён по нескольким телегам и теперь ехал вверх. Вокруг пробирались беженцы, которые смотрели на них с абсолютно разными эмоциями: благодарность, зависть, гнев, безразличие… — Почему она никак не оставит нас в покое!
От вспышки гнева несколько колдунов, сидящих дальше, невольно съёжились, но Даника лишь ухмыльнулась.
— Тебе смешно? — гневно воскликнул Галентос, уставившись на неё.
— Ещё как. Подумай об этом. Я перечислила несколько богов, не чуждых войне, ты — вспомнил о предшественниках Маахеса. И это только то, кого мы знаем. Даже не все верования Гаодии! А сколько их у Азур-Сабба? Пойми, Галентос, у бога войны тысячи ликов. А в былых эпохах? Десятки тысяч? У каждого треклятого племени! Все разные, но все одинаковые. — Ощупав мешочек, Даника отыскала завалявшийся орешек и отправила его в рот. — Не удивлюсь, если окажется, что все боги — лишь аспекты одного-единственного, и вся эта грызня доказывает только, что бог этот — безумен.
— Безумен?
Галентос вздрогнул. Почувствовал, как колотится сердце, точно жуткий демон на пороге его души.
— Ну, или он просто запутался. Столько враждующих поклонников, и все они убеждены, что именно их облик божества — истинный. Представь, что до тебя доходят молитвы десяти миллионов верующих, но ни один из них не верует точно в то, во что его коленопреклонённый сосед. Представь себе множество Священных Книг, Писаний, и все они расходятся друг с другом, но каждая утверждает, что лишь она — слово единого бога. Кто бы от такого не сошёл с ума?
У подножия горы находилось ещё около четырёх тысяч беженцев. Остатки той массы, что стояла в долине ещё вчера. Вождь Серых Ворóн, Торкон, а также люди из моей роты — Чёрных Полос, — сделали всё, что могли. Вот уже некоторое время наверх не разрешали тащить вообще никаких телег и скотины. Беженцы несли лишь небольшой узел вещей и ничтожный запас воды с пищей. Солдаты бесцеремонно приказывали бросать на землю тюки, если считали, что их тяжесть замедлит движение. Выжимали из людей все силы, любыми способами, разве что не кололи отстающих мечом.