Всё пошло не так, но даже в этой ситуации Улуч Али не проиграл. Теперь главное убедить в этом султана, великого визиря и всех их советников. Они должны увериться, что не проиграли именно благодаря паше Алжира.
Достаточно ли будет этого письма? Хороший вопрос. Особенно с учётом новых обстоятельств касательно личности Гассана.
Может быть послать к Его величеству другого гонца? А Гассана на всякий случай прикончить? Нет. Пусть живёт. Он ещё послужит. И он будет гонцом. Это очень хорошо, что он провалил задание Мехмед-паши и не смог развалить Лигу до сражения. Теперь, спасая свою шкуру, вытащит из болота и пашу Алжира.
Или, наоборот, утопит?
Рискованно, очень рискованно.
Пауза затягивалась.
— Что вы думаете об этих странных явлениях? — спросил Улуч Али.
Барбаросса поднял взгляд.
— На всё воля Всевышнего, — пожал он плечами, — как вы и напомнили людям.
— Однако вы весьма спокойны. Признаюсь, даже мне на какой-то миг стало очень не по себе.
— Моя служба научила меня, что нужно быть готовым ко всему.
— Но не к такому! Или вам уже приходилось сталкиваться со сверхобычным?
Гассан, до этого сидевший прямо, будто меч проглотил, позволил себе прислониться к спинке стула и запустил пятерню в свою пышную бороду.
— В своей жизни я видел всякое, но едва ли смогу найти слова, дабы поведать вам о некоторых вещах.
Улуч Али некоторое время молчал и продолжал испытующе смотреть шпиону прямо в глаза. Тот больше взгляда не отводил. Наконец, паша сказал:
— Ступайте, Гассан-эфенди. Вы поедете в Эдирне и да поможет вам Аллах.
Барбаросса встал, поклонился и вышел.
Улуч Али смежил веки, но едва задремал, как его разбудили. Явился Ибрагим-реис. Вид он имел весьма испуганный.
— Мой господин, солнце село и странности продолжились.
— Что случилось? — недовольно проворчал Улуч Али.
— Едва небосвод потемнел, стал виден Калб-аль-Акраб[18].
— Он и должен быть виден, — раздражённо перебил капитана Улуч Али.
— Да, но в это время года над самым горизонтом. Ты же знаешь, мой господин, он почти сразу скрывается и восходит Ас-Сураййа[19].
— А сейчас, что, не так?
— Не так мой господин. Его высота двадцать три градуса.
— Ты не ошибся? — Улуч Али сел на койке. — Проверил зидж[20]? Чему соответствует эта высота?
— Да, мой господин. В этом году так было в шестой день сафара[21].
— Пойдём.
Они поднялись на палубу. Улуч Али потребовал астролябию, нашёл взглядом звезду и посмотрел на неё через диоптры. Всё верно, Ибрагим-реис не ошибся. Паша провёл в море большую часть жизни и без записей знал, что в это время года Калб-аль-Акраб не должен появляться так высоко после захода солнца.
Всевышний не ускорил время, он перенёс их назад, в шестой день сафара. Если это действительно так, если это не наваждение шайтана, то понятно, куда делся флот кафиров. Он ещё даже не собрался в Мессине.
Шайтан…
Но это было ещё не всё. Стрелка компаса не указывала на Аль-Рукабу[22]. Вместо положенных трёх градусов звезда отклонилась на все шестнадцать и теперь правильнее было Полярной звездой называть не её, а Аль-Кохаб, как это было тысячу лет назад, когда эта звезда и получила своё имя[23].
Паша Алжира решил, что верно повредился рассудком. Он поднял растерянный взгляд на капитана. В глазах Ибрагима плескался ужас. Его помощник, стоявший рядом, вполголоса торопливо молился.
Улуч Али с трудом поборол оцепенение.
— Подать сигнал Кари Али и Алемдару-паше. Пусть немедленно прибудут сюда.
Ибрагим кивнул.
Помигали кормовым фонарём, прикрывая и открывая его щитами. Наблюдатели на двух крупнейших после "Аль-Бахт" галер сигнал не проспали. "Аль-Муджахид" шейха Кари Али и "Аль-Зафира" Алемдара-паши, заместителя бейлербея Алжира, поочерёдно приблизились к корме флагманской галеры, и капитаны перешли на неё. На совет позвали так же Махди Аль-Джабира, ибо он слыл весьма образованным мужем.
Алемдар-паша, напряжённый будто лук, не спрашивал, зачем его вызвали. Он и его люди тоже обратили внимание на странное положение звёзд. Шейх Кари Али выглядел более спокойным, но перебирал чётки быстрее обычного, что так же выдавало волнение.
Улуч Али быстро обрисовал суть дела. Во время его речи Алемдар-паша мрачно кивал, а шейх, известный алжирский богослов и знаменитый воин, приглаживал седую бороду. От Улуч Али не укрылось, что пальцы шейха чуть дрожат. Кари Али был почти на десять лет старше паши Алжира, но все знали, что он крепок телом и до сих пор лично участвует в сражениях. Так было и в минувшей битве.
— Если это наваждение, ниспосланное шайтаном… — начал было Алемдар-паша.
— …то мы должны сообща усердно молиться, — перебил его шейх, — ибо сказано: "Придерживайтесь большинства и остерегайтесь разделения! Воистину шайтан бывает с одним, а от двоих он бывает дальше". Скажи: "Господи! Я прибегаю к тебе от наваждений шайтана".
— Твои слова, почтенный Кари Али можно истолковать и так, что шайтан не в силах сотворить подобный морок сразу для тысяч правоверных, — заметил Улуч Али.
— Воистину так, — кивнул шейх.
— Стало быть, это не его козни, а воля Аллаха?
— На всё воля Всевышнего, — подтвердил шейх.
— Но раз это так… — пробормотал Алемдар-паша, — раз мы не сошли с ума, звёзды и глаза не обманывают нас, какое же можно дать всему этому объяснение?
— Махди, что ты можешь сказать об этом? — спросил Улуч Али.
— Мой господин, я всего лишь скромный врач, — опустил взгляд Аль-Джабир, — не звездочёт и даже не моряк…
— Не скромничай, — перебил его паша, — я прекрасно знаю, что ты прочитал множество книг не только об исцелении болезней, но и о природе вещей.
— Что ж, насколько мне известно, с тех пор как люди обратили свой взор на небо, и записали законы движения звёзд, установленные Аллахом, те никогда не нарушались, — сказал врач.
— Не хочешь ли ты сказать, Аль-Джабир, что законы звёзд незыблемее воли Всевышнего и даже он не в состоянии изменить их? — недобро прищурился шейх. — Будь осторожен, костоправ, ты ведёшь опасные речи.
— Я вовсе не это хотел сказать. Отвечу тебе словами Аль-Кушчи[24], о достопочтенный Кари Али, — с улыбкой ответил врач. — Мы определенно знаем, что, когда мы покидаем наши дома, горшки и чашки не превращаются в учёных, рассуждающих о геометрии и теологии, хотя это и возможно волею всемогущего Аллаха.
Шейх поджал губы, но возразить не успел. За врача вступился Алемдар-паша.
— Любой моряк скажет тебе, о достойнейший Кари-Али — нынешнее положение звёзд никогда прежде не следовало за тем, что наблюдалось прошлой ночью. Однако и сейчас звёзды стоят на местах, определённых для них Аллахом. Просто места эти соответствуют иному времени года.
— Без сомнения, Аллах всемогущ, однако он не изменил собственные установления движения звёзд, — добавил Улуч Али. — Ты сам, почтеннейший Кари Али подтвердил, что мы не могли быть ослеплены шайтаном, следовательно, объяснение одно — Всевышний повернул время вспять. Сейчас лето. И на это указывают не только звёзды, но и спокойное море.
Складка меж бровями шейха разгладилась, и он медленно кивнул.
— Что ж, должен отметить, что и ночной хлад не пробирает меня до костей, как минувшей ночью. Потому я доверяю вашим знаниям и не вижу причин для спора.
— Но зачем Аллах сотворил такое? — задумчиво пробормотал Аль-Джабир.
— Может быть для того, чтобы мы могли предупредить Муэдзинзаде о грядущем? — предположил Алемдар-паша.
Шейх посмотрел на него с неодобрением, а на врача и вовсе покосился так, будто заподозрил в нём мунафика[25].
— Смертному не постичь мотивов Всевышнего, — сказал Кари Али.
Алемдар-паша опустил взгляд. Он был убеждённым кадаритом[26] и всегда с трудом принимал решения, если из всех предначертанных ему путей не видел очевидно праведного. Улуч Али напротив, слыл человеком решительным. При этом он считал, что Аллах уже испытал его и все последовавшие успехи есть следствие верно выбранного пути. Потому теперь сомнения посещали бея над беями достаточно редко. Он был человеком дела и быстрее всех справился с мимолётным смятением.
— Преждевременно обсуждать, как мы должны поступить, — сказал паша Алжира, — ибо есть ещё кое-что пока необъяснимое.
Это самое "пока" он выделил интонацией.
— Махди, напряги память, подтверди либо опровергни — верно ли, что в прошлом в неподвижном центре неба находилась Аль-Кохаб-аль-Шемали, а не Аль-Рукаба?
— Насколько мне известно, да, — кивнул врач. — я вроде бы встречал в книгах упоминание, будто эта звезда покинула неподвижный центр неба ещё до рождения Пророка, о чём сохранили память древние звездочёты.
Слова прозвучали и наступила тягостная тишина. Шейх прикрыл глаза и пальцами перебирал чётки. Губы его еле заметно шевелились. Махди тоже молился. Улуч Али переводил взгляд то на него, то на капитанов. Наконец, он не выдержал:
— Почтенный Кари Али, что ты можешь сказать нам?
Шейх не шелохнулся и не прервал молитвы. Закончив, открыл глаза, посмотрел на пашу Алжира и произнёс:
— Аллах скажет: "Войдите в Огонь вместе с народами из числа джиннов и людей, которые прожили до вас". Каждый раз, когда один народ будет входить туда, он будет проклинать родственный ему народ. Когда же они будут собраны там вместе, то последние из них скажут о первых: "Господь наш! Это они ввели нас в заблуждение. Удвой же их мучения в Огне". Он скажет: "Всем воздастся вдвойне, но вы не знаете этого". Тогда первые из них скажут последним: "Вы не были лучше нас. Посему вкусите наказание за то, что вы приобретали".