— Уже считаете чужие деньги? — недобро процедил делла Ровере. — Может лучше сами явите пример достойной щедрости?
— Явил бы, да моя казна сейчас от меня далековато. Осталась на "Грифоне".
— И это даёт вам право запустить лапу в чужой карман?
— Право мне даёт верховная власть в этом отряде, вручённая мне доном Хуаном Австрийским, о чём есть его письменный приказ. Если не ошибаюсь, вы лично присягнули ему ещё в Генуе?
— Принц сейчас там же, где и ваши деньги, — усмехнулся делла Ровере.
Он посмотрел на Хуана Васкеса.
— А вы что молчите, сударь? Вы тоже намерены подчиняться этому… — маркиз едва не сказал "этому выскочке", но всё же сдержался, — этому господину?
— Я видел приказ принца, — ответил де Коронадо, — и к тому же получил устное распоряжение маркиза де Санта-Круз, моего непосредственного начальника.
— Его здесь нет, как и принца. Да и что это за приказ такой? Ведь по всему выходит, он ещё не отдан. Сколько там лет до него? Тысяча? Две?
Он потёр виски пальцами.
— Господи, какая чушь… Какая невозможная чушь…
Каэтани бросил косой взгляд на де Коронадо. Тот сохранял внешнюю невозмутимость, но на скулах едва заметно играли желваки.
— Вы хотите реквизировать деньги солдат и офицеров и составить общую казну? — спросил Хуан Васкес. — Едва ли это хорошая идея. Да и согласятся ли местные торговать с нами? Они явно недружелюбно настроены и по всем признакам готовятся к осаде.
Разведчики доносили, что вокруг города не прекращается какое-то движение, суета. На небольшом отдалении от выставленной герцогом заставы крутились люди. Наблюдали за пришельцами. Их видели и к западу, и к северу от лагеря.
По западной дороге к Эниадам ползли упряжки волов, тянулись отары овец. Местные спешили укрыться за стенами. Через Ахелой туда-сюда метались однодревки. Порт покинула пара "круглых" кораблей.
— Дон Онорато, какие они могут собрать силы? — спросил де Коронадо. — Кто нам может угрожать?
— Понятия не имею, — вынужден был признаться герцог, — насколько я помню, Ахелой отделяет Акарнанию от Этолии. Про Акарнанию в известных мне книгах почти не упоминалось. Это какие-то задворки, ничем не прославленные. Этолийцы были сильными воинами, но вроде бы дни их громкой славы настали много позже царствования Александра.
— Они дружат или враждуют с этими… как их там… — Хуан Васкес споткнулся о труднопроизносимое слово, но Каэтани понял его и так.
— С акарнанцами? Скорее враждуют. Но я не уверен.
— Скверно… — делла Ровере постучал кулаком по колену, вскочил, едва не уронив раскладной табурет, и принялся нервно мерять палатку широкими шагами.
Каэтани взирал на него исподлобья. Он сидел вполоборота к столу и подпирал щеку кулаком. Зрачки качались, как маятник.
— Нельзя ждать, пока они соберутся с силами, — сказал маркиз.
Он остановился перед Каэтани и опёрся о стол. Выражение лица дона Франческо изменилось. Не осталось ни следа недавней растерянности, будто он решился на что-то и теперь ясно видел, как надлежит действовать.
— Предлагаете взять город? — поинтересовался де Коронадо.
— Это решило бы все проблемы.
— Не думаю, что это хорошая мысль, — осторожно заметил Хуан Васкес.
— Это ещё почему? — спросил делла Ровере.
— Нас горстка против целого мира.
— Вот уж от вас, сударь, я подобных речей меньше всего ожидал, — насмешливо заявил маркиз, — насколько мне известно, ваш родственник Франсиско захватил один из городов Сиболы[28] с тремя сотнями солдат.
— Ему противостояли дикари с дубьём. И вместо города золота он нашёл лишь жалкие хижины, — возразил Хуан Васкес.
— Кортес с пятью сотнями сокрушил империю язычников.
— Сударь, вы верно плохо знаете эту историю, — сдержанно ответил де Коронадо, — наслушались бравурных баек? Кортес заключал союзы с индейцами, и они предоставляли ему сотни, даже тысячи воинов.
— Что нам мешает действовать точно так же?
Вместо де Коронадо ответил Каэтани:
— То, что здесь навряд ли высадится Нарваэс, который привезёт ещё тысячу бойцов и боеприпасы. И если нам уготована "Ночь печали", то после неё мы уже не оправимся.
Делла Ровере улыбнулся так, что впору было бы говорить — "оскалился".
— А Кортес как-то оправился. И даже потом взял Мешико. И никто ему новых солдат-христиан не присылал. Одними язычниками обошёлся.
— Сударь, падению Мешико способствовало множество причин, — раздражённо заметил де Коронадо, — та же оспа.
— Ну да, ну да, — покивал маркиз, — вот знаете, сударь, я всё удивлялся, что чуть ли не все ваши дядья и братья перебрались в Индии и там прославились, а вы их примеру не последовали. А теперь всё прояснилось. Как и то, что вы оказались в резервной баталии.
— На что это вы намекаете? — начал закипать де Коронадо.
— Не намекаю, говорю прямо — вы трус, сударь.
Хуан Васкес побагровел. Бесконечно долгую минуту молчал, потом процедил:
— Я требую удовлетворения.
— Всегда к вашим услугам, — спокойно ответил делла Ровере.
Каэтани хлопнул ладонью по столу:
— Ну хватит! Нашли время!
— Задета моя честь, — не глядя на герцога, всё так же сквозь зубы проговорил де Коронадо, — вы, дон Онорато, должны лучше других знать, что это такое[29].
Каэтани скрипнул зубами, но ничего не возразил.
— Когда и где? — спросил маркиз.
— Немедленно.
— Как вам угодно, — пожал плечами дон Франческо.
Они вышли из палатки. Каэтани некоторое время неподвижно сидел с отсутствующим взором, потом повернул голову и встретился взглядом с остолбеневшим от неожиданности Серено.
"Открытое неподчинение. Да тебя тут ни во что не ставят, дон начальник, пустое ты место".
Каэтани показалось, что именно эту мысль он прочитал в глазах заместителя. Онорато витиевато выругался, схватил пистолет, лежавший на столе, и вышел следом за дуэлянтами.
— Если вы сошли с ума, чёрт с вами, деритесь. До первой крови, не более. Смертоубивца пристрелю на месте, как собаку!
Герцог красноречиво вскинул к плечу свой пуффер нюрнбергской работы.
Де Коронадо расстегнул и снял хубон, оставшись в белоснежной сорочке-камисе. Вытянул из ножен меч. Простой, без украшений. Гарда из колец, на рикассо клеймо знаменитого толедского мастера Антонио ди Баена. В левой руке испанца появилась дага.
Делла Ровере также избавился от верхней одежды, обнажил меч миланской работы с витым серебряным узором на чернёной гарде и рикассо. Вытащил из-за спины кинжал. В отличие от даги испанца тот не имел треугольного щитка, но зато отличался большей шириной и наличием на одной из сторон "пилы". Шпаголом.
— Что здесь происходит? — к палатке подошёл один из офицеров итальянца, баварец-наёмник Гельфрад фон Майер. И с ним полдюжины ландскнехтов в красно-жёлтых куртках с разрезами и таких же широченных штанах.
— Не вмешивайтесь, Гельфрад, — сказал Франческо.
На раздражённый голос герцога подтянулось несколько испанцев, они подозвали других. Возле палатки в считанные минуты собрался народ и образовался круг.
Франческо изготовился. Торс чуть наклонён вперёд, стойка фронтальная, оба клинка направлены в грудь Хуану Васкесу, руки немного согнуты в локтях.
Испанец повернулся к итальянцу правым боком. Стойка высокая, на почти прямых ногах, меч в вытянутой руке смотрит противнику прямо в глаза.
"Единственной защитной стойкой может быть та, в которой ты угрожаешь своему противнику и не даёшь ему атаковать тебя".
Весь мир затаил дыхание.
Хуан Васкес не слышал голосов, фигуры людей за спиной его противника превратились в бесформенную пёструю мазню ребёнка, дорвавшегося до красок. Только размеренный плеск волн никак не желал убираться из головы. Маркиз гипнотизировал испанца немигающим взором и дабы "смахнуть" этот взгляд де Коронадо двинулся по кругу противосолонь.
Итальянец ещё ни разу не сталкивался с этой школой фехтования, Дестрезой, именуемой одними уважительно, а другими пренебрежительно — "Испанским колесом". Испанец, практикующий Дестрезу, всегда пребывает в движении по ободу колеса, существующего лишь в его воображении, уходит от ударов противника, избегая столкновения клинков, пересекает круг по хордам и никогда по диаметру.
Итальянские мастера предпочитали атаки на прямой линии, отводы оружием, силовые приёмы. Учитель маркиза, придворный фехтмейстер дона Гвидобальдо когда-то посмеивался:
"Хотел бы я взглянуть, что сделает испанец против моего stoccata lunga, который я нанесу при первых признаках круговых блужданий".
Испанец непрерывно двигался приставным шагом по дуге налево-направо, вынуждая итальянца тоже перемещаться. Маркиз не пренебрегал перекрёстным шагом, испанец подобного избегал. Похрустывала галька. Клинок де Коронадо почти всё время находился в высокой позиции.
Франческо решился на атаку первым. Удар по клинку, шаг с глубоким выпадом. Испанец ушёл с линии атаки, будто тореадор, играющий с быком. Ответ противника делла Ровере парировал кинжалом, едва не захватив кончик клинка в "шпаголом". Ударил снова, но его меч опять провалился в пустоту.
Они снова принялись двигаться по кругу, перетекая из высокой стойки в низкую и обратно, финтили клинками, но не сближались.
Минуты через три таких блужданий делла Ровере заметил, что испанец чаще сгибает правую руку в локте. Меч не рапира, держать его в вытянутой руке гораздо тяжелее, а Хуан Васкес не отличался могучим телосложением.
Маркиз вновь атаковал, на сей раз с подшагиванием при выпаде, которое итальянцы вообще-то не практиковали. Хуан Васкес, отступая, парировал его клинок дагой так, что кинжал застрял в кольцах гарды итальянца. В ответном выпаде меч испанца метнулся в лицо Франческо. Тот поднырнул под клинком и в стремительном броске достал де Коронадо кинжалом.
Хуан Васкес отпрянул. На его рубахе подмышкой расползалось тёмно-красное пятно. На лице делла Ровера появилась торжествующая улыбка. Он не замечал алую дорожку, появившуюся на его левой скуле и шее. Кончик клинка испанца рассёк ему ухо.