Беспокоились мальтийские рыцари-госпитальеры. Предполагая, что после Кипра Селим по примеру своего отца, Сулеймана Великолепного, возьмётся за Мальту, они посылали эмиссаров к венецианским губернаторам Ионических островов и в саму Светлейшую. Стремились узнать тамошние настроения и увериться, что в случае повторения великой осады, имевшей место пять лет назад, христианские державы не бросят Орден на произвол судьбы. Сил отбиться самостоятельно они за собой уже не чувствовали. Однако переговоры всё больше вгоняли их в уныние.
Король Филипп, более заинтересованный в безопасности своих владений в Северной Африке, чем в борьбе за Восточное Средиземноморье, намеревался плюнуть на всё и громко хлопнуть дверью.
В воздухе витала безрадостная максима — каждый сам за себя.
Единственным, у кого болела душа за идею защиты от разбушевавшихся агарян не порознь, а сообща, оставался Его Святейшество Папа. Сколько душевных сил он положил, дабы переубедить Филиппа, сколько дипломатических сражений дал, одному Господу известно. Несколько месяцев, роковых для защитников Фамагусты, Филипп Испанский противился Престолу Святого Петра. Даже дав принципиальное согласие на создание Священной Лиги, он тянул время в бесконечных согласованиях должностей.
Словно карты тасовались кандидатуры полководцев. Этот не устраивал одних, а тот других. Наконец, был назван человек, который устроил всех. Почти всех. Им стал двадцатичетырёхлетний сводный брат Филиппа, Хуан Австрийский.
Двадцать пятого мая тысяча пятьсот семьдесят первого года Папа провозгласил создание Священной Лиги. Король, дож Венеции, церковные и орденские иерархи тряхнули мошной и выставили невиданный прежде по мощи галерный флот. В него вошли силы Светлейшей, Папы, испанцев, их итальянских вассалов, госпитальеров, а также многочисленные мелкие отряды кондотьеров со всей Европы, объединённые общим командованием.
В конце августа флот собрался в Мессине, а через несколько дней стало известно о падении Фамагусты. Горевестники рассказывали жуткие вещи: турки обещали христианам жизнь и беспрепятственный выход в обмен на капитуляцию, но слово не сдержали. Вырезали всех. Перед шатром командующего османов Лала Мустафы насыпали гору из отрезанных голов, а с начальника гарнизона, Марко Антонио Брагадино содрали кожу живьём.
Венецианцы воспылали жаждой мести, и благодаря грамотной огласке сего печального события смогли воспламенить сердца всех остальных.
Флот вышел в море, проследовал до Кротоне, там простоял неделю, из-за разыгравшегося шторма, после чего совершил двухдневный переход и достиг берегов Эпира. Здесь, в бухте Игуменицы, Священная Лига едва не прикончила сама себя.
После загадочного происшествия в Кротоне, о котором он помалкивал, и последовавшего краткого визита на родину, Паоло Бои на несколько месяцев осел при дворе Гвидобальдо делла Ровере, герцога Урбино. Герцог был страстным шахматистом и покровительствовал Сиракузцу. Это был уже не первый визит Паоло в сию безопасную и щедрую гавань. Однако на сей раз надолго залечь в праздности, занимаясь только шахматами и ничем более, у Паоло не получилось. Герцог был последователем идеи Папы и активно готовился к будущей войне. Дабы как-то отплатить своему патрону, Паоло присоединился к его сыну Франческо и вместе они отправились в Геную к Дориа, где вскоре поступили под знамёна дона Хуана.
За всё время пути до Эпира офицеры всех контингентов Лиги с завидной регулярностью испытывали Сиракузца на прочность в шахматах. Вокруг него довольно быстро сложился некий "кружок", куда в числе прочих входил и де Феррера, служивший на флагманской галере госпитальеров. Играли на всех стоянках. Не отступили от этой традиции и в Игуменице.
В тот день шатёр маркиза делла Ровере расположился возле бивака команды галеры "Грифон", которой командовал Онорато Каэтани, герцог Сермонета. Сей двадцатидевятилетний опытный офицер морской пехоты был женат на сестре Марко Антонио Колонны, командующего силами Святого Престола. Опытный моряк и храбрый воин, в грядущей битве он рассчитывал на почётное место в непосредственной близости от "Реала" дона Хуана, где ожидалось самое жаркое дело.
Начитанный Каэтани слыл знатоком Плутарха, а вот в шахматы играл скверно и терпел от Бои уже пятое поражение подряд, при этом ни разу не сделав и двадцати ходов.
— Онорато, ты ведёшь себя эгоистично, — посмеивался Колонна, который присутствовал здесь же, — нам уже наскучило смотреть на избиение младенца. Отдай нам мастера.
— Сейчас, — огрызнулся Каэтани и передвинул своего белопольного епископа.
Паоло усмехнулся и перепрыгнул конём его оборону.
— Вам мат, ваша светлость.
— Проклятье, — пробормотал Каэтани, — как я мог не заметить…
— Как обычно, — констатировал Колонна, — пусти-ка лучше меня.
— Господа, — поднял руки Паоло, — господа, дайте передохнуть. Вы так навалились на меня. Может быть сыграете друг с другом? Я хочу выйти на воздух.
— Идите, — усмехнулся Колонна, — но, пожалуйста, не слишком надолго. Я жажду схватки с вами!
Паоло вышел из шатра и почти сразу наткнулся на Мартина де Феррера. Рыцарь был ни на шутку встревожен.
— Его светлость Маркантонио здесь?
— Да, — сказал Паоло, — что случилось?
Де Феррера не ответил. Он буквально вбежал в шатёр.
— Беда, ваша светлость!
— Что стряслось? — поднял голову Каэтани.
— Испанцы разодрались с венецианцами!
— Опять? — раздражённо спросил Колонна.
— На этот раз всё очень серьёзно, ваша светлость, — ответил арагонец.
— Где?
— Отряд Квирини.
— Все за мной! — скомандовал Колонна и рывком поднялся на ноги.
Де Феррера придержал за рукав Сиракузца.
— Ты знаешь, кого я там видел?
— Кого?
— Этого мориска Диего! Телохранителя Барбароссы.
Паоло ощутил, как по спине мурашки пробежали.
— С венецианцами?
— Вот и нет! Среди испанцев! И, похоже, он зачинщик!
— Но ведь его хозяин — человек Барбариго… — пробормотал Сиракузец, — а стало быть, как раз он должен гасить эти конфликты с испанцами и людьми Дориа, а не разжигать их.
— Я сам уже ничего не понимаю, — сказал рыцарь, — пойдём.
Венецианскими силами Лиги командовал престарелый генерал-капитан Себастьяно Веньер, отличавшийся бешеным нравом. Дориа он ненавидел лютой ненавистью и всегда выступал его обличителем. Об этом прекрасно знали и дож, и Папа, и Филипп, потому для смягчения страстей в высшее командование были включены люди сдержанные — венецианец Агостино Барбариго, старый испытанный моряк (ныне генеральный проведитор, он заведовал снабжением флота), Марко Антонио Колонна, и дон Луис де Реквесенс, наставник молодого главнокомандующего. На всех военных советах им троим пока что удавалось гасить громы и молнии, которые метал в генуэзца буйный старик.
Второго октября, незадолго до полудня, комиссия генералов осматривала все галеры и галеасы, оценивала их готовность к сражению. Состояние большинства кораблей вполне удовлетворяло ожидания дона Хуана. Хуже всего дела обстояли в отряде Марко Квирини. Эта эскадра венецианцев пришла с Крита. Галеры Квирини, интенданта флота, единственного уцелевшего в Кипрской войне старшего офицера венецианцев, уже побывали в боях и понесли потери. Рангоут и такелаж побит турецкими ядрами, недостача в гребцах и моряках. Солдат морской пехоты и того меньше.
Ещё в январе Квирини перебросил с Крита на осаждённый турками Кипр шесть тысяч венецианских пехотинцев, и теперь у него самого осталось всего по двадцать солдат на галеру. Матросов и гребцов тоже не хватало. Часть галер, трофейные, турецкие, в ужаснейшем состоянии. Четыре из них дон Хуан забраковал совсем, повелев снять с них всё ценное, в первую очередь пушки, вёсла и паруса, а команды распределить по другим кораблям.
Дориа предложил посадить на галеры венецианцев солдат испанских терций. Главнокомандующий согласился.
Из-за этого и случился конфликт. Размещение испанцев на своих галерах венецианцы ещё переварили. Однако, когда туда же явился, якобы с инспекцией, сам всеобщий раздражитель, его изгнали, осыпав оскорблениями.
Этот инцидент стал тем фитилём, что едва не спалил общее дело. Испанцы венецианцев не любили, Дориа считали "более своим" и когда увидели его позорное изгнание, возмутились. Возмущение очень быстро переросло в драку со стрельбой.
Когда Колонна со свитой добежал до расположения критского отряда, оно было затянуто пороховым дымом. Это Веньер, прибывший самолично с подкреплениями, железной рукой наводил порядок. По всему галечному пляжу валялись трупы.
Бой уже подходил к концу. Венецианцы задавили бунтовщиков численным превосходством и вовсю вязали уцелевших.
— Смотри! — вытянул руку вперёд де Феррера.
В указанном направлении Паоло разглядел горстку безоружных, сильно помятых испанцев в окружении венецианских аркебузиров. Среди них стоял Диего, телохранитель Барбароссы.
К ним приближался Веньер со свитой.
— Зачинщики? — спросил он одного из своих офицеров.
Тот кивнул.
— Некие Муцио Алтикоцци и Диего Вибора.
— Муцио? — переспросил Веньер.
— Генуэзский наёмник! — отрапортовал офицер.
— Ах генуэзец! — зарычал Веньер, как показалось Паоло с некоторым даже торжеством, — вздёрнуть на рее этих мерзавцев!
Пятерым зачинщикам завернули руки за спину и поволокли к баркасам.
— Что вы себе позволяете, Веньер?! Какого чёрта здесь происходит?! — прокричал подоспевший Колонна.
Поминание беса устами воина ватиканской гвардии…
— Я вершу правосудие! Не вмешивайтесь, Колонна!
— Вы сошли с ума!
— Это всё происки Дориа! Его подстрекатели! Я лично пристрелю эту генуэзскую собаку!
— Мессир Себастьяно! Мессир Себастьяно, успокойтесь, ваше превосходительство! — в центр бури протолкался Барбариго, — нам всем нужно успокоиться! Иначе мы прикончим "Лигу" прямо здесь, на радость туркам!
Красное лицо Веньера дёргалось от напряжения.
— Агостино, уведите его, прошу вас, — проговорил Колонна.