— Пойдёмте, ваше превосходительство, — Барбариго положил руки на плечи Веньера, — всё образуется.
Паоло огляделся и почти сразу в набежавшей толпе народу увидел Барбароссу, собственной персоной. Тот стоял в первых рядах, скрестив руки на груди и некоторое время бесстрастно наблюдал, как его слугу волокут к баркасу, а потом повернулся и начал проталкиваться прочь.
Сердце Паоло бешено колотилось.
С Ангеликой его познакомил Барбаросса. Они как-то связаны и именно рыжебородый — ключ к тайне баронессы. Паоло хотелось привлечь внимание к венецианцу, объявить Диего его слугой и тем самым добиться ареста "купца" и последующего дознания, но он очень боялся сделать это, ибо понимал, что тут замешана какая-то дьявольщина. И всё же жажда разгадки мучила его не меньше, чем страх.
Колонна собачился с Веньером, их окружила целая толпа. Возле Паоло остались только Каэтани и де Феррера.
— Ты видел Барбароссу, Мартин? — потянул друга за рукав Сиракузец.
Тот мрачно кивнул и сказал:
— Что-то мне это всё не нравится. Не покидает чувство, что рыжий к Барбариго не имеет отношения. Думаю, его нужно задержать.
— Боюсь, он сейчас скроется, если всё это его рук дело, — осторожно сказал Паоло, — нам нужно остановить казнь телохранителя.
— Согласен.
Рыцарь повернулся к Каэтани.
— Ваша светлость, один из зачинщиков подозревается в преступлении против Ордена.
— Прекрасно, — пожал плечами Каэтани, — сейчас его повесят, и он ответит за свои злодейства.
— Вы не поняли. Этот человек нужен нам для дознания.
— Хорошо, я понял вас, Мартин. Пойдёмте.
Они поспешили к баркасу и успели как раз вовремя, он собирался отчалить.
— Именем Святого Престола, остановитесь! — крикнул Каэтани, — среди арестованных находится человек, необходимый для проведения дознания. Передайте его нам.
— Я не имею права, — ответил командир баркаса, — приказ Веньера — повесить.
— После дознания злодей получит по заслугам, но сейчас он нужен живым.
— Не имею права, — повторил венецианец.
— Моё имя Онорато Каэтани, герцог Сермонета. Я заместитель генерал-капитана Колонна. Все дела с Веньером я улажу.
Венецианец посмотрел на берег, где Колонна и Веньер продолжали орать друг на друга, и скептически хмыкнул.
— Да ладно тебе, Пьетро, — сказал другой венецианец, — это же люди Папы. Ты хочешь потом иметь дело со Святой Инквизицией?
— Ну хорошо, забирайте, — через силу согласился начальник.
Связанного Вибору столкнули в воду. Де Феррера рывком поднял его на ноги.
— Вы заберёте его с собой? — спросил Каэтани, когда баркас отчалил.
— Да, ваша светлость, — ответил де Феррера, — благодарю вас.
Он толкнул Вибору в спину.
— Пойдём-ка, парень. Нужно поговорить.
Паоло последовал за ними.
Когда об инциденте доложили дону Хуану, он пришёл в неописуемую ярость. Казнённые находились под юрисдикцией Испании и принц поклялся за смерть своих офицеров (как минимум Алтикоцци имел офицерский чин) повесить самого Веньера. Назревала катастрофа. Венецианцы и испанцы навели друг на друга пушки. Веньер обозвал всех своих вчерашних союзников предателями, объявил, что разрывает все отношения с "Лигой" и отдал приказ сниматься с якоря.
Несколько часов дон Луис де Реквесенс, Колонна и Барбариго ходили все вместе и каждый по отдельности между шатрами дона Хуана и Веньера, пытаясь потушить пожар и, Бог свидетель, преуспели в этом каким-то чудом. Однако дон Хуан всё же заявил, что более не желает видеть Веньера и отныне будет иметь отношения только с Барбариго. Веньер лишь злобно усмехнулся в ответ.
План будущего сражения обсуждался без него. Уже никто не сомневался, что столкновение с противником произойдёт со дня на день. Ещё накануне инцидента дозорная эскадра Жиля д'Андрада обнаружила турецкий флот в глубине Патрасского залива, в порту Лепанто.
Третьего октября христианский флот вышел в море и двинулся на юг, навстречу противнику.
Диего Вибора сидел связанным в трюме флагманской галеры госпитальеров, а его хозяина, Игнио Барбароссу, де Феррера так и не нашёл, хотя прочесал со своими людьми весь христианский лагерь.
За всей этой сварой и суматохой никто не обратил внимания на одинокого всадника, во весь опор мчавшегося в сторону Лепанто.
7 октября, Патрасский залив
Туман. Ни света, ни тьмы. Сумеречное безмолвие плотной пеленой застилает глаза. Какой маленький мир… Ничто посреди нигде.
Бесполезно вглядываться вдаль. Галеры, идущие рядом, всего в нескольких саженях, видны, как размытые тёмные силуэты. Их будто бы и нет. Лишь плеск сотен вёсел, мерное поскрипывание уключин и негромкие голоса призраков негромко звучат в пустоте…
Как-то жутковато. Каэтани медленно оглянулся на своих офицеров. Смотрят. На него смотрят. Нет, страха на его лице они не увидят.
— Передайте Анжело, чтобы держал дальше от берега. Здесь отмели.
Гребцы работали вполсилы. "Грифон", увлекаемый неторопливыми взмахами вёсел, двигался сразу за "Капитаной" Колонны. Флот христиан огибал остров Оксия с двух сторон, выходя на простор Патрасского залива.
Хотя простор — слишком сильно сказано. Здесь сплошные отмели, маленькие островки, узкие проливы. Очень непросто маневрировать. Если сейчас встретится противник, то не будет другого выхода, кроме как принять бой.
Но ведь затем и шли.
Каэтани видел, как от галеры его шурина отделился небольшой десятибаночный фрегат[3] и быстро исчез в тумане. Им командовал опытнейший моряк Чекко Пизано. Колонна поручил ему высадиться на скалистый островок, тёмный силуэт которого просматривался сквозь мутную пелену прямо по курсу.
Спустя полчаса, когда "Капитана" поравнялась с островком, Пизано вернулся и поднялся на борт для отчёта.
— Ну что? — спросил Колонна.
— Выпускайте когти, сеньор, — вполголоса ответил Чекко, — нужно сражаться.
— Сколь их?
— Две сотни. Они уже почти построились в боевой порядок.
Едва он договорил, где-то далеко на востоке выстрелила пушка. Сигнал к бою.
— Ну вот мы и обнаружены, — сказал Колонна, и повысил голос, — господа, полагаю, через два часа мы вступим в сражение.
— Господи Иисусе, — прошептал кто-то за его спиной, — спаси и сохрани. Дай нам сил своротить эту глыбу, Господи. Отче наш, Сущий на небесах… Да святится имя твоё…
Накануне вечером, на совете в ставке Муэдзинзаде Али-паши, главнокомандующего турецким флотом, Улуч Али, паша Алжира, которому поручили ведение разведки, сообщил, что у кафиров всего сто сорок галер, против двухсот восьми, составлявших флот правоверных.
Эти сведения доставили наблюдатели, заброшенные на острова Корфу и Кефалонию. Истинное положение дел знал Гассан-эфенди, лазутчик паши Алжира. Он прибыл перед самым советом. Привёз две новости. Хорошую и плохую. Хорошую Улуч Али рассказал на совете. Плохая была в том, что у неверных всего на две галеры меньше, чем у османов. Наблюдатели не посчитали отряд Дориа, который держался в стороне от главных сил. Однако об этом Улуч Али докладывать не стал. Сила неверных его не смущала, в собственной он не сомневался, а вот другие паши колебались. На совете Улуч Али взял слово первым и выступил за то, чтобы исполнить волю повелителя в точности и самым наилучшим образом. То есть, дать кафирам сражение всеми силами флота.
— Хватит сидеть в безопасном порту! Где ваша доблесть, правоверные?
Следом поднялся Мехмед Сулик, по прозвищу Сирокко, паша Египта. Несмотря на то, что ему уже доводилось командовать эскадрой, репутацию Сирокко имел скорее сухопутного полководца, нежели "амира аль бахр".
— Совсем скоро осенние шторма. Кафиры будут вынуждены убраться восвояси, и оставят Морею в покое. Потянув время, избегая прямого столкновения можно добиться более выгодных позиций для продолжения войны. Весной мы будем господствовать на всём побережье до самой Венеции и не позволим собраться столь большому флоту кафиров второй раз.
— Я согласен с почтенным Сулик-пашой, — поддакнул Пертау-паша, командующий сухопутной армией османов, посаженной на галеры, — неверные не так уж и слабы. Прямое столкновение сулит неопределённый исход, а немного подождав, мы добьёмся большего.
— Приказ повелителя, — напомнил Али-паша.
— Повелитель требует разбить неверных, — возразил Пертау-паша, — не всё ли равно, как?
— Если неверные сохранят флот, можно ли это считать их поражением? — поинтересовался Улуч Али.
— Христиане наступают смело, — заметил Сирокко, — это говорит об их уверенности в собственных силах.
— Или об их гордыне и слепоте.
Капудан-паша мрачно переводил взгляд с одного на другого, наконец, ему надоел спор, и он поднял руку, призывая к тишине.
— Я принял решение. Почтенный Гассан-эфенди донёс о расколе в стане кафиров. Они вцепились друг другу в глотки. Это нам на руку. Мы выступим против них. Если они примут сражение, разгромим их, как требует его величество. Если, увидев нашу мощь, неверные дрогнут и станут отходить, высадим войска на Корфу. Пертау-паша возглавит осаду крепости, а флот встанет на зимовку в ближайших гаванях. Весной нанесём удар по Венеции. И да поможет нам Аллах!
По плану дона Хуана перед строем галер должны были занять позиции галеасы, но эти гиганты двигались медленно. Два галеаса братьев Брагадино уже догнали северную баталию Барбариго и вышли вперёд. Третий и четвёртый пробирались между галерами центральной баталии. Пятый и шестой, которые были приданы Дориа, безнадёжно отстали.
Османы не стали дожидаться, пока противник построится. Их фланги нависали над христианскими и выдавались вперёд, обгоняя центр. Едва поднявшийся ветер разогнал туман, они начали движение.
Дон Хуан решил выказать себя рыцарем и обозначить флагман. Оторвавшись от подзорной трубы, он приказал:
— Отсалютуйте.
Грянула куршейная пушка "Реала"[4]