Марек укачивал младенчика и призрака, к моему огромному облегчению, не слышал, встретив мой взгляд, улыбнулся:
– Жё-де-пом, Адель. Заканчивай.
И я нанесла окончательный бесповоротный удар.
– Наверняка покойный убийца ждал, что ты в драке случайно оцарапаешься, ну или в капкан угодишь, – вслух размышлял Марек, сгребая золотую шелуху в свою сорочку.
Я с трудом отвела взгляд от голой спины:
– Олесь, мы так ребеночка назовем.
Спина вздрогнула.
– Мне на мгновение показалось, что Моравянка имена нашим будущим деткам подбирает. – Он связал рубаху узлом, взял в другую руку золотые рога. – А пан Килер-то как своему Олесю обрадуется.
Своему? Вот абсолютно не хотелось бургомистру это создание отдавать. Ручки какие крошечные! И ножки. Голодный, наверное. Чем детей кормят, если не грудью? Молоком? Может, за овечьим к пану Ежи заскочить? И пусть тетка Рузечка в книгах поищет, как правильно младенцев воспитывать.
Уже рассвело, мы шагали к городу, Марек нес добычу, я – малыша. Олесь пригрелся, заснул. Щечки какие нежные, так бы и зацеловала.
– Аделька, – отвлек меня от любований чародей, – давай договоримся, что именно горожанам расскажем.
– Предлагай.
– Скажем, вместе выследили оборотня, убили. – Он поправил на плече ветвистые золотые рога. – Тушу не разделали…
– Потому что оборотень волшебный, после смерти развоплотился, – предложила я. – Подробностей никто не потребует. А Олеся случайно под кустом нашли. Может, девушка какая несчастная, опозоренная, в лес рожать отправилась.
– Да, бастардом ребенку взрослеть лучше, чем… тем, кто он на самом деле, – Марек непонятно вздохнул.
– А про Ласло не скажем, – проговорила я с нажимом. – Дело давнее, без толку ворошить. Тем более виновный наказан.
– Ну и панна Моравянка не хочет, – подхватил Марек, – чтоб в городе знали, что она с покойниками на короткой ноге. Чего ты нашему принцу про лотосы наплела? Светлая панна Алистер? Явно темнейшая тебя росой поила.
– Не знаю, как в других государствах, у нас, в Тарифе, темную королеву принято опасаться. Матушка решила, что, если признаваться придется, мы будем белую королеву упоминать. Я с Карлом, между прочим, чуть не попалась. Эдельвейс, говорю, из пруда. А он: «Не растут в воде эдельвейсы».
Вспомнив об этом, я поморщилась, Марек дурашливо протянул:
– Ка-арл? Милый Карл… Отчего он так меня бесит? Любопытно.
– Наверное, – предположила я, – в прошлом вы женщину не поделили. У него явно на этой теме пунктик.
– Я у него любовницу отбил?
– Или он у тебя.
Марек расхохотался:
– Невозможно! Может, я ни фахана не помню, но… Кстати, о фаханах и любовницах. Ты, Аделька, по имени наше рыжее высочество называть прекращай. А то он, может, на что-то надеется.
– Пан Килер – человек порядочный, если он и хочет чего, так сначала под венец отведет. В Тарифе заграничных всяких вольностей не одобряют. Понял?
– Да все я про вас понял! – Черные глаза зло блеснули. – Ты за лессерами по лесам скачешь, ни талера за это не получая, а прочие только и мечтают тебя замуж выдать, чтоб линия защитниц Лимбурга на тебе не прервалась. За чародея, разумеется, или за фахана, все равно никто из обычных людей с тобой не справится.
– Это тебе Петрусь рассказал? – удивилась я. – Ерунда какая.
– Ерунда? – Марек добавил в речь побольше шипящих, передразнивая местный диалект. – Ты, пан пришлый, с женитьбой особо не затягивай. Бургомистр тянуть не будет, говорят, на празднике Медоточия собирается нашу панну Адельку заграбастать. Каково?
«Надо будет попросить пана Килера велеть чародею на нижний этаж переселиться, детскую для Олеся освободить, – думала я, шагая к пастушьим воротам, к болтовне Марека особо не прислушивалась. – Замуж? В принципе, и туда можно сходить. Только пока не звал никто. Пан Гжегош, кажется, собирался, но я ему как раз перед этим челюсть своротила. Но он сам виноват, не стоило невинную панну за грудь щипать. Поэтому пусть сначала предложат, как положено. Бургомистр? Почему бы и нет? Мне в браке любовь неважна, доверие – главное. Если Карл докажет, что я могу ему довериться, получит мою руку и верное дружеское сердце. И женой я постараюсь стать хорошей. Ну и, наверное, сначала придется самой признаться, что призраков вижу. Эта способность даже у магов не встречается. Чернявый, вон нашего Ласло не рассмотрел и не слышал его чудовищного предложения. Хорошо, что не слышал…»
– Марек, а как ты понял, что я именно призрака на просеке звала?
Парень кивнул на спящего младенца:
– Во-первых, олененок рассказал, что за ним злобный дух таскается; во-вторых, ты боевую стойку держала. Святые бубенцы, боевая связка со сковородкой! А в-третьих, моя ядовитая, эдельвейс. Не помню, откуда, но о волшебном цветке темной королевы фей я знаю довольно много. Он дает способность общаться с мертвыми.
Мы уже вошли в город, я отвечала на приветствия встречных горожан. Марек позволял каждому желающему прикоснуться к золотым рогам, в сравнении с драгоценным трофеем Олесь, проснувшийся и внимательно смотрящий по сторонам травянисто-зелеными глазками, вызывал очень мало интереса. Вокруг нас быстро собралась приличная толпа, запрудившая улочку, дальше мы двигались во главе процессии.
– Да, – говорил чародей, – в магистрат, за наградой. Кликните пана Килера, чтоб на службу поторопился. Да, хороша панна Моравянка, и мужская одежда ей к лицу. Точно, пан Рышард, нас с вами больше интересует то, что под одеждой. Пани Рышардова вам покажет, ой покажет!
Он хохотал, шутил, подмигивал черным глазом. А я не могла даже улыбнуться. Потому что, пропуская меня вперед в низенькую арку пастушьих ворот, Марек себе под нос пробормотал:
– Эдельвейс королевы Нобу дает способность общаться с мертвыми, и я ее тоже получу, отведав сладкого яда панны Адели.
Бургомистр встречал нас у дверей магистрата, его секретарша стояла рядышком. Смотрелись они странно, хотя панна Ясна изо всех сил старалась казаться настоящей хозяйкой, вытягивала шею, приподнималась на цыпочки, но все равно могла лишь сравняться макушкой с плечом мужчины.
– Долгих лет и всяческих приятностей вельможной чете, – балагурил Марек, – и детишек побольше! Да мы вам первого уже доставили! Аделька, отдай младенца панне.
– Неужто это нашего пана Килера байстрюк? – удивились в толпе.
– Да нет, ребенка Моравянка в лесу нашла.
– Так лес отцовству не мешает.
Карл этого не слышал, подождал, пока Олеся возьмет секретарша, и сграбастал меня в объятия:
– Адель, вы не ранены? Здоровы?
Пахло от него горьковатым дымком, травами и крахмальной чистотой сорочки. Хорошо пахло. Наверное, поэтому я не отстранилась. Пан Килер шептал:
– Зачем, Адель, зачем? Вы должны были оставаться дома…
В мое прижатое к сюртуку ухо быстро билось сердце фахана. Захотелось постоять так подольше, закрыть глаза, выбросить из головы все страшные мысли. Но меня дернули за локти, потащили в сторону.
– Ну, ну, вельможный пан, осадите. У нас в Тарифе ваших страстей заграничных не признают, хотите обниматься, сначала женитесь. – Говоря это, Марек сам обнял мои плечи. – Петрик, отдай господину бургомистру рога.
Наш работник – я не успела заметить, когда он появился на площади, – протянул Карлу трофей. В толпе загоготали:
– Бойкий хлопец пришлый, ловко сопернику на место указал.
Я ущипнула чернявого, вывернулась из хватки и подошла к бургомистру:
– Давайте внутрь зайдем. Петрик, да не тычь ты этими треклятыми рогами, в магистрат заноси, да, узел тоже. Панна Ясна, у вас молоко есть? То есть не у вас, – поправилась я, перехватив с десяток заинтересованных взглядов, направленных девушке на грудь, – у вас на кухне. Младенец, кажется, проголодался. Его Олесь зовут…
Марек потирал бок, ущипнула я от души. Горожане роптали, не желая лишаться зрелища, но я взяла Карла под руку:
– Идемте, пожалуйста. Этот балагур не успокоится, пока вас окончательно не опозорит.
Пан Килер грустно улыбнулся:
– Ваша забота обо мне, Адель, так трогательна, что я, пожалуй, готов снести ради нее еще столетия позора.
И послушно проследовал со мной. Петрик взгромоздил трофеи на письменный стол в кабинете, панна Ясна, которой младенец на руках не мешал командовать, велела стражникам очистить помещение от посторонних. Марек юркнул в смежную комнатку, сразу из нее появился, рассматривая этикетку на винной бутылке, громко сообщил:
– Панна Ясна, я в вас влюблен! Давайте бросим все, кроме вашего погребка, и в него же удалимся от мира, пока ваша смерть не разлучит нас!
Секретарша поморщилась:
– Лучше придумайте, где достать молока ребенку.
– Молока? – Марек посмотрел на нас с бургомистром, сидящих на диванчике, держась за руки.
Карл и не думал меня отпускать, да я и не рвалась, отвращения от прикосновения не испытывала, даже приятно было оттого, как фахан поглаживает подушечкой большого пальца мою ладонь. И смотрел хорошо, не с голодной жадностью, а…
– Молока! – Марек с грохотом поставил на стол бутылку и схватил из корзины яблоко. – Пока у младенца зубки не появятся, его можно, например, соком кормить.
Встретив многозначительный взгляд черных глаз, я вздохнула и поднялась с дивана:
– Дай сюда.
Пан бургомистр закашлялся, когда я выдавила плод над фарфоровой чашкой.
– А теперь представь, – Марек плюхнулся рядом с Килером, наверное, чтоб я там не села, – что панна Моравянка точно так же яблоки для твоего сидра плющит.
Я, конечно, могла бы похвастаться, что на сидр я одновременно два обычно раздавливаю, но не стала. Карл и без того, кажется, испугался.
Панна Ясна присела в кресло, держа младенца на коленях, Олесь стал хлебать из чашечки, попискивал, я салфеткой вытирала руки от яблочных ошметков, Марек открыл вино, налил немного в бокал, принюхался с довольной улыбкой.
– Итак, – проговорил после продолжительного молчания бургомистр, – наш оборотень оказался волшебным оленем. Большая удача, что первыми его именно вы обнаружили.