– Они не были твоими родственницами, Адель. В будущем мы обязательно выясним, что за злобные твари десятилетиями питались твоей жизненной энергией, чтобы продлить свое посмертие. Не спорь, милая, иначе им не удавалось бы так долго находиться в мире людей. Позволь, я помогу тебе подняться. Вот так…
Он сдернул меня с постели, поставил, придерживая за талию на пол, отступил:
– Первый танец за мной?
Я привстала на носок, прокрутилась под его поднятой рукой. Послушная фарфоровая кукла.
– Ты оставил меня сиротой, Карл.
– Нет, милая, освободил. Ты поймешь это потом.
Говорили мы, исполняя одну за другой фигуры танца: шаг, поворот, поклон, смена рук. Фахан толкнул дверь спальни, и мы протанцевали в коридор. Лакеи жались к стенам, освобождая путь. Когда моих ушей достигла отдаленная музыка, Караколь остановился:
– Прости, не смог отказать себе в удовольствии.
Я дышала так тяжело, что грудь вздымалась в неприличном декольте.
– Сейчас, Адель, мы присоседимся к нашим гостям. – Фахан протянул руку и выудил из воздуха атласную алую маску. – Надеюсь, ты не будешь при них скандалить и разбрасываться просторечными тарифскими ругательствами. Иначе мне придется опять лишить тебя голоса. Развлекайся, насладись унижением своего обидчика. А завтра мы…
Завязок на маске не было, фахан просто прижал ее к моему лицу, и она прилипла, как глазурь на торте.
– Завтра Медоточие, – напомнила я.
– Оно пройдет по сценарию. Не бойся, я не заставлю тебя выбирать супруга. Планы изменились. Медовая королева будет принесена в жертву. Нет, нет, не нужно портить сюрприз, ты все поймешь уже в процессе. Ну же…
Сопротивляться было очень трудно, я обняла белоснежную мраморную колонну, мимо которой меня вели, и сцепила пальцы в замок:
– Сейчас!
Фахан поднажал заклинанием и остановился, когда мои суставы хрустнули, а я вскрикнула от боли.
– Завтра мы уничтожим медоточивый круг, – сдался Караколь, – ты изобразишь жертву, проклятый шут ринется тебя спасать, не из лучших побуждений, а только чтобы не потерять сладкого тела цветочной девы. Он будет истощен, но голод заставит его сражаться. Мармадюк закроет врата…
– Врата? – Я встряхнула кистями, план его высочества был мне понятен.
– Неважно.
Тело опять перестало слушаться, и я под руку с Карлом вошла в парадную залу первого этажа. Воспользовались мы не двустворчатой распахнутой дверью, из-за которой доносился шум празднества, а боковым тайным ходом, спрятанным за мраморной вазой. Вошли и немедленно смешались с толпой. Я с удивлением отметила, что музыкант всего один, мой трактирный пан Шпильман, и что он умудряется играть одновременно на десятке инструментов. Одной рукой миннезингер дергал струны огромной ротты, другой терзал мандолину, ноги его отбивали дробь в установленном на возвышении барабане, но это еще не все: к груди пана крепилась упряжь, из которой торчало несколько валторн. Какафония? Нисколько. Закрыв глаза, можно было представить, что в зале играет целый оркестр. Гости, те, которые не танцевали на открытом пространстве, сидели за составленными полукругом столами, официанты в ливреях двигались у стен. На наше с Карлом появление внимания никто не обратил. Фахан провел меня к центральному столу, отодвинул кресло, усадил, сел по левую руку. Справа от меня оказалась фея с серебряными волосами. Правда, ненадолго, ее почти сразу же пригласил танцевать какой-то пан. Он хотел со мной, но я отказалась. Почему? Потому что не собиралась давать фахану шанс сделать это от моего имени.
Мне было плохо, очень плохо. Рузя, Гражина… Даже о Медоточии не думалось. Отпляшу, уговорю, не в первый раз. Но как же я теперь без теток? Одна, совсем одна. Фаханово колдовство? Да плевать! Упокою мерзавца, сковородкой распотрошу. Марек? А что Марек? Вон он, развлекается, думает, его под клювастой птичьей маской не узнают? К слову, большинство гостей прятались под личинами. Это и понятно, нравы здесь царили слишком свободные. Танцующие пары сплетались в объятиях, кто-то уже целовался, а кое-кто делал это за гардинами, скрывавшими дюжину оконных проемов. Беспутники. Кого мне тут было жалко, так это пана Шпильмана, заколдовали мужика, наутро он и пошевелиться не сможет. Как бы ему отвращение к музицированию на всю оставшуюся жизнь не внушили. Где я такого миннезингера справного в трактир найду? Трактир. Тетки…
Намокшая от слез маска неприятно липла к лицу. Я провела по ней пальцами, посмотрела на руку в алых разводах. Это маска растворяется или я уже кровью плачу?
– Смотри, – сжал мое запястье Караколь, – начинается.
Из-за гардины появилась фигурка в нелепом коричневом платье. Ясна неторопливо двигалась сквозь толпу, белокурая фея повернула к ней голову, мраморный носик под полумаской хищно раздулся.
– Твой собственный запах, Адель, мы немножко приглушили, – сообщил фахан, не отрывая горящего взгляда от помощницы, – моя милая девочка, как прекрасно она разбирается в зельях. Небольшой невинный розыгрыш, вышние сферы не будут возражать. Леди начальница…
Его бормотание стало неразборчивым. «Милая девочка» уже вовсю отиралась около Мармадюка, оттесняя его партнершу, выдающихся форм даму в рыжем парике. Ну и чего они хотят достичь?
Я искоса посмотрела на Карла, тот подобрался в предвкушении. Псячья дрянь, я съем золотую сковородку, если это костистое лицо искажает не ревность.
Секретарша завладела вниманием чародея, он обхватил ее за плечи, покружил, что-то шепча, длинный нос зарылся в складках вуали. Бесстыдник!
– Сейчас, – сказала я сладко, – Мармадюк утащит Ясну в уединенное местечко.
– Нет. Ей было приказано при зрителях…
– Утащит. Целовать будет и не только. Я ему, представь, себя пообещала, если браслет снимет. Любопытно, от ядреного поддельного запаха возможно настолько голову потерять?
– Мармадюк, – хмыкнул фахан, – не рискнет снять с себя браслет, тогда артефактом сможет кто угодно другой воспользоваться.
В его тоне уверенности не ощущалось, я дробно и гаденько захихикала:
– Ты старенький, Караколь, уже не помнишь, как это – когда кровь кипит.
– Думаешь, твой Мармадюк – юный паж?
– Думаю, помоложе тебя. А если учитывать, что он памяти о прожитых годах лишился, так и вовсе щеночек. Горячий, бестолковый…
Ясна с чародеем скрылись за гардиной. Фахан пружинисто поднялся, меня не звал, но этого и не нужно было, я засеменила следом:
– Там что? Окно?
– Тайный ход, – бросил Караколь раздраженно.
Парчовое драпри скрывало арку, за которой зияла чернота. Шагнув в нее, я поморгала, чтобы глаза привыкли, рассмотрела удаляющийся мужской силуэт и бодро зашагала в другую сторону. Хорошенького понемножку, кто куда, а мы в трактир, за сковородкой, тем более что фаханово колдовство на нас, кажется, уже не действует. Коридоры сменялись коридорчиками, те иногда заканчивались тупиками или глухими без окон комнатами, я придерживалась правой стороны, рассудив, что рано или поздно куда-нибудь выйду. Снаружи найду лошадь, а там… Поворот, еще, я бродила уже довольно долго, звуки праздника отдалились и исчезли, поворот. Да кто так строит, псячья дрянь? Темно, тихо, того и гляди, злыдни набросятся. Хотя, наверное, они сейчас все вокруг ароматной Ясны клубятся. Что…
На что-то наткнувшись, я едва не упала, каблучки скользнули по паркету.
– Мар… – мурлыкнуло над ухом и мужские руки обхватили меня за талию, – …ма… дель…
Знакомые руки и губы, и горячий поцелуй.
– Как ты меня нашел? – спросила я, отдышавшись. – И где…
Мы продолжали, не говорить, нет, рты были заняты другим. Так вот для чего в бальных нарядах такие глубокие декольте! И тонкая ткань, сквозь которую ощущается каждый бугорок и изгиб тела. Юбки широкие, их так просто поднять, горячие жадные ладони на коже. Ах…
Мужчина отстранился, я разочарованно прошептала:
– Мармадюк?
– Мармадюк и Мармадель, – протянул он с неожиданной грустью, – моя фата, дарующая имена, говорила, что однажды Мармадель заставит меня… Впрочем…
Чародей хлопнул в ладоши, и темнота коридора исчезла, стайка светлячков зависла над нашими головами. Мужчина, стоящий рядом со мной, почти не походил на знакомого мне Марека, он казался старше; наверное, потому что его подвижное лицо сейчас было необычайно спокойным.
– Драгоценная Моравянка хотела спросить, где наши гостеприимные хозяева?
Холодный тон, черный лед в глазах.
– Выведи меня из этого треклятого дома! – велела я.
– Это будет непросто. А впрочем…
– Еще одно «впрочем», – показала я кулак, – получишь. Проводишь наружу, найдешь коня и ступай на все четыре стороны. Вышние сферы! Канцелярия! Чародеи! Провалитесь все к фаханам! И клятву свою я забираю, понял?
– Какую клятву? – Мармадюк, кажется, растерялся.
– Про то, что я тебе отдамся! Вот какую!
Гордо расправив плечи, я прошла вперед, светляки двинулись надо мной.
– Почему?
Вопрос остался без ответа. Почему? Да потому, болван ты эдакий, что иначе мне придется от тебя отказ получать, как только ты этот браслет снимешь! Фата, дарующая имена! Ну конечно!
С четверть часа мы шли по, казалось, бесконечным коридорам. Молчали.
– Где выход? – не выдержала я первой.
– Там же, где и вход. А вход там, где решил создатель лабиринта, наш рыжеволосый проказник Караколь.
Привычных ругательств пробормотать я не успела, голос фахана прозвучал одновременно отовсюду:
– Позвольте представить цветочную деву этого мира, Берегиню вольного города Лимбурга и мою…
Коридор исчез. Я стояла в большом зале, который покинула чуть больше часа назад, сотни глаз смотрели на меня сквозь прорези масок. Ясна, уже без вуали, переминалась за плечом Караколя. Он набирал в грудь воздух, чтоб закончить представление:
– Мою…
– Мою возлюбленную, – сообщили буднично у меня за спиной.
Отчего-то негромкий голос Мармадюка прозвучал гораздо отчетливее предыдущей тирады фахана. Два слова, тишина, наступившая после них, металлический щелчок. Я дернула рукой, на которой неожиданно оказался браслет, но больше пошевелиться не смогла.