– Прости, – шепнул чародей и быстро меня поцеловал.
Стало шумно, Караколь вопил: «Адель!» – кто-то поздравлял лорда Мармадюка, женский голосок глумливо интересовался, для чего тарифки скрывают лица под слоем краски, не от того ли, что боятся оскорбить взгляды почтенной публики своим уродством.
Чародей превратился в Марека-балагура, волшебным пассом снял с меня ужасную маску, рукой поправил локон, улыбнулся, пережидая восхищенные шепотки, и подмигнул белокурой фее:
– Продолжим веселье, дамы и господа! Музыка!
Он усадил меня в кресло у стола и увлек в танец какую-то даму.
– Не вздумай реветь, – сказал Болтун, – если меня слышишь, кивни, нет, не увижу. Топни ногой, нет, все подумают, что истеришь.
– Я тебя слышу, – вздохнула я, – дальше что?
– Великолепно. Теперь быстро отделайся от крысиного высочества. Надоел.
Караколь, протолкавшийся к креслу, надоел не только браслету, я выслушала пространные извинения и заверения, что мы все вместе непременно изыщем способ вернуть мне свободу воли, всхлипнула, промокнула сухие глаза предложенным носовым платком:
– Не правда ли, Карл, мой Мармадюк прекрасен? Какое величие, какая соразмерность черт.
Болтун подсказывал «чресел», мне в последний момент удалось исправиться. Вот ведь… болтун!
Разумеется, фахан немедленно удалился под неслышный ему хохот артефакта. Потому что ни один мужчина комплиментов сопернику слушать не захочет. Ясна попыталась выразить сочувствие, ее я послала по-простому, немало обогатив вокабуляр секретарши. Идиотка!
– Ну, – спросил Болтун, когда мы наконец остались почти наедине, если не считать десятков гостей, которым до нас, впрочем, не было никакого дела, – ты поняла, почему Мармадюк так поступил?
– Потому что он злодей? Псячья дрянь, я люблю злодея!
– Потому что теперь никто, кроме него, не сможет тебя, глупая Моравянка, заколдовать. Ты под защитой Мармадюка, теперь он все силы направит… Ой! Ой-ой-ой! Ты что делаешь?
– Пытаюсь тебя снять.
– Это может только твой возлюбленный.
– А вдруг. Что со второй причиной?
– Щекотно! – хихикнул сдавленно браслет. – Перестань!
Я поковыряла золотую пластину столовым неострым ножом и отложила его обратно на скатерть. Сковородкой еще непременно попробую, как только домой вернусь. Домой? Нет у меня теперь дома. Трактир есть, город, защищать который поклялась, а дом – это место, где тебя ждут. Меня ждать больше некому.
– Любопытная компания, – сообщил браслет светски, – и крайне опасная. Фею видала? Ну блондинку, Мармадюк с ней теперь танцует. Знаешь, кто это?
– Неужели та самая Флоризея? Одна из тех фат, что… Ну ты сам рассказ чародея слышал.
– Чего я только не слышал, даже удивительно, насколько легкомысленны бывают людишки…
– Есть способ, – перебила я начавшего хвастаться Болтуна, – убить фахана?
– Караколя? Тебе зачем? Дай подумать. Он высший, и, хотя части сил для проживания в человеческом мире лишен… Яд? Отвергнет. Зарезать? Любая рана зарастет как на собаке… Обезглавить было бы надежно, ну там, шею перепилить. Только пила нужна особая или меч легендарный. Так ты не ответила.
– Чего? – переспросила я, Мармадюк как раз излишне близко оказался к своей партнерше.
– Почему ты захотела убить Караколя?
– Из мести. Он теток моих…
– Тетки! – обрадовался Болтун. – Точно! Возьми у Рузи это ее новое взрывучее зелье, которое она незадолго до полуночи закончила. Мощная вещица. Любое волшебное тело в труху разорвет, швырнешь флакончик в фахана и «адью!» – он на новый виток перерождений, ты – под суд в вышнюю канцелярию.
– А чтоб без перерождений?
– Так не бывает, Моравянка. Без этого у нас только одержимые призраки обходятся. Чего вздрогнула? О, придумал. Можно Караколя в посмертии к определенному месту привязать, например, к камням вашим медоточивым. Он станет призраком, и тогда ты его окончательно сковородой развеешь. А? Правда я молодец? Только действовать придется быстро, до суда. Давай прямо завтра попробуем? На празднике. Высших фаханов при мне еще не убивали. Нет, меня тогда как сообщника заметут… Моравянка! Мармадель! Ты в обморок, что ли, наладилась падать?
Я сжала руку поверх браслета:
– Заткнись хоть на минуточку! – вдохнула, выдохнула, велела себе пустых надежд не питать и с дрожью в голосе спросила: – Незадолго до полуночи ты видел тетечку Рузечку?
Болтун не ответил, я убрала с него ладонь, щелкнула ногтем по пластине:
– Ну!
Артефакт продолжал хранить гордое молчание. Тут возле моего кресла возник нетрезвый плечистый пан в попугайской расцветки камзоле и криво сидящей маске:
– Прекрасная дама изволит подарить мне танец?
– Скажи ему, пусть сначала у твоего мужчины разрешения попросит, – ожил браслет.
– С удовольствием, – одарив пана широкой улыбкой, я вложила руку в довольно потную мужскую ладонь и поднялась.
– Собираешься ревность Мармадюка вызвать? – не унимался Болтун. – Любопытно будет на это посмотреть. Спорим, он даже внимания на твои маневры не обратит? Ты для чародея законный трофей и никуда не денешься, любовью привязанная, его сейчас больше Флоризея интересует. Не в женском смысле, тут можешь быть спокойна, он хочет из нее как можно больше информации вытрясти. Ну и задобрить. Насколько я понял, вышняя канцелярия ее сюда с какой-то миссией прислала.
Тенорок браслета иногда перекрывался голосом моего партнера. Тот осыпал прекрасную меня комплиментами.
Браслет грустно сообщил:
– По тексту шпарит, построчный перевод «Тысячи фраз для скорейшего перемещения куртуазного общения в горизонтальную плоскость» авторства лорда Анонимуса. Популярная в Ардере книжонка была лет двести назад. А меня сейчас укачает.
Воспользовавшись моментом, когда мы с паном остановились, дожидаясь музыки, я шепнула у своего запястья:
– Не расскажешь о тетках, следующий круг буду над головой при каждом шаге хлопать. Вот так!
Многие танцующие последовали моему примеру, и скоро вся зала отбивала хлопками ритм следующей песни.
– Плохо тебя тетки воспитали! – визжал Болтун. – Все, все, перестань. Не уверен, что верховные артефакты способны блевать, и не желаю первым в этом деле становиться. Все! Я совсем смирный. Пойдем куда-нибудь, где ты хоть пару минут спокойно постоишь.
То-то же! Сославшись на головокружение, я присела перед партнером в реверансе и юркнула за первую попавшуюся на глаза занавеску. Там, оперевшись локтями о подоконник, стала слушать.
– Ну да, – признался браслет, – незадолго до полуночи, только теток твоих я не видел, под манжетой у чародея болтался. Слышал. Рузя про зелье все подробно объяснила. Мармадюку. После того, как чуть было трактир к фаханам не подорвала. Олененок ее сначала чуть было не развоплотил, а толстуха, не твоя Гражина, а…
– Погоди, – потрясла я головой, чтобы привести в порядок разбегающиеся мысли, – давай по порядку, с момента, когда я из «Золотой сковородки» вышла, на прием к бургомистру отправившись. Марек, то есть Мармадюк, взгромоздился на стойку…
– Исполнил тарифскую застольную, – подхватил Болтун, – и еще пяток скабрезных песенок, потом сообщил гостям, что трактир, по случаю завтрашнего праздника, закроется пораньше. Веселушка Гося талеры пересчитала и в сундучок заперла, прибрали они залу, поужинали на кухне. То есть, наверное, поужинали. Мармадюк с ними не пошел, наверх поднялся. Сковородка? Нет, без нее. А, точно! Одну тетку я видел, которая утопленница. Чародей в ванне отмокал, как ты понимаешь, без одежды, я, соответственно, поверх бортика лежал. Тут синяя громада над лоханью и возникла. Прощенья просим, говорит, пан великий Мармадюк. Тот от неожиданности сам чуть не утонул.
Представив себе сцену, я рассмеялась.
– Но отфыркался, срам ладошками прикрыл, отчего мне этот срам во всех подробностях рассмотреть пришлось… Да не хохочи ты так, кто-нибудь сейчас сунется поинтересоваться причинами веселья. Познакомились они. Тетка испуганная очень была, иначе показаться бы не решилась.
– Испуганная?
– Сказала, с ними, тетками твоими, беда, что хорошо, что Моравянки здесь нет, потому что обеих их развоплотить немедленно требуется.
Во рту стало горько, с усилием сглотнув, я прошептала:
– Они обе стали превращаться в злобных духов?
– Ну да. По Рузе это быстрее заметно стало, но и Гражина превращение чувствовала. Хотели тебя об услуге просить, на после праздника разговор откладывали, знали, что опечалишься. Но тянуть больше было нельзя.
– Сделай это за Адичку, великий чародей Мармадюк, – сказала тетка, – пока она не вернулась. Бедная наша девочка…
А он спросил:
– Значит, кошмары, которые Мармадель посещают, с вами связаны? Вы те самые страшные сестры, о которых она во сне кричит?
Гражина кивнула:
– Не знаю, какой именно вред мы Адичке при своей жизни причинить пытались, но наверняка за него посмертием наказаны. Она, добрая душа, любит нас, беспутных…
– Вот тут, – продолжил Болтун уже от своего лица, – чародей попросил утопленницу отвернуться и выбрался из ванны. А я, между прочим, даже зажмуриться не мог! Тетка твоя, к слову, та еще штучка. Отвернулась, ага, только глаза свои на затылок переместила, чуть не причмокивала от зрелища голого мужика. Наверняка при жизни эпичной оторвой была. Так о чем я? Да. Дальше я только слышал под рукавом рубахи. Нет, манжета потом появилась. Экая ты, Адель, нетерпеливая. Сама просила по порядку! Мармадюк сперва в будничное оделся. Мы пошли в другую комнату, нет, не в спальню, каморка за стенной панелью. Библиотека? Возможно. Нет, без сковородки. Немножко подрались. Что? Да Рузя на чародея напрыгнула. Ага, совсем плоха. Визжала что-то разными голосами, укусить пыталась. Ну, Мармадюк ее скрутил… То есть разобрал. Ну как скелеты разбирают? На части. Череп поставил куда-то повыше. Рузя оттуда Гражину ругала, та в ответ тоже в словах не стеснялась. Потом призраки, мы с Мармадюком все это время в каком-то кресле молча сидели, стали придумывать, как они вдвоем чародея изничтожат. Тут я про зелье из оленьей чешуйки узнал. Мощное зелье, для физического тела смертельное и волшбу любую изничтожает. Вот… А потом олененок…