Караколь, кажущийся сейчас горбуном из-за сложенных за спиной крыльев, смотрел на свою помощницу, не делая попыток помочь. А другому чародею, казалось, ни до чего дела не было. Мармадюк сидел на столешнице у подножия трона, свернув ноги калачиком, как шут со старинной гравюры, только колпака с бубенчиками недоставало.
– Меня наказали, Аделька, – шепнула Ясна. – Фата Флоризея, за то, что я ее разговором задержать пыталась. Никто из чародеев этого заклятия снять не сможет.
– Драгоценная моя садовница, – протяжно произнес Мармадюк, поигрывая подолом фейского платья, – давай обеих девиц прочь прогоним. Леди Крыска вполне наказана, а панне трактирщице нужно к ее забавным медоточивым обрядам готовиться.
Прозрачные серебряные очи феи смотрели на меня не мигая, зубки в полуоткрытом улыбкой рту хищно блестели:
– Лорд Мармадюк желает меня провести?
– Конечно желает, – хмыкнул Болтун. – Это ведь он велел крыске ревнивую сластолюбицу отвлечь, чтоб Моравянку успеть из дома увести. Кстати, Аделька, ты ясниного лессера вполне сковородой могла бы упокоить. На то и расчет.
– Провести, кудесница? Я не посмею. – Голос чародея уже приобрел привычный тембр, видимо, я обжилась в этом времени. – Ты победила, Флоризея, я полностью в твоей власти. В твоей и власти темнейшей Асмодии. Кстати, я так и не понял, под какой личиной скрывает свою красоту твоя сестра… Впрочем, я обожаю сюрпризы. Девиц долой, чтоб не мешали, и…
Флоризея рассмеялась, как будто рассыпались по серебру мириады стеклянных осколков. От этого звука мне стало страшно. Настолько, что я ухватила под руку панну Ясну. Ее приблуда активности не проявляла, обвивала маслянистым щупальцем тонкую девичью шейку и сыто таращилась белесыми глазами. Здоровье жрет, это на болезнь проклятие. Ну ничего, мне бы только до сковородки добраться. А я-то, дура тарифская, еще удивлялась, что в доме, полном чародеев, приблуды расшалились. А у нас, оказывается, их призывать светлые феи не брезгуют. Светлые? Да полноте, эта Флоризея вообще на белую не похожа, только мастью.
– Да одинаковые они, – фыркнул браслет, – что светлые, что темные, не особо умные, зато хитрые, потому как живут бесконечно, до развлечений жадные… Да, ты опять вслух думаешь.
Флоризея еще некоторое время продолжала смеяться. Вот ведь позерша!
– А музыки нет, – сообщила я очевидный факт. – Подо что гости танцуют?
– Никому не пожелаю узнать, – ответил Болтун. – Наша ревнивица всех под свою дудочку плясать заставила. Дудка фигуральная. Помолчи, я хочу послушать, как Мармадюк пытается эту… трам-тарарам… умаслить.
Ясна у моего плеча всхлипнула:
– Не отпустят нас, Аделька. Мне-то при господине погибнуть даже в радость, а тебя жалко.
– Вы, ардерки, – тюти, – шепотом, чтоб не мешать Болтуну, припечатала я. – При господине погибнуть… Сто раз уже могла своего горбуна соблазнить. Он же ревнивый, оказывается, Караколь, точно тебе говорю. Всего-то и нужно было с другим каким пригожим хлопцем…
– Его высочество Моравянку хочет!
– А духи завлекательные тебе на что?
– Я специально господину противоядие от этого запаха изготовила.
– Тем более. Напоила, чтоб он меня не хотел, и с другим пригожим…
– Цыц! – не выдержал Болтун. – За ваши жизни бестолковые торгуются, а они только о флирте думают!
– О чем договорились? – проявила я любопытство.
– Флоризея вас с крыской отпускать не желает. Тебя особенно. Ей развлечений все еще недостаточно. Трагедию хочет, снятия всяческих масок. Мармадюк ей другие снятия предлагает, взаимные. Хо-хо! А белогривая наша жеребица с сестрой делиться не хочет.
– Жеребица?
– Аделька, ты с кем говоришь?
Ясна наверняка подумала, что я умом тронулась, пришлось разубеждать:
– С артефактом, его только я могу слышать. Погоди, я потом тебе перескажу. Болтун, что за жеребица? Нет таких слов.
– Слов нет, а кобыла с бубенцами – вот она, – хихикнул браслет скабрезно. – Сестренке она другого кавалера для танцев в горизонтальной плоскости подготовила. Можешь крыске передать, что она сегодня канделябр у ложа господина и фаты Асмодии держать будет.
– Псячья дрянь! – не стала я расстраивать девушку. – Так, а миссия фаты в чем заключается? Ты понял?
Ответа не последовало, из-за спинки трона на столешницу выступила другая фея, с черной как оникс кожей, такими же волосами и огромными, в пол-лица, лиловыми глазами. Ну чего скажу, бедняжка Караколь. У меня от этой красоты поджилки трясутся, я б с ней возлечь даже для спасения жизни не хотела бы.
Но, кажется, моего отвращения никто в зале не разделял, танцующие остановились, захлопали в ладоши, когда обе фаты встали плечом к плечу. Да, они действительно очень похожи, черточка в черточку, различаются только мастью. Ясна восторженно ахала, Болтун, поцокав в восхищении несуществующим языком, продолжал держать меня в курсе переговоров:
– Людей отпустят. Почти всех: и столичных гостей, и миннезингера, и даже секретаршу. Тебя нет. Феи считают, что недостаточно над Мармадюком покуражились. Он возражает. Пейзанка, говорит, это он тебя так называет, пейзанка в полном ему подчинении находится, в любой момент по приказу свою цветочную плоть отворит. Флоризея…
Фата хлопнула в ладоши, разноцветный колдовской вихрь понесся по зале, сметая одного за другим некоторых присутствующих.
– В трактир ступай, – оттолкнула я Ясну, – там сковородкой своего лессера упокоишь, или Олеся попроси.
Крыска уцепилась за меня обеими руками:
– Олесь?
– Они с пани Футтер из-под охраны сбежали.
– Значит, не зря я к ним самых бестолковых стражников определила. Не отпущу, Аделька, одну тебя здесь не оставлю.
– Брось, дурочка, я Берегиня, я со всем справлюсь.
– Может, она Караколя бросать не хочет? – предположил Болтун.
Это я передала и добавила едко:
– Между прочим, твоему высочеству эту чернолицую близняшку в подруги нежные прочат.
Вот зря добавляла, теперь Ясну мне от себя было никак не отцепить. Потому что в ардерской тюте ревность неожиданно взыграла.
– Твой Мармадюк с двумя фатами не управится? – пискнула девушка и обхватила меня еще и ногами для надежности, повиснув, как тощий медведь на осине.
– Моего Мармадюка на всех хватит, – от тяжести я пошатывалась, – о мужской силе этого лорда в вышних сферах легенды слагают.
– Ну да, – подтвердил артефакт, хотя крыска его слышать не могла. – Уверен, сплетни о том, как лорд-попугай обеих хранительниц волшебного сада соблазнил, чтоб без помех эдельвейс темнейшей Нобу и лотос светлейшей Алистер умыкнуть, далеко за пределы Авалона разнеслись.
– Что за ерунда? – фыркнула я. – Откуда знаешь?
– Когда лорд Мармадюк мне бессловесные команды отдает, кое-какие его другие мысли раскрываются. Все он, хитрец, вспомнил, почти все. О скуке своей бесконечной, о том, как обеих цветочниц соблазнил – заметь, одновременно; и про то, как попросил своего закадычного дружка большую часть своих сил на что-то переплавить. Зачем? Чтоб после в Лимбе искупаться. Волшебные воды реки лишают памяти. На великого чародея это бы не подействовало, а Мармадюк хотел жизнь с чистого листа начать. Брок, ты не знаешь, цверг это один, мастер по артефактам, в просьбе не отказал.
Разноцветный вихрь, исполнив свою задачу, растворился. В зале осталось человек десять от силы, то есть двое людей, мы с Ясной, которую я с облегчением поставила на пол, черно-белые сестры-фаты, лорд Мармадюк, его высочество Караколь и… Я осмотрелась. Все, шестеро.
Мармадюк спрыгнул со столешницы и направился в нашу с секретаршей сторону, Караколь взмахнул крыльями в попытке его опередить. Попытка увенчалась успехом. Может, оттого, что маг не особо торопился.
– Драгоценная Адель. – Фахан обнял меня, но под прикрытием нетопырьего крыла ткнул пальцем яснину приблуду, та задергалась, лопнула, потекла по воротнику платья. Грязь коричневый наряд испортить не могла, его изначально ничто не могло испортить. В алых глазах фахана читалась тревога. Лессера развоплотить не удалось, он успел проникнуть под кожу, на шейке Ясны виднелась похожая на родимое пятно клякса.
– Пусть пока так, – шепнула я, – приблуда ослабла, потом мы ее добьем.
– Господин, – Ясна шмыгнула носом, – вы тоже в опасности.
– Милая моя девочка, моя дорогая…
Говорил Караколь не мне, зато облапывал как раз меня. Ну правильно, ему хочется свою девочку из-под фейской ревности отвести, а я чего, отрезанный ломоть. Так как я, в отличие от ардерской крыски, целая Берегиня, и потому панна крепкая, демонстрацию чувств, сколько нужно было для достоверности, я вытерпела, дождалась приближения Мармадюка и только тогда вырвалась из объятий, бросилась на шею магу:
– Любимый, драгоценный, судьба моя.
Твердые губы на быстрые мои поцелуи не раскрылись, чародей меня отстранил:
– Нет, Моравянка, может быть, когда-то я был твоей судьбой, когда ты была совсем другой и я другим. Теперь, прости, тарифская трактирщица для великого Мармадюка – не пара.
– Милый, – протянула капризно Флоризея, – мне становится скучно. Вели пейзанке отворить свою кровь и угости нас этим прекрасным лакомством. Сок волшебных цветов бродил в ней столько лет, что приобрел невероятный вкус и консистенцию.
– Двадцать три года, – сообщила Асмодия, вызвав понимающее хихиканье близняшки.
Кого-то они мне обе напоминали, особенно черная. Вот точно же раньше видела.
– Значит, вы те самые панны-феи, которые меня из озера покойной Мораве вынесли? – спросила я.
– Она смеет к нам напрямую обращаться! – картинно возмутилась блондинка. – Пейзанка, ничтожество! Я сама тебя вскрою!
– Попробуйте, – предложила я, протягивая руку. – Уверена, что вам этого не удастся.
И захихикала от щекотки: длинные, прозрачные, как хрустальные загнутые кинжалы, когти волшебной девы бессильно елозили по моему запястью.
– Прикажи ей, Мармадюк.
– Это мое, Флоризея, – сказал холодно чародей. – И делиться этим ни с кем я не намерен. Сейчас мы отправим трактирщицу домой…