– С панной Ясной, – перебил Караколь. – Девушки должны принимать участие в празднике Медоточия, вышняя канцелярия ждет от нас уничтожения врат бездны. Ваши давние игры с лордом Мармадюком ни меня, ни этих девушек, ни города, который мне поручено оберегать, не касаются.
– Вышняя канцелярия… – Флоризея хлопнула в ладоши, и вокруг нас закружился колдовской вихрь. – Город! Девушки! Ты сам-то себя слышишь, фахан? Раньше ты мог жрать таких мягоньких самочек на десерт, дарить страсть женщинам, тебя достойным, и не думать о крючкотворах-законниках!
Мельтешение перед глазами ограничивало обзор, но вихрь явно меня куда-то переносил, а кто-то держал за руку.
– Мармадюк хочет, – сообщил Болтун, – чтоб я тебя в магическую лабораторию Караколя отвел. Сестрички неплохо их обоих с фахановым высочеством стреножили, целую сеть охотничью из дворцовой оружейни Авалона притащили. Мужчинам не выбраться. Но Мармадюк… Короче, он требует, чтоб ты в лабораторию захотела и Ясну заставила тебя туда отвести. Он тебя любит, поняла? По-настоящему, без браслета. И жалеет, что из-за его глупости ты судьбы своей лишилась и…
Любит? Я сжала мужскую ладонь. Ты меня любишь, Марек? Это ведь самое главное!
Вихрь затих, опал разноцветными искрами. Мы очутились на поросшей травой площадке, окруженной с трех сторон отвесными скалами. С четвертой открывался вид на безбрежные пространства темнеющих лесистых гор. Обе луны стояли в зените, от этого казалось, что с неба некто недоумевающе за нами наблюдает. Все еще полночь? Караколь с шелестом раздвинул крылья, под которыми обнаружилась бледненькая и растрепанная Ясна. Мармадюк отпустил мою руку за мгновение до того, как трава в центре площадки растаяла, открывая гладь небольшого озерца. Вода забурлила, на поверхность поднялся хрустальный трон, исполненный в виде цветка, на нем восседала фата Флоризея.
– Здесь все для тебя началось, Моравянка, здесь и закончится.
Фея успела переодеться, то есть наоборот, раздеться. Она была голой, если не считать полупрозрачной тряпочки, едва прикрывающей чресла. Ее трон занял почти всю поверхность пруда, поэтому, когда возноситься стала сестрица, произошла некоторая толкотня предметов мебели. Тоже трон, только обсидиановый, а не жемчужный, и полуголая тетка. Я посмотрела на небо. Видите, пани наши, королевы Нобу и Алистер, как вами кто-то притворяется? Не желаете спуститься и наказать?
– Мармадюк теперь хочет, чтоб ты Караколя слушалась, – сообщил Болтун. – Он попытается идиоток-фей заморочить, вы тогда спасетесь. Он думает, что фахан неплохой, в сущности, и девочек не бросит. А еще велел, чтоб я тебе личную жизнь в человеческом мире вести не мешал. Хороший работящий парень, чародей первого воплощения, то есть не старый. Я должен буду убедиться в искренности чувств этого самого первовоплощенного, и уж тогда…
Я раздраженно накрыла браслет ладонью, хотелось послушать сейчас других. Тем более что феи вдоволь насладились торжественными своими покачиваниями перед четверкой переминающихся на берегу зрителей и решили продолжить представление.
– Садитесь! – Флоризея махнула рукой, и на траве появились обычные деревянные стулья, как будто перенесенные сюда прямиком из «Золотой сковородки». – Разговор предстоит у нас с вами долгий, на всю ночь.
– И продлить ее мы тоже постараемся, – хихикнула Асмодия.
И тут я поняла, почему она казалась мне такой знакомой.
– Что с сердцебиением? – всполошился Болтун. – Не бойся. Мармадюк тебя кровь открыть не заставит. И меня не снимет, ты под нашей с ним защитой.
– Красавицы, – вздохнул чародей, усаживая меня на стул и опускаясь в траву у моих ног, – нам с его высочеством, разумеется, очень приятно любоваться вашими телами, но не пора ли переходить к основному блюду? Жестоко с вашей стороны разжигать огонь мужской страсти, откладывая ее утоление.
– Пусть лорд Мармадюк говорит только за себя, – сказал сварливо фахан, они с Ясной сидели рядышком, и можно было предположить, что под краем нетопырьего крыла держатся за руки.
– Ты мне вообще неинтересен, – перебила Караколя Асмодия. – Особенно в любовном плане.
– Не в силах выразить, какое облегчение вызывает во мне эта информация.
На черных, гневно раздутых ноздрях фаты блеснул лунный отблеск. Мармадюк эту гримаску тоже заметил.
– Неужели, – протянул он весело, – наше крысиное высочество и темнейшую фрейлину в прошлом связывает некая тайна?
Я посмотрела на фахана, его лицо было одного цвета с глазами, то есть красным.
– Господин не соизволит удовлетворить нашего любопытства? – неожиданно строгим тоном спросила панна Ясна, с усилием выдергивая конечность из-под складок крыла и скрестив на груди ручки.
– Еще одна наглая девка, – поморщилась Флоризея. – Да, твой господин пытался добиться благосклонности темнейшей фрейлины и да, получил вместо жаркой страсти черное любовное проклятие.
– Я помню эту историю, – веселился Мармадюк. – Там по-другому все было. Одна фея, имя которой, разумеется, история умалчивает, положила глаз на некоего нижнего демона, прибывшего во дворец Авалона в составе дипломатической миссии. Это было как раз перед сменой демонских правящих династий, поэтому наш безымянный герой тогда был всего-навсего герцогом. И эта мелкая демонская сошка, по слухам… Он ее отверг! Нет. Погодите, дайте отсмеяться. Там же целая тайная операция по соблазнению была. Парочка как бы совершенно случайно оказалась заперта в подземелье, каменном мешке, в котором помещалась только кровать и батарея винных кувшинов… и…
Мармадюк уткнулся в мои колени, фыркнул, вытер алым шелком платья брызнувшие из глаз слезы:
– А в остальном правда. Демона прокляли на любовные неудачи, во всех воплощениях он должен был оставаться одиноким.
– Угу, – подтвердил Болтун. – То-то крысеныша на неподходящих женщин тянет. Хотя знаешь, Аделька, даже самое сильное проклятие снять можно, если обстоятельства правильно совпадут.
– Для мужчин моего рода, – сказал хрипло Караколь, – возлечь без любви всегда считалось зазорным. Фата Асмодия сочла себя оскорбленной.
– А как же суккубы с инкубами? – спросила Ясна.
– Это низшие, – отмахнулся фахан, – почти животные.
– Он только что тебя животным обозвал, милый, – улыбнулась Флоризея. – Ты-то нелепыми ограничениями в любовной страсти не страдаешь. Хочешь, я накажу демона за тебя?
– Больше всего я хочу, чтоб это все закончилось, – ответил маг. – Всего и сразу вам с сестрой не получить. Сеть удерживает меня и Караколя, но не может заставить нас причинить вред этим девушкам.
– Крысу я могу распотрошить и без помощи.
– Нет. – Фахан поднялся и прикрыл крыльями сжавшуюся на стуле Ясну. – Что же касается Адели…
– Цветочной Мармадели. – Асмодия, как я заметила, обожала перебивать именно Караколя. – Только желание этой девицы может отворить ее кровь. Фло, милая, заставь этих играющих в благородство болванов молчать. Ты ведь можешь?
– Смогла, – сообщил Болтун. – Подозреваю, что сейчас тебя, Моравянка, будут к самоубийству подталкивать.
Псячья дрянь, опять?
– Мар-ма-дель… – протянула черная фея по слогам. – Бедная, запутавшаяся девочка, давай я тебе все про этого чародея расскажу. Лорд Мармадюк, ученик Этельбора. Вышний, великий, прекрасный.
– Не особо, – кашлянула я. – То есть, конечно, любовь глаза застит…
– Не перебивай, – перебила меня Асмодия. – В своем высокомерии этот маг решил, что сможет переиграть судьбу! Ему, видишь ли, фата, дающая имена, предсказала, что в его жизни только одна настоящая любовь будет. Мармадель! Она его от всего отречься заставит, себя потерять. Поначалу наш маг предсказанию очень радовался, удобно им от соблазненных им женщин отмахивался. А потом, когда на свет та самая Мармадель появилась…
– Не верь, Моравянка, – перекрикивал Асмодию Болтун, – он о тебе тогда не знал, ничего не знал. Он от скуки обнулиться захотел, все с начала начать. У чародеев это что-то вроде профессиональной болезни – скука.
Мармадюк обнимал мои колени, и это прикосновение показалось мне ледяным.
– Но судьбу не обманешь, – продолжала фея. – От того, что этот маг тебя бросил, нить твоей жизни оборвалась, и, если бы не наше с Фло участие…
– Погодите, – я вытерла ладонями лицо. – Ничего вообще не понимаю. Мы, тарифские трактирщицы, вашим вышним этикетам не обучены. Чего мой Мармадюк натворил?
Асмодия растерялась:
– Он от тебя сбежал, специально в Лимб прыгнул, чтоб памяти лишиться.
– Но вы же его оттуда достали?
Мужские руки на моих коленях дрогнули, Мармадюк, кажется, сдерживал смех.
– Мы, трактирщица, – начала медленно как убогому объяснять Флоризея, – его из вод реки забвения спасли, чтоб за твою порушенную судьбу отомстить.
– А я где была?
– При смерти ты была, в горящем доме около бездыханных трупов родителей!
– Оп-па, – протянул Болтун, – а Мармадюк об этом впервые слышит. Давай дальше расспрашивай.
– А вот цветки, – я широко развела руки, будто обнимая оба цветочных трона, – их же, наверняка простым человеческим детишкам запрещено скармливать. Королевы вас за них не заругали?
– Святые бубенчики! – ахнул браслет. – Не в бровь, а в глаз! Только, помнишь, я тебе говорил, что флору волшебную Мармадюк украл от скуки.
– Мы взяли на себя эту ответственность. – Флоризея одарила меня материнской улыбкой. – Вышние фаты должны последствия преступлений подчиненных им чародеев исправлять.
– Врет, – от возбуждения Болтун вибрировал. – Не подчиняются им маги. Но что-то здесь действительно нечисто. После эпохального нырка Мармадюка в воды забвения эти дуры должны были вернуть…
– Мы оживили тебя волшебной росой, Моравянка, и нашли для тебя приемную мать, единственную, которая могла тебя защитить.
– Про оживление – вранье, – отбил подачу артефакт. – Кстати, я несколько потерял нить разговора. К чему тебя подводят?
Его любопытство недолго оставалось неудовлетворенным. Меня подводили именно к самоубийству, только, как бы это сказать, о