– Безумный кусок дрянного металла, раб шута, ничтожество, подделка!
– Это ты подделка, Мармадель, ты! Не на своем месте девица пыжится!
– А ты – мерзавец, как вся ваша вышняя братия! Играете человеческими судьбами, будто мы вам шахматные фигурки. От скуки, от того, что жизни ваши бесконечны и бессодержательны. Не для того вас пан Спящий над нами поставил! Он…
Я споткнулась, налетела на Мартуську, девочка меня поддержала:
– А здоровы вы ругаться, панна-хозяйка, недаром столько лет в Медоточие корону получали.
Я растерянно заозиралась. Над верхушками пылающих огнем камней парили обе луны. Хоровод закончился, девушки, кто присев, а кто и вовсе растянувшись на земле, приводили в порядок дыхание, косились, оценивая добычу соседок.
– Вот этот конкретный обряд мне совсем не понравился. – Ясна, на шее которой болталось трехслойное ожерелье, согнулась и уперлась ладонями в колени. – Непристойный, позорный, нелепый обычай. Особенно гадко, что половина этих… юных горожанок умудрились мне свои бусины подсунуть. Слюнявые бусины… В чужой слюне…
– Это от уважения к твоему статусу, – попыталась я подольститься. – Тем более ты ведь мне их отдашь, правда?
– И не подумаю. – Тонкие пальчики любовно огладили ожерелье, как-то и брезгливость позабылась. – Некий… милорд обещал всем, что медовая королева выберет себе супруга.
– Так он переобещал?
– Благородный муж должен исполнить клятву? – сказала Ясна неуверенно, будто пробуя слова на вкус, и смачно закончила: – Псячья дрянь!
Мартуся вздохнула, сняла через голову пустую ленточку. Из круга мы выходить не спешили, сначала подсчет. Ленточки неудачниц исчезли в кармашках передников, чтоб не позорить хозяек.
– Восемьдесят шесть, – сообщила поднаторевшая в арифметике на службе секретарша, – то есть, простите, триста восемьдесят шесть, я сотнями считала.
Франчишка разочарованно топнула ногой:
– И ладно, мой-то на мне и без короны женится.
– Панна Богуславова забывается? – противным визгливым голоском переспросила Ясна. – Потому что, насколько я поняла, обряд поношения и злословия подошел к концу?
Мясникова извинилась, поднесла секретарше свою долю.
– Правилами это запрещено! – прикрикнула я. – Одно дело тайно, другое – вот так вот. Это вообще взятка называется, за такое на площади порют, обе, между прочим, стороны.
Франчишка вернула свое ожерелье на шею, расправила независимо плечи, Яська недовольно спросила:
– Панна Моравянка позволит пересчитать свои бусины независимым свидетелям?
– Да хоть сами, панна Ясна, трудитесь, не жалко, только на мне.
Крыска защелкала шариками:
– Ты ведь не злишься, Аделька?
– Злюсь, но не на тебя, – шепнула я в ответ. – В любом случае ночь здесь тебе провести не позволю.
– Это мы еще посмотрим. Знаешь, кого мне в мужья Карл выбрать велел?
– Догадываюсь, Мармадюка.
– И все равно не злишься?
– За то, что не случилось? Вот еще глупости.
– Проиграла, Мармадель, триста две!
Панны вокруг загомонили, захлопали в ладоши. Переждав, когда ликование схлынет, я подняла руку и спросила:
– А с этим?
Болтун нанизывал добычу на усики и закручивал их вокруг моего запястья.
– Это не ты заработала! – пискнула крыска.
– Кто знает, – изобразила я невинность, велела: – Считай!
А еле слышным шепотом предупредила кое-кого, что, если хоть слово вякнет, видит Спящий, руку себе отпилю, а кое-кого искупаю во взрывучем зелье. Болтун угрозы испугался, молчал.
– Поддайся, – уговаривала я сосредоточенную Ясну, – тебе оно не нужно.
– Так и тебе без надобности, – возражала крыска, – сама предлагала корону и жениха, говорила, что независимо от результатов ночью при камнях останешься.
– Это раньше было, до того, как все случилось.
– Ревность? – шепнул покровительственно артефакт. – Кажется, леди-крыска Моравянке за благосклонность к ней его высочества мстит.
– Цыц! – щелкнула я пальцем по золотой пластине. – Лучше попробуй хозяина своего учуять. Самой любопытно, почему они с Караколем на праздник Медоточия не явились. Важное же дело, волшебное.
Яська шевелила губами, считая, или бормотала что-то про себя. Медленно как.
– Ничего не ощущаю, – сказал Болтун после паузы. – Но это еще ничего не значит, может, наши фахановы врата нас магическим колпаком от внешнего мира накрыли, а может…
Панна Ясна заглянула мне в лицо, нахмурилась:
– Триста восемьдесят шесть, счет ровный!
Прочие девицы загомонили, стали хлопать в ладоши:
– Две! Две хороводные королевы нынче в Лимбурге воцарятся! Прямо как пани наши луны, Алистер и Нобу, беленькая и черненькая!
Неприятное сравнение, беленьких и черненьких я накануне в пруду фейском насмотрелась.
– На самом деле мы с тобой, Моравянка, выиграли, – пробормотал артефакт, – Крыска несколько бусин как бы случайно обронила и туфельками затоптала. Авантюристка ван Диормод! И не докажешь же теперь ничего…
Ясна его услышала, победно улыбнулась и взяла меня за руку:
– Давай и дальше вместе, Мармадель, как подруги.
– Давай, – согласилась я. – Только предупреждаю сразу, ночка тебе предстоит препротивная.
Несколько вельможных панов из городского совета распоряжались, нас с Ясной короновали – надели на макушки цветочные лохматые венки, осыпали зерном и лепестками, пронесли на руках к алтарю, от которого пришлось откатить пивные бочки, чтобы освободить путь.
– Что теперь? – спросила подруга, когда нас с ней рядышком усадили на струганые доски постамента.
– А я знаю? – фыркнула я, сдувая с лица веточку остролиста. – В прошлые годы алтарей у нас не было, меня просто так, без эффектов одну здесь оставляли. Спасибо, пан Рышард.
Это я поблагодарила за поднесенную кружку с пивом. Пить после танцев хотелось, но пришлось делиться. Крыску тоже мучила жажда, и благородная девица проглотила полпинты не поморщившись, как будто не благородная вовсе, причмокнула губками:
– Горьковато, пятую часть можно фруктовым соком заменить…
– Нелепое извращение.
– Вишневым. Хотя… здесь птичья вишня не растет…
– Панна Моравянка помнит, о чем мне давеча обещала? – Рышард задержался у алтаря, чтобы перекинуться со мной словечком.
– Помнит, – заверила я. – Все как обычно, ночью дам камням то, чего они хотят, и все по-старому будет.
– Не будет у вас теперь по-старому, – протянул Болтун, когда пан-сосед откланялся и отошел. – Раз Караколь решил город облагодетельствовать, от этого не отступит. Прилетит сейчас на крыльях ночи…
Пан Богуслав вышел на свободный от народа пятачок и стал держать речь. Бла-бла… Вельможное панство, любезные гости… традиции вольного Лимбурга…
– Я речь писала, – похвасталась Яська.
Секретарша поглядывала поверх голов, но обещанный Болтуном прилет начальства задерживался.
Почтенный мясник, сбиваясь со множественного числа на единственное и сверяясь с каким-то листочком, вещал о древности медоточивых обрядов, потом смял листок и махнул рукой музыкантам, те заиграли неторопливую мелодию, толпа стала расходиться. Залитые водой костры чадили в ночное небо, над возвращающейся в город процессией мерцали огни факелов. Завтра люди сюда придут, чтобы снова приветствовать своих хороводных королев, но сейчас они оставляли нас одних. Музыка отдалялась.
– Это что – все? – удивилась крыска.
– А ты чего ожидала? – Я сняла с шеи янтарные бусы. – Не метила бы в королевы, сейчас бы на главной площади со всеми веселилась, там до утра гулянка будет. А тут у нас работа. Последний раз предлагаю: здесь обожди. Если хочешь, можешь пока поспать. На рассвете народ вернется, тогда еще порцию заслуженного обожания получишь.
– Не собираюсь я спать! – Она выдернула из моих рук бусы, спрыгнула с постамента и побежала к мерцающей жидким пламенем громаде камней. – Вперед! В атаку!
– Подожди! – закричала я.
С усилием преодолевали мы сопротивление вязкого кисельного воздуха, держась за руки.
– Значит, так, Яська, – инструктировала я подругу, – ты с ними в беседы не вступай, обещаниям не верь и, если что, лучше в обморок падай.
– С ними? – Девичья ручка задрожала, когда от пламенеющих стен стали отделяться духи Медоточия. – С ними?!
– Не бойся, – бормотала я, не забывая вежливо кланяться. – Ничего плохого сделать они тебе не могут, только уговорить. Не поддавайся. Ну да. Не красавцы. Так неизвестно, какими мы в их возрасте станем. Хотя не дай Спящий до таких лет дожить… Здрасьте… Доброй ноченьки… Или вот, в сравнении с фатами Флоризеей и Асмодией например, может, и неплохо кое-кто из присутствующих выглядит.
Духи были страшненькие, перекореженные, с обилием язв, гнилостных наростов, с рогами, зубами, шипастыми хвостами и нелепыми изобильными конечностями.
– Не бойся, – придерживала я обмякшую Ясну, – лессеры примерно так же выглядят, честное слово.
– Оскорбляешь? – раздалось одновременно со всех сторон. – Сравниваешь… Наглая Моравянка. Думал, исправилась, думал, нормальную жертву привела… А она…
– Браслетик в жертву не желаете? – предложила я любезно. – Хороший рабочий артефакт.
Безносые красноглазые рожи склонились над Болтуном, тот начал лопотать о том, что вообще-то мужчина. Да, именно так себя и ощущает. Ну и что, что без бубенчиков? У духов Медоточия с этим тоже не особо. Ах, есть? Нет, не нужно показывать!
Но нам, разумеется, все обсуждаемое показали и глумливо смеялись от визга испуганной Ясны.
– Сама виновата, – утешала я подругу, – а не нужно было в королевы стремиться. А вы, пан Легион, причиндалами своими не машите! Нам замуж еще выходить. Да хоть друг за друга! Может, после сегодняшнего нам никаких мужчин не захочется!
Дух разноголосо хохотал. Тут какое дело – он вроде как один был, и одновременно их было много, легион. Дух Медоточия вел нас извилистым бесконечным лабиринтом, в который превратилось пространство между камнями. Пока все шло хорошо. В центре лабиринта нас ждала ажурная золотистая беседка, в которой стоял накрытый к трапезе стол с изящными резными креслицами.